Королевское чудовище

— Файер. Ты что, воображаешь, что я хочу, чтобы ты была веселой и безмозглой и отбросила все свои чувства?

— Ну, едва ли ты хочешь именно этого!

— Я влюбился в тебя в тот миг, когда ты увидела свою скрипку на земле, отвернулась от меня и заплакала, прижавшись к лошади. Твоя печаль тоже делает тебя прекрасной. Неужели ты не видишь? Я ее понимаю. Из-за нее моя собственная печаль не так сильно меня путает.

— А, — сказала Файер, не уловив каждое слово, но восприняв чувство и поняв сразу всю разницу между Бриганом и людьми, которые строят в ее честь мост. Она прижалась лицом к его рубашке. — Я тоже понимаю твою печаль.

— Я знаю, что понимаешь, — сказал он. — Я благодарен тебе за это.

— Иногда, — прошептала она, — печали слишком много. Это меня сокрушает.

— А сейчас она сокрушает тебя?

Она умолкла, не в силах говорить, чувствуя, как мысли об Арчере сжимают ей сердце. Да.

— Тогда иди сюда, — сказал он, немного бессмысленно, потому что и так уже притянул ее к себе в кресло и свернул клубочком в объятиях. — Скажи, что мне сделать, чтобы поднять тебе настроение.

Файер заглянула в его спокойные глаза, коснулась дорогого, знакомого лица и обдумала вопрос. «Ну, мне всегда нравится, когда ты меня целуешь».

— Нравится?

«У тебя хорошо получается».

— Ну что же, — сказал он. — Удачно, потому что я всегда буду целовать тебя.

Эпилог

В Деллах была традиция пламенем отправлять тела умерших вслед за душами, таким образом напоминая себе, что все, кроме самого мира, превращается в ничто.

Для этого все отправились на север, в поместье Брокера, потому что это было самое подобающее для церемонии место и потому что иначе Брокеру будет тяжело добираться, а он обязательно должен присутствовать. Дату назначили на конец лета, когда еще не начались осенние дожди, чтобы Мила могла приехать вместе со своей новорожденной дочерью Лив, а Клара — с сыном Араном.

Не все смогли приехать, хоть многие и добрались — даже Ханна, Гаран с Сэйрой и огромной королевской гвардией. Нэш остался в Столице — кому-то нужно было вести дела. Бриган обещал приложить все разумные усилия, чтобы приехать, и примчался в поместье Файер в ночь перед церемонией вместе с частью своего войска. Прошла четверть часа, и вот они с Гараном уже принялись спорить о целесообразности направления части ресурсов королевства на изучение западных земель. Бриган твердил, что если за горами существует страна, где есть Одаренные, такие, как тот мальчишка, то будет разумно проявить мирный и ненавязчивый интерес, то есть послать шпионов, пока Одаренные сами не проявили менее мирного интереса к Деллам. Гаран не хотел тратить на это деньги.

Брокер, который в споре принял сторону Бригана, был совершенно счастлив, глядя на свою расширившуюся семью, и заговорил, как и Роэн, о том, чтобы переехать обратно в Столицу и оставить поместье — которое теперь наследовал Бриган — на Донала, потому что тот много лет успешно управлял делами Файер. Братьям и сестре Бригана без шума рассказали о его настоящем отце. Ханна, смущаясь, познакомилась с дедом, о котором раньше только слышала. Ей понравились большие колеса его кресла.

Клара дразнила Бригана тем, что, с одной стороны, технически они не состоят ни в каком родстве, а с другой, он вдвойне дядя ее внуку, потому что, в самом широком смысле, она ему сестра, а отец ребенка был его братом.

— По крайней мере, так я предпочитаю на это смотреть, — говорила она.

Файер на все это улыбалась и держала на руках малышей, когда ей позволяли, а позволяли, как оказалось, довольно часто. Чудовищность помогала и с младенцами — когда они кричали, она обычно знала из-за чего.

Как-то Файер сидела у себя в спальне в каменном доме и думала обо всем, что когда-либо случилось в этой комнате.

Мила вырвала ее из задумчивости, появившись на пороге.

— Миледи? Могу я войти?

— Конечно, Мила, пожалуйста.

На руках Мила несла спящую Лив — от малышки доносился запах лаванды и тихое дыхание.

— Миледи, — начала она. — Однажды вы сказали, что я могу просить вас обо всем.

— Да, — ответила Файер, удивленно взглянув на девушку.

— Я хочу просить вашего совета.

— Значит, ты его получишь, если он хоть чего-нибудь стоит.

На мгновение Мила зарылась лицом в светлые волосенки Лив, словно боясь заговорить.

— Миледи, как вы считаете, в своем отношении к женщинам король похож на лорда Арчера?

— Что ты! — воскликнула Файер. — Нет. Не могу себе представить, чтобы король небрежно обошелся с чувствами женщины. Справедливее будет сравнить его с братьями.

— А как вы считаете… — начала Мила и внезапно, трепеща, присела на кровать. — Как вы считаете, для шестнадцатилетней девчонки с юга Больших гор, бывшего воина, с ребенком на руках, было бы безумием допустить…

Мила умолкла, прижавшись лицом к малышке. И Файер ощутила, как в ней поднимается звенящая радость, заполняя пустоты в душе, словно теплая, добрая мелодия.

— Вы двое, кажется, наслаждаетесь обществом друг друга, — сказала она осторожно, стараясь не выдать своих чувств.

— Да, — кивнула Мила. — Мы вместе прошли войну, миледи, там, на северном фронте, когда я помогала лорду Брокеру. И меня постоянно тянуло пойти к нему, пока он оправлялся от раны, а я готовилась сама лечь в лазарет. А когда родилась Лив, он, несмотря на всю свою занятость, навещал меня так же исправно. Он помог мне выбрать имя.

— И что он тебе сказал?

Мила, не отрываясь, глядела на край одеяльца у себя в руках, откуда неожиданно появилась пухлая и резвая маленькая ножка.

— Он сказал, что хотел бы проводить в моем обществе больше времени, миледи. Столько, сколько я готова ему позволить.

По-прежнему сдерживая улыбку, Файер мягко заговорила:

— Мне кажется, это очень важный вопрос, Мила, и нельзя торопиться с ответом. Быть может, стоит сделать, как он просит: просто проводить с ним больше времени и посмотреть, как все пойдет. Задай ему миллион вопросов, если есть, что спрашивать. Но я не считаю это безумием: Королевская семья очень… лояльна.

Мила кивнула с задумчивым лицом, по-видимому, серьезно размышляя над словами Файер. Через несколько мгновений она положила Лив на руки Файер.

— Хотите побыть с ней немного, миледи?

Свернувшись на подушках своей старой кровати и прижимая к себе тихонько зевающего ребенка Арчера, Файер ненадолго отдалась ощущению сокрушительного счастья.

За бывшим домом Арчера расстилались просторы серых скал. Все дождались, когда закат окрасит небо багрянцем.

Тела у них не было. Но у Арчера были длинные луки ростом с него самого, арбалеты, короткие луки, детские луки, которые он сохранил, повзрослев. Брокер не был расточителен и не хотел сжигать все вещи Арчера, но он вынес из дома любимый лук Арчера и еще один, давний подарок Элисс маленькому сыну, и попросил Файер положить их поверх хвороста.

Файер сделала, как он просил, а потом положила рядом с луками кое-что еще. Она хранила эту вещицу на дне седельного мешка уже больше года — это была кобылка ее раздавленной скрипки. Ибо она уже разожгла однажды пылающий огонь для Арчера, но для Кансрела никогда не зажигала даже свечи.

Теперь она понимала, что, хоть убивать Кансрела и было неправильно, в то же самое время она поступила верно. Мальчишка с разными глазами помог ей это понять. Мальчишка, который убил Арчера. Некоторые люди слишком могущественны и жестоки, чтобы жить. Слишком ужасны, даже если ты их любишь, даже если самому придется стать ужасным, чтобы их остановить. Есть дела, которые просто должны быть сделаны.

«Я прощаю себя, — подумала Файер. — Сегодня я прощаю себя».

Бриган и Роэн разожгли костер и все вместе встали перед ним. В Деллах была песня, которой оплакивали утрату жизни. Файер взяла скрипку и смычок, которые ей с готовностью подала Муза.

Это была запоминающаяся мелодия, неспокойная, крик сердечной скорби обо всем в мире, что распадается в прах. Когда черный пепел взметнулся в сияющее небо, скрипка Файер зарыдала об умерших и о живых, которых они покинули и которые теперь прощаются с ними.