Тайные грехи

– Оно же совсем новое. Я ни разу не надела.

– Ну и что? Я же не собираюсь заниматься в нем серфингом или еще чем-нибудь таким. Господи, ну ты бываешь такой занудой – точная копия Джошуа Бэрона!

Сестер разделяла кровать – и годы вражды, вскормленной ревностью и завистью. Холодные серые глаза скрестились с горящими зелеными. Марисса первой моргнула и напустила на себя покаянный вид.

– Ох, извини. – У нее задрожали губы; в голосе слышалась мольба. – Ты же знаешь, какой я бываю перед месячными.

Склонность сестры к притворству не была для Ли тайной за семью печатями, но ей так хотелось верить в Мариссину искренность!

– Ничего. Всем нам в последнее время пришлось понервничать.

– Ты умеешь хранить секреты?

– Конечно.

– Поклянись Богом. И своей жизнью. Ли улыбнулась.

– Клянусь.

– Нет, сделай как положено – так не считается. Марисса снова стала маленькой девочкой, напомнив Ли те далекие времена, когда она опекала сестру, заменив ей мать. Оправдывала ее выходки, заступалась перед отцом.

Она перекрестила левую грудь.

– Клянусь Богом.

– И своей жизнью.

– И своей жизнью.

Марисса удовлетворенно кивнула.

– Эта вечеринка имеет жизненно важное значение. Я не хотела говорить – боялась сглазить. На прошлой неделе Джефф сделал несколько моих снимков и показал одному продюсеру; тот предложил встретиться.

– Правда? Кто же это?

– Джефф не сказал. Хочет сделать мне сюрприз. Но это его вечеринка – продюсера. Джефф считает, что у меня есть шансы получить роль.

Хотя за минувшие две недели сестры редко виделись, Ли не преминула отметить, что теперь каждое второе предложение Мариссы начиналось с «Джефф сказал…», «Джефф думает…» Ли всего пару раз видела вышеупомянутого молодого человека, и то мельком. Рослый – больше шести футов – загорелый атлет, довольно интересный, нужно признать. Типичный плейбой с калифорнийских пляжей. Выгоревшие на солнце волосы достают до ворота рубашки; на открытой шее болтаются три золотые цепочки. Мужской вариант Мариссы.

– Что за картина?

Как ни хотелось Ли верить в то, что ее сестре предложили приличную роль в художественном фильме, она сомневалась, что в городе нашелся хоть один продюсер, который бы не знал о категорическом запрете Джошуа Бэрона.

– Джефф не уточнил, но это хорошая роль. Продюсер одобрил мои снимки.

– Дорогая, в этом городе полно бессовестных людей. Ты такая юная…

На лице Мариссы появилось жесткое выражение.

– Я достаточно взрослая, чтобы понимать, что к чему. Ты не единственная, кто вырос на кинематографической кухне. – Она тотчас спохватилась и одарила Ли обезоруживающей улыбкой. – Беда в том, что все мое шмотье – на девчонку. Мне нужно что-нибудь… роковое.

– Например, мое черное платье?

– Именно, – с ангельским выражением лица подтвердила Марисса. – Пожалуйста, Ли! Обещаю весь вечер не есть, не пить, не пачкать. Перед тем как вернуть, отдам в химчистку.

Ли с самого начала знала, что уступит.

– Сейчас принесу.

Марисса радостно захлопала в ладоши.

– Ты спасла мне жизнь! – Она обежала вокруг кровати и чмокнула Ли в щеку. – Когда я стану звездой, буду кричать на каждом перекрестке, что своим самым первым успехом я обязана моей чудесной старшей сестричке!

Ли вздохнула.

– Постарайся вернуть платье целым.

Для Мэтью, ожидавшего увидеть холодную, неуютную фотостудию, мансарда Джилл Кочеран явилась приятным сюрпризом. Она походила на пещеру, забитую мебелью, книгами и фотопринадлежностями. Сквозь стекло верхнего люка лились потоки яркого солнечного света. На диване возлежала огромная рыжая кошка. Когда Мэтью вошел, она открыла один глаз и критически, с видом своего кошачьего превосходства, посмотрела на него.

Стены были увешаны фотопортретами; кинозвезды и исполнители рок-песен соседствовали с губернаторами штатов, фермерами, заводскими рабочими, промышленниками, шахтерами, иммигрантами.

Без обуви в Джилл было под метр восемьдесят росту, но благодаря соблазнительным изгибам она не казалась угловатой. У нее были выразительное лицо в рамке из спутанных медовых волос, энергичный подбородок, скулы, которым могла бы позавидовать не одна красавица с обложки модного журнала, и поразительно чистые, как фарфор, ярко-голубые глаза. Единственным недостатком (если это считать недостатком) являлись слишком полные, ненакрашенные губы, придававшие этой «стандартной американке» сексуальный оттенок. Странно, подумал Мэтью, что обладая такой внешностью, Джилл Кочеран предпочла находиться по рабочую сторону фотокамеры.

– Отец подарил мне первый фотоаппарат, когда мне исполнилось восемь, – не дожидаясь вопроса, объяснила она. Мэтью испытывал неловкость, но естественное поведение девушки и ее уютная техасская манера растягивать слова помогли ему освоиться.

За кофе, который они пили из керамических кружек, она рассказала, что не может оставаться равнодушной к человеку, которого должна сфотографировать. Они сошлись, чтобы вместе создать произведение искусства; необходимо взаимопонимание. Постепенно Мэтью почти перестал обращать внимание на немигающие, нацеленные на него линзы. Не на сто процентов.

– Это был маленький старый «кодак». – Делясь воспоминаниями детства, Джилл одновременно передвигала стойку. Потом она сверилась с экспонометром – с такой освещенностью было непросто добиться того, чтобы все лицо оказалось в фокусе. – Но я все равно попалась на крючок – раньше, чем закончила свою первую пленку. Там были одни утки.

– Какие утки?

Джилл придвинула отражатель с посеребренной майларовой пленкой.

– Ну как же, миленький, – такие белые, пушистые, которые плавают в пруду и, задрав красные лапки, ныряют за рыбешками. Обыкновенные утки.

– Значит, вы начинали как любительница живой природы?

– Не совсем. – Она начала щелкать кнопкой дистанционного управления. За голубым, служащим фоном бумажным экраном вспыхнула лампочка. – Просто рядом с нашим домом была большая яма с водой, а я спешила отснять пленку, пока папа не уехал. Утки как раз оказались под рукой.

Довольная тем, как в глазах у Мэтью благодаря подсветке заплясали искры, Джилл решила, что пора пополнить портфель «натурой».

– Можешь снять рубашку.

– Это еще зачем?

Ее вовсе не удивило, что он заартачился. В полном соответствии с их предварительной договоренностью Мэтью надел бледно-голубую, выгоревшую на солнце рубашку и поношенные, побелевшие на стыках джинсы. Предупрежденная о том, что он скорее всего не привык обнажаться перед аудиторией, Джилл постаралась быть как можно тактичнее.

– В деле обязательно должен быть снимок торса.

Мэтью скрестил руки на груди.

– Если получение роли зависит от того, как я выгляжу без рубашки, пожалуй, мне лучше отказаться. Это просто смешно.

Видя, что он собрался уходить, Джилл испугалась. Хотя на этой стадии было преждевременно делать выводы, она снимала Мэтью с особым чувством. Его нельзя отпускать!

– Слушай, миленький, – она схватила его за руку и ощутила мускулы – твердые, как булыжники. – Обещаю не делать ничего такого, за что тебе будет стыдно. Но, черт возьми, «натура»… то есть обнаженный торс, входит в обязательную программу. – Ее голос стал густым, как кленовый сироп; простодушная улыбка внушала доверие. – Понимаешь, режиссер-постановщик должен быть гарантирован от неожиданностей… ну там татуировка… голая баба на интересном месте…

Расчет оказался верен: Мэтью улыбнулся.

– Все-таки это противно.

Она кивнула. Голубые глаза горели сочувствием и решимостью.

– Понимаю. Обещаю проделать это как можно безболезненнее.

Мэтью взвесил все «за» и «против» и решил не останавливаться на полпути. Он дотерпит этот фарс до конца.

– Как бы поскорее?

– Заметано. – Джилл постаралась скрыть свой триумф. – Я хотела посадить тебя к окну. – Мэтью обратил внимание, что после того как Джилл добилась своего, ее техасский выговор стал менее заметным. – Сейчас фантастическое естественное освещение, а некрашеный подоконник будет отличным фоном.