Долгожданная развязка

Потогонная мастерская, куда его привезли, представляла собой здание в пять этажей без окон и выглядела большой перевернутой коробкой. Уэйн медленно вылез из машины, оглядывая мусорные баки, осаждаемые бродячими котами. Он сразу привлек внимание двух женщин и кучи ребятишек, которые немедленно стали клянчить милостыню.

— С вас пятьсот песет, senor.

— Подождите, — резко бросил Уэйн. Шофер открыл было рот, но потом все же передумал возражать.

— Si, senor, — пробормотал он и съездил по уху мальчишке, который тыкал пальцем в наполовину оторванное боковое зеркало.

Пробравшись через толпу ребятишек, Уэйн направился к красным двойным дверям, ведущим в мастерскую. Здание ограждал сломанный проволочный забор, и Уэйн обратил внимание, что никто из детей не пошел за ним за территорию предприятия. Его владельцы наверняка тратили больше денег на сторожевых собак, чем на зарплату рабочим. Красные двери на заржавевших петлях открылись с трудом. Но стоило ему ступить вовнутрь, как духота и жара волной охватили его. Уэйна едва не вырвало от запаха грязной одежды, пыли и пота. Помещение освещалось слабыми электрическими лампочками без абажуров, и было наполнено клацанием целой армии швейных машин.

Попривыкнув к полутьме, жаре и шуму, он обежал глазами комнату, не пропуская ни одной детали. Вдоль нее стояли деревянные скамейки, на которых тесно, плечом к плечу, сидели многочисленные работницы. Уэйн, все еще незамеченный, подошел поближе. Женщины были одеты практически одинаково. Пропитанные потом белые блузки и длинные черные юбки из тонкого материала. Все носили платки, закрывающие волосы, которые тоже промокли от пота. Черные глаза прикованы к белому материалу и гудящим иглам. Некоторые были старыми, другие помоложе или даже совсем дети, но на их лицах лежала одинаковая печать безысходности. Все они молчали. Сначала он решил, что разговаривать мешает шум, но потом заметил нескольких мужчин, двигающихся между скамьями и стенами без окон. Женщины испуганно моргали, когда они проходили мимо, и Уэйн все понял.

Внезапно один из мужчин заметил его. Повернул к нему удивленное потное лицо и направился в его сторону. Он был довольно высоким для испанца. Подойдя поближе, он поставил руки на бедра, угрожающе выпятил подбородок и произнес несколько слов на гортанном испанском.

— Я хочу поговорить с Марией Альварес.

Мужчина не понимал английского, но имя узнал. Джулио Корсеци выбрал Марию Альварес для себя лично. Так делали все надсмотрщики, потому что женщины знали, что только они могут их защитить и выторговать для них у хозяина несколько лишних монет. Но пока Мария Альварес сопротивлялась. Глаза Джулио сузились при виде красивого иностранца. Кто он? Ее любовник? Это из-за него она такая неуступчивая? Она была самой красивой из всех знакомых ему женщин, к тому же самой умной.

Но тут он понял, что гринго не может быть ее любовником. На нем только золота было на несколько тысяч песет. Он мог бы, если захотел, содержать Марию в роскоши.

Уэйн полез в карман и достал пачку банкнот. Показал на женщин и повторил:

— Мария Альварес.

Джулио быстро схватил деньги и кивком показал на пятую скамью справа и на пальцах изобразил цифру шесть. Уэйн подошел поближе, пытаясь разглядеть девушку в этом полумраке. Он напряженно всматривался, надеясь обнаружить в ней что-то отличное от других, доказывающее, что она — его дочь. Но голова ее была наклонена, и он мог разглядеть лишь пряди потных черных волос на лбу. В этот момент она слегка откинулась назад, и он увидел, что лицо ее залито потом и заляпано машинным маслом наверняка по вине машинки, которая выглядела совсем древней развалиной. Худое лицо еще бледнее, чем у остальных, глаза определенно темные.

Уэйн отшатнулся, будто увидел змею. В ней не было ничего, что ему хотелось бы видеть, что еще можно спасти. Такая же, как и все остальные в этой грязной, вонючей стране. Иначе что бы она здесь делала? Внезапно он пожалел, что она вообще родилась, что возбудила в нем какие-то надежды. Сука. Только такое… существо и оказалась способной родить Росита.

Он усмехнулся. Можно представить себе, что произойдет, если ввести в лондонское общество эту дочь, рожденную в грехе. Она наверняка станет ходить босиком и разжиреет от шоколада. Уэйн взглянул на явно заинтересованного Джулио, кивнул, повернулся и вышел.

Мария Альварес так и не подняла головы.

Уэйн сел в ожидавшую его машину и приказал вести себя в гостиницу. Там он сложил вещи и позвонил в аэропорт. Ему повезло. Только что сдали два билета на ближайший рейс.

Мария услышала звонок и едва не расплакалась от облегчения. Как по мановению волшебной палочки машинки смолкли, неважно, закончена была работа или нет. Внезапная тишина болезненно давила на уши. Затем поднялся гул женских голосов, в дверях возникла обычная пробка, поскольку все спешили уйти побыстрее. Она продолжала сидеть. После пятнадцати часов, проведенных между двумя потными телами, ей вовсе не нужны были еще десять минут в давке у двери.

Девушка наклонилась вперед и стянула платок, позволяя влажным, но роскошным волосам рассыпаться по плечам. Облокотившись на стол, полной грудью вдыхала застоявшийся воздух. В первые дни, когда она только начала здесь работать, ей казалось, что задохнется. Мария часто падала в обморок, как и все новички, но потом привыкла. Надсмотрщики и швеи ее полностью игнорировали. Она работала уже полгода, но ей казалось, что прошли по меньшей мере шестьдесят лет.

Она должна отсюда выбраться. Даже если придется голодать. Даже если она будет вынуждена пойти на улицу. Все, что угодно, только не такая жизнь.

— Снова меня поджидаешь? — В словах, произнесенных на местном диалекте, слышалась похотливость. Мария внутренне сжалась.

— Я собираюсь уходить, Джулио, — устало поправила она. Каждый вечер ей приходилось от него отделываться, и с каждым разом это было все труднее.

— А, да будет тебе, Мария. Почему бы нам не пойти ко мне? У меня в холодильнике есть вино, очень неплохое. И если ты правильно себя поведешь, я добьюсь, чтобы тебя перевели наверх.

— Дивно, — усмехнулась она. — У них там лампы посветлее, верно? — Она встала, но он загородил ей дорогу.

— Какая же ты неблагодарная, маленькая Мария, — укорил ее Джулио. — Они там шьют прелестные платья. Шелк и кружево. Гмм… — Он приложил пальцы к губам в молчаливом поцелуе, и Мария едва не расхохоталась. Этот Корсеци считает себя подарком для женщины, потому что не разжирел и получает на двести песет больше, чем работницы. Как все это ничтожно и… немного грустно.

— Мне нужно идти, — сказала она, бесстрашно отталкивая его и направляясь к двери. С того дня, когда она сбежала с виллы от еще неостывшего тела матери, она быстро научилась заботиться о себе. Без этого ей бы не прожить.

— Надеюсь, ты не рассчитываешь встретиться со своим длинным любовником, — злорадно крикнул ей вслед Джулио, оскорбленный в лучших чувствах. — Ты ведь ему наврала, где работаешь, Мария Альварес. Так где? В магазине для туристов? Боюсь, он тебя разоблачил.

Мария повернулась и уставилась на него.

— О чем ты болтаешь, недоумок?

Джулио презрительно рассмеялся.

— Я говорю о высоком англичанине, который тебя спрашивал. Наверное, мне следовало бы отпустить тебя на пару минут, но… — Он выразительно пожал плечами, радуясь, что ему хоть на этот раз удалось поставить заносчивую сучку на место.

— Высокий англичанин? — повторила Мария, и сердце ее внезапно упало. Умирая, почти в беспамятстве от запущенного сифилиса, Росита рассказала ей об отце. О его голубых глазах и волосах медного цвета.

— Как он выглядел? — резко спросила Мария, стараясь не выдать свое волнение. Если он догадается, как это для нее важно, он ничего не расскажет.

— А, воображает из себя, потому что у него голубые глаза и золотистые волосы. Но он полное ничтожество, — заявил Джулио, пожимая плечами и смеясь. — Не такой, как я. А ростом совсем чуть-чуть повыше.