Страница 19 из 29
— Это сделала сама природа. В прошлом году на тех полях случился пожар.
— И тебе пришлось сеять там траву?
— Ничего подобного. Она выросла сама. Это одно из чудес, которыми одарила нас мать-земля. Огонь не уничтожает семян, если они уже в земле.
Тревожно оглянувшись в сторону дыма, Джуд поняла, что никакие объяснения ей спокойствия не принесут. Мысли о пожаре постоянно клубились в голове и по дороге домой.
И хотя пейзаж все еще доставлял ей удовольствие, страх, засевший в глубине души, мешал любоваться природой, мешал слушать речь Лаки о работе на ранчо.
— И все же кое-чего я не могу понять, — сказала она вечером, на пятый день своего пребывания в Вайоминге.
Она последовала за Лаки в амбар, где пахло сеном, лошадьми, где было тепло и немного душно.
— Спрашивай о чем угодно.
Она смотрела, как он насыпает зерно в кормушку лошадям. Каждой он говорил ласковое слово, каждую гладил, или трепал по гриве, или чесал за ушком. Животные отвечали ему взаимностью, рвались навстречу каждому движению хозяина, казалось даже, что они ему улыбаются.
— Я кое-что прочла в журнале Бака «Западный наездник», который лежал на столе, — произнесла она скороговоркой, словно боясь, что он перебьет ее, обвинив в излишнем любопытстве. — Там была одна статья, автор которой рассказывал об использовании вертолетов для осмотра пастбищ. И еще грузовиков и мотоциклов для перегона скота с одного пастбища на другое. А у тебя только лошади.
— Да, многие хозяева сейчас увлекаются техникой, — согласился Лаки. — Но я до современных новшеств не охотник, они имеют свои недостатки. Сидя в грузовике, легко что-нибудь упустить из виду. Например, заболевшего теленка в кустах или корову, спрятавшуюся в каньоне. К тому же использование лошадей предпочтительно с точки зрения защиты природы. Потому что выхлопные газы загрязняют воздух.
— И еще потому, что ты любишь лошадей.
— Можно сказать и так. Я действительно люблю животных. Бак говорит, это очищает душу.
Его взгляд упал на освещенные луной стога сена, стоявшие на ближних полях.
— А чего стоит свежий запах травы на лугах! Беда современных людей в том, что они находятся в непрестанной спешке. Им некогда, им всегда некогда. И вид голубого неба и перистых облаков им не нужен.
— Но ведь не везде так красиво, как в ваших краях, — заметила она.
— Конечно, не везде. Я всегда считал, что самое лучшее на свете зрелище — пасущиеся на зеленых лугах рыжие коровы. Когда наблюдаешь, как они жуют траву, смахивая хвостом мух, то думаешь, что в этом есть какая-то тайна жизни. Тогда понимаешь, что на земле все хорошо, все идет своим чередом. Раз уж мы заговорили о приятных вещах, — сказал он, сдвинув шляпу назад и взглянув на Джуд с неожиданным лукавством, — я вспомнил об одном поцелуе однажды вечером.
— Да? — невинным тоном спросила она, почувствовав, как внезапно все внутри у нее загорелось желанием. — А мне стало не до поцелуев, последние несколько дней мы вообще с тобой не общались. — Помимо воли в ее голосе послышались жалобные нотки.
— Помнится, ты заявляла, что не желаешь смешивать работу и удовольствие. Так?
— Так.
Он усмехнулся.
— Почему же в твоих словах я слышу упрек? — Он поставил на землю ящик с кормом. — Но теперь, когда мы управились с быками, я подумываю наверстать упущенное. — Он направился к ней, и она почувствовала, что не может двинуться с места, словно приросла к полу. — Тебе нужны красивые слова?
Он опустил руки ей на плечи, провел вниз и сжал ее ладони в своих.
— Даже если мы начнем эту игру, чего лучше бы не делать, знай: я не маленькая девочка, Лаки. Мне не нужны красивые слова.
— Лукавишь. Женщин, равнодушных к романтике, не бывает.
— Я привыкла реально смотреть на вещи. — Она и впрямь не собиралась изменять своим привычкам, несмотря на то что обстановка — горные пейзажи и настоящий ковбой — весьма располагала к этой самой романтике. — Я прекрасно понимаю: то, что мы сейчас чувствуем, возвышенным не назовешь. Это желание, всего лишь простое желание, ничего больше.
— Возможно, это и желание. — Он поднес ее ладони к своему лицу и перецеловал каждый палец. — Но поверь мне, дорогая, с желанием тоже все не так просто.
Интересно, что бы она сказала, если бы он признался ей в своих странных чувствах? Когда он наблюдал за ней, скачущей на лошади по его полям, ему казалось, что так и надо, что она на своем месте. А ведь то, что она хорошо сидела на лошади, еще не означало, что Джуд должна войти в его жизнь. Джуд — горожанка до кончиков ногтей, а он — сельский парень. Надо быть осторожнее и всегда об этом помнить.
— Ты, конечно, прав. — Джуд со вздохом высвободила руку. — Я уже отвыкла быть сама собой. За последние несколько месяцев я ужасно вымоталась и чувствую себя как выжатый лимон.
— Извини, Нью-Йорк. — Он коснулся пальцами ее переносицы, где между бровями образовались две прямые глубокие морщинки. — Но у нас, в Вайоминге, мы никогда не доводим людей до ручки, — не те нравы.
Странное чувство охватило Джуд. Ей хотелось и смеяться и плакать одновременно. Утомление требовало выхода. Тут уже не до любви. Стоп. О какой это любви идет речь? Между ней и Лаки не может быть ничего подобного. Даже простенькое любовное приключение исключается. Чего же она боялась? Того, что это приключение выльется в гораздо более серьезные отношения, а это ни к чему, потому что все равно придется уезжать. От подобной мысли ее глаза внезапно наполнились влагой, и она моргнула, чтобы скрыть это от Лаки. Однако предательская слеза поползла по щеке. Лаки смахнул ее с нежданной деликатностью.
— Уже поздно. В эти дни ты слишком перенапряглась. Такая нагрузка! Самое время отдохнуть.
Она кивнула и, почувствовав себя ужасно несчастной, всхлипнула.
— Как глупо! Теперь ты вправе считать меня нюней. Плаксой.
— Да нет, что ты. Я вправе считать тебя очень трогательной особой женского пола.
Он нежно погладил ее по щеке и поднял вверх подбородок так, чтобы ее глаза встретились с его сочувствующим взглядом, которого она пыталась избежать.
— Почему бы тебе завтра не поспать?
— Мне нельзя. Теперь, когда дело с быками закончено, пора наконец заняться снимками…
— Но у нас еще есть время. Обещаю, Джуд, ты получишь свои дурацкие фотографии. Час или два, потраченные на отдых, дела не изменят. Поэтому…
— Да, хорошо бы жить далеко от мира и не иметь дела с мелкими проблемами, которые достают всех остальных. — Она снова всхлипнула.
Ну, подумал Лаки, если уж Джуд начала считать дела своего журнала мелкими проблемами, то с ней и правда плохо.
— Знаешь, крошка, нам, ковбоям, некогда рассуждать о жизни. Мы не очень часто философствуем, мы просто живем.
С этими словами Лаки склонился к ней и накрыл ее губы поцелуем. Столько дней прошло с их первого поцелуя на крыльце под темным небом Вайоминга. Столько ночей подряд терзали его жаркие видения, от которых с утра раскалывалась голова. И вот теперь… В этот раз поцелуй был жадным, умоляющим, он заставил Джуд трепетать от наполнившей ее страсти. Тогда она всего лишь таяла как воск, теперь горела. Его настойчивые губы просили всего, она поддавалась.
Лаки был возбужден как никогда. Желание отдавалось болью во всем теле. Он стремился к Джуд всей душой, всем своим существом. Доводы рассудка о том, что они друг другу не пара, заглушались силой страсти. Что будет дальше, сейчас значения не имело. Даже если дальше ничего не будет. Сладкое томление, разливавшееся по всему его телу, словно бы отменяло и прошлое и будущее, оставляя только данный момент.
Джуд опомниться не могла от быстроты случившегося. Только что они обсуждали дела на ранчо, а в следующую секунду ее унес ураган, дикий, как здешняя природа. Она обхватила Лаки, почувствовав под руками его крепкие, словно гранит, мышцы. Он с силой прижал ее к себе. У Джуд вырвался стон. Ее руки поднимались и спускались по его спине, затем сбросили с головы шляпу, и наконец она получила возможность погладить его густые волосы.