Психадж

— Учитель, меня как будто что-то удерживает, но я все равно не изменю своего решения. Пусть моя возможная ошибка увеличит ваши шансы на возвращение.

Людмила кричала, пыталась схватить Сергея за руку, за край одежды, но все было тщетно. Сергей прошел сквозь нее, добрался до середины моста и, махнув учителю рукой на прощанье, шагнул в пропасть. Неизмеримо долго звучал в ушах Людмилы отчаянный крик Сергея. Звука падения тела так и не было слышно. Людмила опустилась на колени и зарыдала, спрятав лицо в ладонях. Старик-мудрец покачал головой и двинулся к левому мосту…

Что было дальше, Людмила не видела, да и не могла видеть. На ее глазах муж упал в бездонную пропасть. Он неминуемо должен был разбиться насмерть… Но не разбился.

После долгого падения Сергей с удивлением ощутил себя зависшим в облачной пустоте. Может быть, он никуда и не падал? Оглядевшись по сторонам, Сергей понял, что и в самом деле находится в облаке. Оно было мягкое, нежное и пахло почему-то молоком. А еще Сергей почувствовал, что стал маленьким и беспомощным, как младенец. Какое-то время он лежал в облаке, как в колыбели, привыкая к новым ощущениям, как вдруг увидел над собой ужасное и огромное, закрывшее полнеба, лицо повелителя преисподней Дицзан-вана. Властелин улыбнулся Сергею, как улыбаются детям, ловким движением руки обмакнул кисточку для письма в невидимые чернила и начертал на лбу Сергея иероглиф «цзунь» — «исполнил». После чего вложил ему в ладонь розовую жемчужину, которая сияла так, что облако сделалось золотым. Сергей уже начал догадываться, ЧТО произойдет дальше, но Дицзан-ван пояснил:

— Ты исполнил лишь малую часть предначертанного судьбой. А теперь тебя ждет новое рождение. Поторопись…

…В седьмом часу утра Людмила проснулась в слезах и с бьющимся сердцем. Она сразу поняла, что никакого звонка не было и не будет. Размазывая по щекам слезы, выпила стакан воды и помчалась в больницу. Всю дорогу находилась под впечатлением кошмарного сновидения, гнала прочь мрачные мысли, и до тех пор, пока в белом чистом коридоре профессор Яковлев не сказал ей простое и беспощадное слово «мужайтесь», она продолжала надеяться. Но он, уставший после бессонной ночи, развел руками и произнес:

— Мы сделали все, что могли. В результате аварии ваш муж получил повреждения более чем серьезные. За счет здорового сердца и почек организм долго противостоял смерти. Сергей Иванович скончался в половине четвертого утра, не приходя в сознание… Приношу вам глубокие соболезнования…

Следя за реакцией новоиспеченной вдовы, профессор не стал договаривать. Людмила плакала очень тихо, аккуратно вытирая слезы платочком. Но слезы текли не переставая, и платочек мигом напитался влагой.

«Какие искренние слезы! — с умилением подумал Яковлев. — Хотел бы я, чтобы однажды обо мне так плакали».

— Как это случилось? — спросила Людмила. — Как он разбился?

— Вам ничего не говорили? — встревожился Яковлев.

— Может, вы знаете подробности?

— Вряд ли… Ваш муж — водитель?

Людмила кивнула.

— Он вез двух пассажиров.

— Он не виноват! — торопливо перебила Людмила. — Я уверена.

— Извините, я не об этом. — Яковлев как будто потерял на мгновение нить разговора. — Женщина-пассажирка скончалась на месте, вашего мужа и второго пассажира госпитализировали своевременно, но…

— А второй пассажир жив? — неожиданно спросила Людмила.

— Какое это имеет значение?! Им занимался не я.

— Да нет, я просто подумала: если он жив, каково ему будет узнать, что его жена погибла…

— Жизнь и смерть одинаково несправедливы к людям, — глубокомысленно изрек профессор. — Ваш муж страстно хотел жить, боролся за жизнь, но я не смог ему помочь. А тот пассажир — в соседней операционной — жить не хотел категорически, его буквально за уши вытаскивали с того света, а он еще сопротивлялся. Вот что странно…

— Вытащили? — сквозь слезы улыбнулась Людмила.

Яковлев, с минуты на минуту ожидавший бурной реакции этой странной женщины, на мгновение нахмурился. «Она явно не в себе», — пронеслась мысль.

— Вытащили, — буркнул он и замолчал. После небольшой паузы Людмила спросила:

— А он ничего не говорил перед смертью?

— Он скончался, не приходя в сознание, — повторил профессор заученную фразу.

— Да-да, вы уже говорили, — торопливо закивала Людмила.

Впрочем, врач «скорой помощи» обратил внимание на одно необычное слово, которое ваш муж произнес в бреду по пути в больницу. Оно показалось коллеге странным, поэтому он его запомнил. А потом рассказал об этом мне.

— Что это за слово?

— Хадж. Паломничество, — пояснил Яковлев. — Вам это о чем-нибудь говорит?

— Нет… Не понимаю, ЧТО он хотел этим сказать… Он ведь православный.

— Я думаю, не стоит искать какого-то объяснения сказанному в бреду, — поспешно сказал профессор. Его уже начинал тяготить этот разговор.

— Да, вы правы, не стоит, — пробормотала Людмила в задумчивости. — Но я запомню… ХАДЖ…

Не сказав больше ни слова и уже не обращая внимания на хирурга, Людмила медленно направилась к выходу. Яковлев пожал плечами, провожая взглядом жалкую фигурку женщины, ставшей в одночасье вдовой, и подумал: «Видимо, по-настоящему отплачется только дома. Люди с таким характером, как правило, не любят афишировать свои чувства… Но почему она интересовалась тем пассажиром? Странно…»

И тут его осенило. Яковлев распахнул дверь ординаторской и буквально ворвался в кабинет. Молодой хирург Долгушин, в эту ночь оперировавший Лебедянского, был еще здесь и что-то писал — сдавал ночное дежурство. Он не поднял усталых глаз на вошедшего, а только мельком взглянул из-под очков.

— Паша, — позвал его Яковлев. — У тебя еще много писанины?

— Дописываю.

— Слушай, я тебя оторву на секунду. В котором часу ты прооперировал Лебедянского?

— Иван Алексеич, мы с вами сегодня одновременно закончили. В половине четвертого.

— Одновременно, только с противоположным результатом… Понимаешь, какая мистика получается: мой был неоперабельный, но хотел жить, а твой — наоборот. И вдруг в половине четвертого они резко меняются ролями. Твой идет на поправку, а мой — умирает. Как это объяснить?

— Совпадением, — зевнул Долгушин. — Чем же еще?

— Э, нет, коллега, не надо упрощать.

Долгушин пожал плечами и вернулся к своим бумагам.

— Если мы станем объяснять каждую… — начал было он и снова зевнул.

Яковлев сверкнул глазами и вышел из кабинета, хлопнув дверью. В коридоре он остановился и долго стоял в задумчивости, правой рукой теребя связку ключей в кармане халата.

Глава 4. Некронавты

Сергей очутился посреди моря цветов в центре межгорной впадины. Над головой — и справа, и слева — нависали иссиня-черные иззубренные монолиты. В зените, в прорези между двух отвесных вершин застыло безмятежное солнце. Две красавицы-бабочки тревожно порхали вокруг, не улетая прочь и не садясь на цветы. А цветы здесь росли необычные — черные тюльпаны асфоделы — точь в точь как в греческих мифах о подземном царстве Аида.

Сергей следил за полетом бабочек, оглядываясь по сторонам, и вдруг заметил позади себя давешнего пассажира. Лебедянский выглядел так, будто лишь на секунду вылез из машины размяться. Ему не доставало только очков, галстука и кейса. Подобно Сергею популяризатор науки с явным неудовольствием озирал окрестности.

— Куда мы попали? — спросил Сергей, кивая Вениамину. В ответ тот пренебрежительно фыркнул.

— Насколько я понимаю, это — Древняя Эллада, или, вернее, только ее мифопоэтическая проекция на наше с вами сознание. А попали мы сюда по вашей милости, голубчик… Впрочем, я вас не виню: то, что было задумано, все исполнилось в срок. Вы верите в предопределение?

— Подождите! — спохватился Сергей. — Так мы что, умерли?!

— Ха! Умерли, и не один раз, батенька. Мы уже проплыли по Подземному Нилу и побывали на экскурсии в Городе Напрасно Умерших… Вы что, не помните, как загнали свою «Волгу» под панелевоз?