Долгожданная развязка

Даже теперь, когда он следил за движением, каким она указала горничной, куда поставить серебряный поднос, он видел, что в ней чувствуется класс. Странная это штука, класс — а уж британцы особенно этим славятся. Многие годы Уэйн не мог понять, в чем же он заключается. Не стиль, это точно. Сильвия вообще была до мозга костей деревенской женщиной, некрасивой, безвкусно одетой. Она носила бесформенные платья, резиновые сапоги, плотные куртки и бродила по окрестностям, напоминая чучело. И все же ее окружала аура особой принадлежности, не заметить которую было просто невозможно.

И интеллигентность здесь была ни при чем. Хотя его жена училась в Роудин-скул и Гертон-колледже [2], своими скромными успехами она была обязана хорошей памяти, а не умению самостоятельно думать. И тем не менее она была, есть и останется леди Сильвией Гринуэй. Ни в коем случае не миссис Д'Арвилль. Сначала его это злило, потом стало забавлять. Когда местной аристократии рассылались приглашения, принять участие в бракосочетании в соборе Святого Павла леди Сильвии Гринуэй и Уэйна Д'Арвилля, он начал понимать психологию англичанина. Сильвия всегда будет леди и Гринуэй. И поскольку он ничего не мог с этим поделать, то решил использовать это обстоятельство себе на пользу. В финансовом мире его все еще считали начинающим иностранцем, завладевшим компанией неблаговидным образом. Продолжающиеся неудачные попытки внуков сэра Мортимера вернуть компанию создали ему репутацию, изменить которую он не мог. Но с женой, которую звали леди Сильвия и которая происходила из знатной семьи, с величественным особняком и списком гостей, достойным уважения, он имел больше шансов. Во всех отношениях, кроме одного, Сильвия была идеальной женой. Робкая, послушная, с хорошими связями.

Если бы только эта сука не оказалась бесплодной!..

Уэйну страстно хотелось иметь ребенка. Только в этом отец сумел его обойти. Вольфганг дал жизнь двум сыновьям. Уэйн женился, чтобы получить наследника. Прошло десять лет — и ничего.

— Молока, сахара не надо, верно? — спросила Сильвия и покраснела, заметив его злую ухмылку.

— Правильно, дорогая. Хоть раз, да не ошиблась.

Рука Сильвии слегка тряслась, когда она наливала ему кофе из серебряного испанского кофейника в изящную чашку из уорчестерского королевского сервиза. Но не пролила ни капли.

— Так как там Париж? — спросила она, откидываясь на спинку дивана и переводя дыхание, потому что чувствовала, как покалывает груди. Почему она всегда так на него реагирует? Превращается в жалкую, дрожащую размазню, когда он рядом? Но нужно быть справедливой, ничто в ее предыдущей жизни не подготовило ее к такому мужу, как Уэйн. Мать умерла, когда ей еще не было семи, растила ее череда нянек, заботившихся о всех ее нуждах. Красотки из нее не вышло, да и прожила она всю жизнь практически в деревне. Высокий француз показался ей тигром, попавшим в мирный курятник. У нее не было ни малейшего шанса. Она вздохнула и отпила глоток терпкой жидкости, не обращая внимания на то, что горячий напиток обжег ей рот и из глаз потекли слезы. Сколько у него любовниц в Лондоне? Сильвия знала по крайней мере о двух, но была уверена, что их больше.

— Париж всегда одинаков, — отрезал Уэйн, но по его глазам, которые он не сводил с настольной лампы с подставкой из яшмы, она поняла, что мыслями муж где-то далеко, и только тут заметила, как он напряжен. Он явно был чем-то возбужден, но чем?

— Наверное, приятно быть таким пресыщенным, — заметила она несколько резче, чем собиралась. И опустила глаза, дыхание вырывалось из нее толчками частью от страха, но частью и от внутреннего напряжения.

Уэйн быстро и с искренним изумлением взглянул на нее. Она всегда вела себя как серая мышка, и его заинтересовало это внезапное проявление характера. Но только на мгновение. Один взгляд на горящие глаза, на пальцы, нервно теребящие юбку, подсказал ему ответ.

— Вижу, ты чувствуешь себя обделенной, — лаконично сказал он, встал и снял пиджак, обнаружив широкую грудь, прикрытую белой шелковой рубашкой. Никакие ухищрения цивилизации не могли скрыть ту грубую мужскую потенцию, которая исходила от него.

Сильвия почувствовала, как сердце замерло, потом забилось вновь.

— Нет! — в отчаянии воскликнула она, вскакивая и оглядываясь по сторонам, как попавший в ловушку кролик. — Я не имела в виду…

Муж, не отводя от нее взгляда, начал расстегивать рубашку. Она смотрела на его руки как зачарованная. Годы были милостивы к Д'Арвиллю, она это понимала. Большинство мужчин таких огромных размеров начинали толстеть, их тела становились рыхлыми, но Уэйн ежедневно тренировался и сумел избежать этой ловушки. В его волосах пока еще не было заметно седины, но она знала, что даже если он начнет седеть, сочетание медных и седых волос будет потрясающим. Она легонько вздохнула, когда он стянул рубашку, и взглянула на дверь. Он же лениво подумал: неужели она серьезно рассчитывает сбежать или всего лишь беспокоится, что войдет кто-нибудь из слуг? Сильвия закрыла глаза и в отчаянии застонала. Почему она такая слабая? И такая невезучая? Не появись Уэйн, вышла бы она замуж за какое-нибудь чудо без подбородка, которое приходило бы домой каждый день и занималось с ней любовью по ночам, в постели, в темноте.

А вместо этого… Уэйн слегка улыбнулся и, протянув к ней руки, легко оторвал от пола. На ней было летнее платье пятилетней давности выгоревшего голубого цвета с такими же выгоревшими красными маками. Он положил ее на пол у пустого камина. Она отвернулась от мужа и уставилась на большую вазу с цветами. Естественно, розами — белыми и желтыми с розоватым оттенком. Там была еще нигелла с маленькими сине-зелеными листочками. И Джинни добавила туда водосбор. Странное сочетание. Она вздохнула и вытянулась.

Уэйн положил ладони на ее маленькие груди и почувствовал, что затвердевшие соски превратились в камешки под его пальцами. Сильвия закрыла глаза, и длинные ресницы на гладкой щеке напомнили ему мертвых насекомых. Он не поцеловал ее. Он вообще считал ее слишком безобразной, чтобы целовать.

Тут Уэйн сообразил, что молния у платья сзади, но ему не хотелось утруждать себя и переворачивать ее. Он просто взял платье у ворота двумя руками и разорвал. Сильвия дернулась, вскрикнула и начала дрожать. Он взглянул на нее, наклонил голову и взял левый сосок в рот. Быстро стянул с нее простенькие трусики, разделся сам и раздвинул ей ноги.

Сильвия вздрогнула, почувствовав его вторжение. На мгновение она встретилась с ним взглядом. В скучающих глазах мужа была насмешка. Сильвия беспомощно закрыла глаза и ухватилась руками за его плечи.

Внезапно она торжествующе улыбнулась и тут же забилась в первом оргазме. Закричала, но быстро прикусила губу, боясь, что услышат слуги. Уэйн поднял голову и, не нарушая ритма, двигаясь как автомат, равнодушно глядел на элегантный шкаф Чиппендейла. Когда все кончилось, Сильвия, почувствовав поток семени внутри себя, снова улыбнулась. На этот раз он заметил. Его глаза на мгновение прищурились, потом он быстро поднялся, застегнул молнию на брюках и голый по пояс прошел через комнату в холл. Сильвия повернула красное и мокрое лицо как раз вовремя, чтобы увидеть, как он почти бежит по лестнице. Она подождала несколько секунд и услышала в отдалении звук включенного душа.

Она долго лежала, пытаясь отдышаться, потом медленно, с трудом встала, запахнув разодранное платье. Тело приятно болело. Она пошатываясь подошла к двери и посмотрела сначала налево, потом направо. В доме было тихо. Она поспешно поднялась по полукруглой лестнице из белого мрамора, направляясь в свою спальню, где тоже был душ. Вытеревшись насухо, она открыла шкаф и взяла первое попавшееся платье. Еще одно летнее платье, такое же старое, как и предыдущее. Когда-то оно было ярко-желтым, но сейчас почти совсем выцвело. Она натянула его на худенькое тело и достала еще одни трусики от Маркса и Спенсера. Взглянула на дверь, соединяющую их спальни, потом отвернулась, легла на постель и зарылась лицом в подушку. Плакала она тихо, она вообще все делала тихо.

2

Роудин-скул и Гертон-колледж — привилегированные женские учебные заведения в Англии.