Проклятый Дар

Она перевела глаза с принцессы на карту. Это была карта границы Сандера и Монси, непроходимых мансийских гор. Если бы здесь был По, он бы понял, о чем она думает. Какой бы разгорелся спор!

Она представила себе этот спор — и это помогло ей решиться.

Когда они пообедали, Катса свернула карты и прикрепила вещи к седлу.

— Поднимайся, Биттерблу. Нельзя терять эту ночь. Нам надо идти.

— По предупреждал тебя, чтоб ты не изнуряла лошадь, — сказала Биттерблу.

— Скоро лошадь сможет вдоволь отдохнуть. Мы отправляемся в горы, и когда поднимемся повыше, мы ее отпустим.

— В горы, — повторила Биттерблу. — Что значит — в горы?

Катса потушила остатки костра, выкопала кинжалом ямку и спрятала кости, оставшиеся от ужина.

— Оставаться в Монси опасно. Мы перейдем горы и попадем в Сандер.

Биттерблу, замерев на месте, стояла у лошади и смотрела на Катсу.

— Перейдем горы? Вот эти горы, здесь?

— Да, перевал на северной границе будет охраняться. Придется нам найти здесь собственный перевал.

— Даже летом никто не переходит эти горы, — возразила девочка. — А сейчас почти зима. У нас нет теплой одежды. У нас нет инструментов, только твой кинжал и мой нож. Это невозможно. Мы не выживем.

Катса знала, что на это ответить, хотя и не в деталях. Она посадила девочку в седло, вскочила на лошадь позади нее и направила животное на запад.

— Со мной ты выживешь, — сказала она.

На самом деле, они не собирались идти в Сандер через монсийские горы с одними только кинжалом и ножом. У них был кинжал и нож, а еще кусок веревки, иголка и немного шнура, карты, остатки лекарств, большая часть золота, немного одежды, потрепанное одеяло, в которое куталась Биттерблу, две седельные сумки, седло и уздечка. К тому же у них было все, что только Катса могла поймать, убить или смастерить своими руками во время восхождения. Это, прежде всего, будут меха, чтобы защитить ребенка от лютого холода, с которым они столкнулись здесь, и убийственного холода, который ожидает их наверху… об этом Катса предпочитала не задумываться, потому что, задумываясь, начинала сомневаться.

Нужно сделать лук и, возможно, снегоступы — такие, как те, что ей приходилось носить раз или два зимой в лесах вокруг Рандиона. Вроде бы Катса помнила, как они выглядят и действуют.

Когда начало светать, Катса сняла ребенка с лошади. Они поспали около часа, съежившись в покрытой мхом расщелине скалы. Вокруг них разгоралось утро. Катса проснулась от стука зубов девочки. Нужно было разбудить Биттерблу и продолжать идти, а еще до заката нужно решить проблему с холодом, из-за которого бедняжка не могла спать.

Биттерблу поморгала от яркого солнечного света.

— Мы поднялись выше, — заметила она. — Ночью мы ехали вверх.

Катса передала девочке то, что осталось от вчерашнего ужина.

— Да.

— Ты до сих пор считаешь, что нужно идти через горы?

— Это единственное место в Монси, где Лек не будет нас искать.

— Да, ведь он знает, что решиться на это могут только сумасшедшие.

В голосе девочки звучало что-то вроде раздражения — это был первый намек на жалобу, с тех пор как Катса и По нашли ее в лесу. Что ж, у нее есть на это право. Она устала и замерзла, потеряла мать. Катса разложила на коленях карту гор Монси и ничего не ответила.

— В горах водятся медведи, — проговорила Биттерблу.

— Медведи спят до весны, — ответила Катса.

— Есть и другие животные. Волки. Горные львы. Такие, которых ты не видела в Миддландах. И такого снега ты не видела. Ты не знаешь, что может ждать нас в этих горах.

Между двумя горами на карте Катсы шла тропа, которая показалась ей наименее тяжелым маршрутом в Сандер. Согласно небрежно нацарапанной заметке, это был перевал Греллы, видимо, единственный путь через горы, по которому ступала нога человека.

Свернув карты, Катса сунула их в седельную сумку и снова посадила девочку на лошадь.

— Кто такой Грелла? — спросила она.

Биттерблу хмыкнула и ничего не ответила. Катса села на лошадь позади девочки. Некоторое время они ехали молча, и тут Биттерблу заговорила.

— Грелла был знаменитым исследователем гор, — сказала она. — Он умер на перевале, который носит его имя.

— Он был Одаренным?

— Нет, Одаренными как ты, он не был, но зато был, как ты, сумасшедшим.

Колкость замечания не задела Катсу. Биттерблу имела полное право не верить, что Катса, хоть и Одаренная, но только недавно впервые в жизни увидевшая гору, сможет провести их через перевал Греллы. Катса и сама отчасти не верила — знала только, что если сравнивать опасность от короля Монси и опасность от медведей, волков, снежных бурь и льда, то можно без колебаний сказать, что ее Дар больше полезен в горах.

Поэтому Катса ничего не ответила и не передумала. Когда поднялся ветер и Катса почувствовала, что Биттерблу дрожит, она притянула ребенка к себе и накрыла ее руки своими. Лошадь, спотыкаясь, брела вверх, и Катса вдруг подумала о седле. Если раскроить его на части, вымочить и отбить, кожа станет мягче. Из него можно будет сделать грубый плащ для Биттерблу или, может, штаны. Нет смысла выбрасывать его, если можно сделать что-нибудь теплое, а лошади оно уже скоро не понадобится.

Они карабкались вслепую, даже днем никогда не зная, на что могут наткнуться: деревья и холмы закрывали вид на дорогу впереди. Катса ловила на ужин белок, рыбу и мышей, а если везло, то кроликов. Каждую ночь она расстилала перед огнем и сушила шкуры своих жертв. Втирала в них рыбье масло и жир. Она так и сяк складывала их, упорно продолжай экспериментировать, пока не сделала девочке грубую меховую шапку с концами, обматывающими шею, как шарф.

— Выглядит немного необычно, — сказала Катса, когда девочка примерила готовую шапку. — Но ты, вроде бы, не тщеславна, принцесса.

— Пахнет странно, — сообщила Биттерблу, — но тепло.

Только это Катсе и хотелось услышать.

Местность становилась все более дикой, заросли кустарника — все более буйными и непроходимыми. Ночью, когда горел костер и Биттерблу спала, Катса слышала вокруг лагеря непривычные шорохи — шорохи, которых пугалась лошадь. Иногда вой неподалеку будил девочку, которая, дрожа, прижималась к Катсе и жаловалась на кошмары. Она говорила, что ей снятся странные воющие чудовища и иногда — мать, но было видно, что ей не хотелось вдаваться в подробности. Катса не настаивала.

В одну из таких ночей, когда волчий вой снова заставил девочку прижаться к Катсе, она положила прут, из которого делала стрелу, и обняла ребенка. Согревая обветренные руки Биттерблу, Катса рассказала ей — потому что сама думала об этом — о своем двоюродном брате Раффине, который увлекался искусством медицины и был бы в десять раз лучшим королем, чем его отец. О Хильде, которая стала Катсе другом, когда все от нее отвернулись, и думала только о том, чтобы выдать ее замуж за какого-нибудь лорда. И о Совете, и о той ночи, когда Катса, Олл и Гиддон спасли дедушку Биттерблу, а Катса схватилась с незнакомцем в саду замка Мергона и оставила его лежать без сознания на земле — незнакомцем оказался По.

Биттерблу посмеялась над этой историей, и Катса рассказала ей, как они с По подружились, как Раффин вылечил дедушку Биттерблу, как Катса и По поехали в Сандер, чтобы выяснить правду о похищении и следы привели их в Монси, к горам, лесу и девочке.

— Ты не такая, как про тебя рассказывают, — сказала Биттерблу. — В тех историях, что я слышала до нашей встречи.

Катса отгородила себя от лавины воспоминаний, которые, казалось, никогда не потеряют своей свежести и всегда будут заставлять ее стыдиться.

— Истории правдивы, — сказала она. — Я именно такая.

— Как же так? Ты бы не стала ломать невинному человеку руку или отрезать пальцы.

— Я делала это для дяди, — проговорила Катса, — в те дни, когда он имел власть надо мной.

И вдруг Катсу снова захлестнула уверенность, что они правильно делают, что идут к перевалу Греллы, в единственное место, где Лек не будет их искать. Потому что Катса не смогла бы защитить Биттерблу, если бы ее силой распоряжался кто-то другой. Она крепче обняла девочку.