Страница 6 из 14
Бледный парень, в сером измятом костюме, с перекошенным судорогой лицом, бился на пыльной земле посреди двора в эпилептическом припадке. Белая пена пузырилась у него изо рта. Все столпились вокруг, но никто не знал, что надо делать.
– Пацаны! Чурки наших бьют!.. – чей-то призывный вопль заставил всех обернуться.
Ошалелая славянская братия, которая, к счастью, в этот заезд на ПТК представляла большинство, моментально среагировала. Позабыв про эпилептика и не разбирая, что к чему, кто наши, кого и за что бьют, все побежали на крик, тыча по пути кулаками в морды попавшихся под руку незадачливых представителей братских народов и народностей. Впрочем, хотя урюков на ПТК было гораздо меньше, они держались сплоченней, чем мы, и в локальных потасовках давали славянам достойный отпор.
Под вечер, усталые и полные новых впечатлений, мы вернулись в барак. Так прошел мой первый день на службе. Оставалось еще 1097.
На третий день разнёсся слух, что нас наконец переоденут в военную форму и мы станем похожи на настоящих вояк. В ожидании скорого расставания с гражданской одеждой многие стали оригинальничать, вырезая на одежде разные фигуры и узоры. На некоторых уже висели такие фигурные лохмотья, что было непонятно, как они ещё держатся на плечах или на поясе…
– Ты чё, салага, делаешь?! – раздался вдруг чей-то гневный вопль.
Невдалеке от нас, «ПТКашный» мичман, подскочил к пареньку с красными буквами «USA» на голубых джинсах. Мичман застал его как раз в тот момент, когда тот закончил распускать на ленточки свои политически неправильные импортные штаны. Паренёк, хлопал глазами, держа в застывшей руке лезвие безопасной бритвы.
– Ты чё свои глаза на меня смотришь? Когда духа ругают, он должен встать смирно и покраснеть!
– Я думал можно…
– Можно?!.. Тебе, дух, можно только удавиться, а форму гражданской одежды портить тебе никто добро не давал!
– Мне никто не сказал…
– Не сказал – ему!
Вокруг паренька и мичмана, собралась пестрая толпа призывников.
– До прэсяги шо хотим, тэ и дилаим … Наша одежа… – протиснулся сквозь толпу и вступился за паренька коренастый хохол.
Мичман сжал кулаки, но оглядевшись вокруг и оценив численный перевес и атлетическое сложение коренастого, сплюнул сквозь зубы, повернулся и поспешил ретироваться, посматривая, однако, на ходу, не портит ли кто ещё свою одежду.
Чем ближе наступала долгожданная минута переодевания, тем четче мы ощущали на себе алчные взгляды служивших на ПТК вояк. Особенно те из нас, кто прибыл в импортных шмотках. Загоняли ли местные служивые нашу одежонку? Кому и почем? Честно скажу – не знаю. Но их ревностное отношение к порче исключительно импортных вещей иначе было сложно объяснить. Мы складывали нашу гражданскую одежду в чемоданы, надписывали адреса для отправки домой. Но куда уходили все эти посылки и уходили ли они вообще, я тоже не знаю. Знаю только, что мой чемодан, с поношенными отечественными брюками и свитером до моего дома в Питере так и не добрался…
Часть 2 На корабле
Корабль
Кто видел море, корабли
Не на конфетных фантиках,
Кого гоняли так, как нас,
Тому не до романтики.
(Флотская песенка)
На третий день нашего пребывания на ПТК нас, наконец, переодели в матросскую форму. А на шестой день судьба в лице равнодушного капитан-лейтенанта распорядилась так, что моего друга Димку Голикова отправили на полгода в учебку на остров Русский, а меня и еще шестерых питерских ребят прямо на корабль.
Я наскоро попрощался с другом и в сопровождении виновато улыбающегося капитана третьего ранга Трахова, который был делегирован с корабля за молодым пополнением, зашагал вместе со своими новыми приятелями, навстречу судьбе. Нам, всем, не терпелось узнать: куда нас всё-таки определила эта судьба. Понятно, что с морской пехотой я пролетел. Понятно, что из Питера – колыбели Балтийского флота нас пригнали через восемь часовых поясов служить во Владивосток, на Тихоокеанский флот. Но куда же, куда конкретно нас все-таки забирают? По дороге мы засыпали нашего сопровождающего кучей вопросов.
– Товарищ капитан третьего ранга, а нас куда? На корабль?
– На корабль, – смущенно улыбаясь, как если бы ему было за что перед нами извиняться, ответил наш сопровождающий.
– А на какой корабль? Какого ранга?
– Первого. Ракетный крейсер «Адмирал Фокин», – выдавил из себя ответ Трахов и добавил, как бы извиняясь. – Только он, в некотором смысле, на ремонте…
Мы не обратили на это уточнение никакого внимания.
– Первого ранга! Ух-ты! – мы радостно переглянулись между собой.
К тому времени мы уже успели узнать, что на флоте все надводные корабли делились на четыре ранга – от катеров до крейсеров. К первому рангу относились самые большие корабли! Во, повезло! До этого момента я ни разу в жизни не видел ни одного настоящего боевого корабля, кроме Авроры разумеется. Чего уж там говорить о современном ракетном крейсере, и к тому же первого ранга! Я рисовал в уме радужные картины, крейсер представлялся мне чем-то таким большим и никелированно блестящим. На палубе суровый боцман с золотой дудкой и матросы, все как один, исключительно в белых штанах – красота. Я даже подумал: черт с ним, с лишним годом, зато какая романтика!
По пути, я крутил по сторонам головой, рассматривая незнакомый мне город Владивосток. По сравнению с Питером он казался довольно небольшим. Каменные и деревянные дома были раскиданы по многочисленным сопкам, окружавшим просторную бухту. Я не сразу заметил, как мы зашли на территорию судоремонтного «Дальзавода», где, как нам объяснил наш сопровождающий, и должен был стоять наш красавец-крейсер. Мы шли вдоль причала, мимо пришвартованных разномастных судов и суденышек. Тут были ледоколы, сухогрузы, рыболовные сейнеры, катера… Ни одно из них даже близко не напоминало тот никелированно-сверкающий образ, который я сотворил в моем воображении. От нетерпения я то и дело вытягивал шею, всматриваясь вдаль. Я старался не пропустить момент, когда передо мной предстанет наконец мой ракетный крейсер!
– Ну, вот и пришли, – виновато улыбнулся сопровождающий нас офицер.
Я нетерпеливо завертел головой. Из-за стоявшей у причала громадины, в виде гибрида строительных лесов и ржавого метала, мне было плохо видно, что там еще есть вокруг.
– Как это пришли?.. А где же крейсер?
Тут мой взгляд упал на сходни, соединявшие эту опутанную паутиной разномастных шлангов и кабелей плавучую кучу металлолома с причалом. По обеим сторонам трапа, ведущего на этот гибрид, можно было различить полинялую надпись – «Адмирал Фокин». Я почувствовал, как к горлу подступает комок и неприятно закололо под ложечкой. Но надежда умирает последней. Я упорно не хотел верить, что этот странный объект имеет хоть какое-то отношение к моему крейсеру.
– Проходите, ребята, – сказал Трахов.
Эти слова добили мою еле теплившуюся надежду, как контрольный выстрел в голову. Я, как в тумане, с трудом передвигая ногами, поплёлся вслед за своими товарищами вверх по трапу и впервые в жизни поднялся на борт ракетного крейсера «Адмирал Фокин». На этой железной посудине, длиной сто сорок два и шириной чуть больше четырнадцати метров, практически без схода на берег, мне предстояло провести следующие три года жизни. По ту сторону трапа оставались счастливое детство, юность, беззаботная гражданская жизнь, а по эту – меня ждала ржавая реальность и томительно тревожная неизвестность.
Фокинцы
Флот вам не тюрьма, здесь три года оттрубил – и свободен.
(Реплика офицера)