Пылающий лес

— Я хотел бы извиниться перед вами! — сказал он. — Вы мне позволите?

Она вздрогнула, словно ее хлестнули кнутом по обнаженной шее. Но как только она обернулась, а он улыбнулся ей, в ее лице и глазах появилось нескрываемое облегчение.

— Вы полагали, что я уже умер, — усмехнулся он. — Нет, мисс Жанна. Я снова полон жизни. Во всем виновата эта проклятая лихорадка, и теперь мне хочется просить у вас прощения. Я помню, я знаю, что обвинял вас в покушении на мою жизнь. Конечно, этого не могло быть. В здравом уме я не могу этого допустить и совершенно уверен, что это дело рук одного негодяя метиса. А вы пришли как раз вовремя, чтобы отогнать его и спасти меня. Можете вы простить меня и принять мою благодарность?

В лучистых глазах девушки словно отразилась его собственная усмешка.

— Я рада, что вы чувствуете себя лучше, мсье.

— И вы прощаете меня за… за мое свинство?

Она была прелестна, когда улыбалась, а теперь она улыбнулась ему.

— Если вы хотите, чтобы я простила вашу ложь, то да! — сказала она. — Я прощаю вас, потому что ложь иногда входит в ваши обязанности. Это я покушалась на вашу жизнь, мсье, и вы знаете это.

— Но…

— Вам нельзя говорить, мсье. Это повредит вам. Бэтиз, попроси мсье больше не разговаривать.

Карриган услышал позади себя какое-то движение.

— Мсье, замолчите сейчас же или я размозжу вам голову веслом! — раздался у самого его плеча голос Бэтиза. — Поняли вы меня или нет?

— Понял, старина! — проворчал Карриган. — Отлично понял вас обоих.

И он откинулся на свой мешок, по-прежнему не сводя глаз со стройной фигуры прелестной Жанны-Мари-Анны Булэн, которая снова взялась за весла.

Глава V

После неожиданного и внушительного предостережения со стороны Бэтиза Карриган открыл во всем этом деле совершенно новую и очень интересную сторону. Он неоднократно убеждался в том, что всеми своими сыскными успехами он обязан был не своему умственному превосходству над сослуживцами, а присущему ему чувству юмора и полному отсутствию всякого тщеславия и корыстолюбия. Он увлекался этой игрой только потому, что был страстным любителем приключений. Просто и честно исполнял свои обязанности, перед начальством не лебезил, так как служил не из-за долларов и центов. Быть сержантом конной полиции, и особенно N-ской дивизии, — это прежде всего значило для него жить так, как он любил, то есть полной и захватывающей дух жизнью. И самые сильные переживания он испытывал тогда, когда ему попадался противник не глупее, а умнее его самого.

На этот раз этим противником была женщина или девушка. Кто именно, он определить еще не мог. Ее низкий мелодичный голос, ее движения, ее ясная спокойная красота — от всего этого веяло женщиной; когда же она сидела на носу лодки, было что-то нежно-девичье в ее фигуре или, может быть, ее делали такой мягкие блестящие распущенные волосы. И опять он становился в тупик, определяя ее возраст: восемнадцать или тридцать? Но девушка или женщина, она сумела его оплести так тонко, что досада начала в нем уступать место восхищению. Чтобы сказал начальник N-ской дивизии, если бы увидел того, кто послан был за Черным Роджером Одемаром, лежащим посреди лодки пленником прекрасноволосой, весьма опасной представительницы прекрасного пола и метиса с бычьей шеей и обезьяньими руками!

И почему эта таинственная пара решила спасти его жизнь, хотя один из них всего только несколько часов тому назад на него покушался? На этот вопрос дать ответ могло только будущее. Сам же он решил больше не мучить себя догадками. Настоящее само по себе было достаточно интересно, да и вне всякого сомнения приближались и другие, не менее важные события. Это было видно уже из того, как держали себя Жанна-Мари-Анна Булэн и ее слуга с разбойничьей физиономией. Бэтиз пригрозил размозжить ему голову, и он готов был поклясться, что эта девушка или женщина одобрительно улыбнулась на эту угрозу. Но он не сердился на Бэтиза; в нем пробуждалась непонятная симпатия к этому человеку, как не мог он подавить в себе и все возраставшего восхищения перед Жанной-Мари-Анной. О существовании Черного Роджера он позабыл совершенно. Ведь Черный Роджер был далеко от него, а Бэтиз и Мари-Анна находились здесь, под боком. Он стал мысленно называть ее Мари-Анной; ему нравилось это имя; только «Булэн» раздражало его той упрямой настойчивостью, с какой оно звучало в его ушах.

Впервые с тех пор, как началось их путешествие, он с блестящей черной головки и стройной фигуры на носу лодки перевел свои глаза в раскрывавшиеся перед ним дали. Стояла дивная ночь. Река струилась перед ним потоком расплавленного серебра. Словно развешенные восточные ковры, тянулись по обоим берегам стоявшие сплошной стеной леса. Небо казалось таким близким, а поднимавшаяся красная луна с почти уловимой глазом быстротой становилась нежно-золотистой. И душа Карригана открылась, как всегда, лучезарной красоте северного неба. Ему казалось, что можно вечно оставаться юным и сильным под этим чистым сиянием далеких миров, которые безмолвно говорили ему больше всех человеческих слов. Они наделены были более полной и значительной жизнью Сравнительно с той, которая одушевляла его собственное тело. И он лучше понимал их, когда кругом царила тишина. А в эту ночь было очень тихо, так тихо, что плеск весел казался заглушенной музыкой. Из лесной чащи не доносилось ни единого звука, но он знал, что там скрывалась жизнь, широко раскрыв свои ищущие глаза и трепеща в бархатных крыльях и тяжелых лапах; словом, та самая жизнь, которая была и в нем, и в Мари-Анне, и в метисе Бэтизе, плывших в этой лодке. И казалось невозможным крикнуть в эти мгновения, словно кто-то невидимый и властный требовал, чтобы всюду в мире господствовала тишина.

И вдруг эту тишину разорвал внезапный шум; берега сблизились, река сузилась и вместо густой зелени кедров, сосен и елей показались огромные серые скалы. Все громче раздавался шум и все выше поднимались скалы, громоздя утес над утесом. Карриган понял, что они приближались к порогам. Это удивило его. Ведь еще сегодня он думал, что до этих порогов по крайней мере миль двадцать или тридцать, а теперь они подходили к ним; он видел, как Бэтиз и Жанна-Мари-Анна Булэн спокойно и невозмутимо готовились к переходу через это опасное место. Невольно ухватился он обеими руками за борта лодки, когда отдаленный шум перешел в глухой рокочущий гром. Залитые лунным светом скалы сдвинулись еще ближе и сдавили реку двумя отвесными стенами; у Карригана дух захватило при виде бурно пенившихся волн.

Он взглянул на сидевшую впереди женщину. Стройное тело держалось чуть прямее, и озаренная луною головка вздернулась немного выше. Ему захотелось теперь заглянуть ей в лицо и уловить то чудесное выражение, которое, наверно, было сейчас у нее в глазах, когда она так бестрепетно глядела в лицо опасности. Ведь он чувствовал, что она не замирала от страха, а восторженно глядела на опасность, опьянялась ею, и кровь в ее жилах кипела, как этот бурный поток. Порывы бушевавшего в этом ущелье ветра раздували ее распущенные волосы, словно блестящую вуаль. Спустившись через борт Лодки, концы их длинных прядей упали в воду. Он задрожал, ему хотелось крикнуть Бэтизу, что это безумие — так рисковать ее жизнью. Он совсем забыл свою собственную беспомощность, позабыл о том, что если опрокинется лодка, то ему придет верный конец, в то время как женщина с Бэтизом еще могли бы спастись. Все его мысли сосредоточились на женщине — он не сводил глаз с нее — и на том, что ждало их впереди. Снежным сугробом встала перед ним кипучая пена, в которую лодка ринулась с быстротой стрелы. Брызги ударили ему прямо в лицо и на мгновение ослепили.

Затем лодка снова вырвалась на волю, и ему показалось, что женщина засмеялась, но он тотчас же обозвал себя дураком за такую выдумку. Ведь пороги еще не кончились и продолжали грозить им смертью, а полная жизни и силы женщина в лодке то проворно вскидывала, то опускала сверкавшие весла и звонко вскрикивала, в ответ же слышалось глухое мычание Бэтиза. Волны то падали, то вздымались; черные скалы, у подножия которых клубилась пена, стремительно неслись мимо, словно живые существа; и вот гром перешел в ужасающий рев, и потом — словно они обогнали его на крыльях — внезапно смолк позади. Перед ними расстилалась спокойная водная гладь. Река расширилась. Луна еще ярче осветила ее, и Карриган заметил, что волосы женщины отливали влажным блеском и с ее рук капала вода.