Земная империя

Гигантские радиоволны более сопоставимы с размерами Млечного Пути, а их вибрации, кажущиеся нам замедленными, лучше измерять по Галактическому году [30]. Они могут многое нам рассказать – надо лишь научиться расшифровывать их послания.

Представляю, с каким энтузиазмом к этому проекту отнеслись бы Франклин и Джефферсон [31], сочетавшие в себе и государственных деятелей и ученых! Возможно, они не поняли бы очень многих технологических особенностей, зато сумели бы по достоинству оценить его размах. Эти люди живо интересовались всеми направлениями науки, существовавшими между небом и землей.

Перед нами никогда уже не встанут проблемы, с которыми они сталкивались пятьсот лет назад. Времена конфликтов между народами навсегда остались позади. Жизнь бросает нам новые вызовы, которые, как и у наших предков, потребуют полного напряжения сил. Поблагодарим же Вселенную за то, что она всегда ставит перед нами великие цели и преподносит нам задачи, достойные того, чтобы посвятить им жизнь и не жалеть средств для их осуществления. Это – вопрос чести для современного человечества.

Дункан закрыл роскошно изданную книгу – настоящий шедевр печатного искусства. Ничего похожего Земля уже очень давно не видела и вряд ли когда-нибудь увидит снова. Было напечатано ровно пятьсот экземпляров этой книги – по числу лет, исполнившихся Соединенным Штатам. Свой подарок он с гордостью привезет на Титан, где будет хранить как самое драгоценное сокровище.

Многие поздравляли его с блестящей речью, запечатленной на страницах подарочного раритета, а также в информационных банках всех библиотек Солнечной системы. И все же, принимая поздравления, Дункан ощущал определенную неловкость. В глубине сердца он знал, что не заслужил их. Всего пару недель назад он еще ломал голову, не зная, о чем будет говорить. Он явился не более чем посредником, передавшим человечеству послание погибшего Карла Хелмера. Слова были его собственными, но мысли принадлежали Карлу.

Он представлял себе удивленные, даже ошеломленные лица своих титанских друзей, смотревших трансляцию церемонии. Может быть, кто-то упрекнет его в нескромности: использовать такое редчайшее событие в истории человечества, чтобы покрасоваться да еще и обратиться к человечеству, от имени всех жителей Титана! И все же совесть Дункана была чиста. Пока что он не услышал ни одного упрека в свой адрес. Даже те, кого его выступление откровенно сбило с толку, были благодарны за свежее дуновение, привнесенное им в рутинную церемонию.

Пусть через несколько дней многие забудут, о чем он говорил. Его слова не пропадут бесследно. Он бросил зерно, и через какое-то время оно взойдет на бесплодной каменистой Мнемозине.

Оставалась небольшая сложность чисто практического свойства. Подарочный экземпляр, одетый в роскошный переплет из бархата и тисненой кожи, весил около пяти килограммов. Макензи терпеть не могли показной шик и напрасную трату денег. Конечно, приятно было бы привезти книгу с собой. Но в рейсе на Титан за каждый дополнительный килограмм багажа требовалось выложить сто соларов… Ничего страшного, если книга отправится на грузовом корабле, снабженная пометкой: «СОПРОВОЖДЕНИЯ НЕ ТРЕБУЕТ. МОЖЕТ ХРАНИТЬСЯ В ВАКУУМЕ».

Глава 37 ЗЕРКАЛО МОРЯ

Доктор Иегуди бен Мохаммед казался осколком прошлого, невесть как попавшим в современную больницу с перемигивающимися огоньками приборов, следящих за жизненными функциями, экранами коммуникационных консолей, голосами невидимых динамиков и асептической технологией жизни и смерти. В своем белоснежном одеянии, с двойным золотым обручем, стягивающим волосы, он должен был бы не заниматься генетической хирургией, а держать военный совет в каком-нибудь пустынном шатре или восседать на верблюде, обводя глазами горизонт- не покажется ли долгожданный оазис.

Когда Дункан приезжал сюда в первый раз, кто-то из молодых врачей сказал:

– Иногда мне думается, что Эль Хадж верит, будто он – одновременное воплощение Саладина [32]и Лоуренса Аравийcкого [33].

Хотя он тогда и не понял смысла этих слов, он почувствовал, что сказаны они с оттенком восхищения, а не критики. Сейчас его занимал другой вопрос: неужели доктор Эль Хадж и оперирует в таком наряде? Впрочем, эта одежда не вносила диссонанса в окружающую обстановку и ничуть не скрадывала кошачью грациозность движений хирурга.

– Я рад, что вы наконец приняли решение,- сказал Дункану доктор Иегуди.

Он сидел за прихотливо инкрустированным столом, поигрывая кинжальчиком, рукоять которого была усыпана драгоценными камнями. Все остальное в его кабинете принадлежало к реалиям двадцать третьего века.

– Задержка вызвала кое-какие проблемы, но мы с ними справились. Сейчас мы располагаем четырьмя жизнеспособными эмбрионами, и первый из них будет трансплантирован через неделю. Остальные мы сохраним как резервные копии на случай отторжения, хотя сейчас такие случаи очень редки.

«А что будет с тремя ненужными?» – мысленно спросил себя Дункан – и тут же постарался отгородиться от этой мысли. Главное – на свет появится его наследник, который во всех иных случаях никогда не родился бы. Нужно думать о позитивной стороне и поскорее забыть о трех призраках, на краткий миг приблизившихся к границам реальности. И все равно, трудно оставаться холодно логичным, когда думаешь о таком. Дункан разглядывал затейливый узор стола. Интересно, каких представлений придерживается хозяин этого кабинета – уравновешенный, элегантный доктор Эль Хадж, через искусные руки которого прошло столько судеб? В их маленьком мире и сравнительно узком жизненном круге Макензи тоже играли в богов. Но хирург играл несравненно крупнее, и его ходы лежали далеко за пределами понимания Дункана.

Разумеется, всегда можно найти утешение, вспомнив о математическом, холодном отношении самой матушки-природы к размножению. Ей решительно наплевать на этику и чувства людей. За свою жизнь каждый мужчина производит столько сперматозоидов, что их хватило бы на многократное заселение всей Солнечной системы. А свой шанс получают лишь два или три; вся остальная масса обречена на гибель. И разве кто-то сходит с ума, зная, что каждое семяизвержение состоит из ста миллионов убийств? Впрочем, кого-то это волновало. Недаром приверженцы некоторых древних религий отказывались смотреть в микроскоп.

Если вдуматься, каждый поступок включает в себя моральные обязательства, приправленные изрядной долей неуверенности и сомнений. В конечном счете человеку остается лишь следовать подсказкам загадочной сущности, именуемой совестью, и надеяться, что результат тех или иных его действий не будет слишком разрушительным. Да и кто возьмется предугадывать конечные результаты?

Странно, думал о себе Дункан, как ему удалось разогнать сомнения, охватившие его еще тогда, в первый приезд на остров. Он научился смотреть на вещи шире и вплетать надежды и чаяния клана Макензи в общий контекст событий. Наконец, он воочию увидел опасности всепоглощающих амбиций, однако урок, преподнесенный судьбой Карла, не был однозначным. Дункан знал, что над загадками личности своего погибшего друга он будет думать всю жизнь.

Словно очнувшись от забытья, Дункан вдруг обнаружил (и испытал при этом легкий шок), что он уже подписал все необходимые документы и теперь передает бумаги доктору Иегуди. Он достаточно изучил их прежде, чтобы перечитывать сейчас… «Я, Дункан Макензи, житель спутника Титан, вращающегося в настоящее время вокруг планеты Сатурн (неужели юристы опасаются, что Титан вдруг возьмет и сбежит на другую орбиту?)… настоящим принимаю на себя всю ответственность за клонированного ребенка мужского пола, идентифицированного по прилагаемой хромосомной карте, и приложу все силы ктому, чтобы…» Жаль, что родители детей, зачатых обычным способом, не подписывают таких же контрактов. Тогда мир наверняка был бы лучше, нежели сейчас. Только кто знает, сколько веков, сколько миллиардов рождений тому назад надо было вводить такие контракты?

[30]

Галактический год – промежуток времени, за который Солнечная система совершает один оборот вокруг центра нашей Галактики. Точное значение этого года неизвестно (оно зависит от знания скорости движения нашем системы, размеров Галактики). Галактический год составляет, по разным оценкам, от 180 до 250 млн лет. Эта мера времени обычно употребляется в научно-популярной, а не в научной литературе, поскольку значение ее пока известно неточно.

[31]

Бенджамин Франклин (1706-1790) – американский ученый, журналист, издатель и политический деятель. Один из вдохновителей Войны за независимость США. Первый американец, ставший иностранным членом Российской академии наук. Томас Джефферсон (1743-1826) – видный деятель Первой американской буржуазной революции, автор Декларации независимости (1776), один из отцов-основателей Соединенных Штатов, третий президент, дипломат и философ эпохи Просвещения.

[32]

Саладин (Салах-ад-Дин) (1138-1193) – султан Египта и Сирии, полководец, мусульманский лидер XII века. Основатель династии Айюбидов, которая в период своего расцвета правила Египтом, Сирией, Ираком, Хиджазом и Йеменом. В Европе известен как Саладин, хотя это даже не имя. Салax-ад-Дин – это лакаб, почетное прозвище, означающее «правота веры». Собственное имя этого правителя – Юсуф, сын Айюба.

[33]

Томас Эдвард Лоуренс, известный также как Лоуренс Аравийский (1888-1935) – британский археолог и писатель, участник военных действий между арабскими племенами и турецкой регулярной армией. Лоуренса считали героем как в Англии, так и в ряде стран Ближнего Востока.