Настоящее счастье

Все окончательно смешалось в голове у Виолетты: Платон, Шекспир, Оскар Уайльд, Чайковский, убедительно звучащий голос Преображенского, впечатления от спектакля «Ромео и Джульетта» и сам Ромео, который сидел напротив нее, слегка захмелевший от коньяка и крюшона и уже без стеснения положивший голову на плечо режиссера, — внимательно слушал его, ловя каждое слово.

Где-то в глубине сознания девушки стала вызревать какая-то мысль, но она ускользала, отпугиваемая все новыми и новыми доводами Преображенского. Виолетте хотелось остаться одной, чтобы разобраться в сонме нахлынувших эмоций, привести в норму пришедшие в смятение чувства.

— Я поняла вас, — стараясь улыбаться, произнесла она и тоже взяла рюмку.

Чем скорее будет покончено с ужином, тем скорее она сможет остаться одна.

Когда тарелки опустели, Виолетта поднялась из-за стола и стала убирать посуду.

— Подождите, Виолетта, — остановил ее режиссер. — Я рад, что не ошибся в вас, считая вас умным человеком, способным понять, как нелепы некоторые предрассудки, сохранившиеся, к сожалению, не только в деревнях, но и в нашем обществе. А если так, побудьте еще немного в роли хозяйки дома, продолжайте выполнять свои обязанности: постелите в моей комнате чистое постельное белье и найдите кассету с записью концерта «Князя Серебряного». Она подойдет для сегодняшней ночи.

Виолетта, двигаясь, как механический робот, достала из шкафа белье и прошла в комнату Преображенского. То, что происходило, казалось ей невероятным. Она перестелила кровать и вышла в гостиную. Преображенский с Майклом целовались, не обращая на нее никакого внимания.

Рука режиссера ласкала черные кудри, рассыпавшиеся по его плечу.

Виолетта нашла на полке нужную кассету и, не зная что ей делать дальше, без единой мысли застыла посредине комнаты.

— Включите, пожалуйста, магнитофон в моей спальне, Виолетта, — заметив ее, произнес режиссер. — И попозже принесите нам кофе. Приблизительно через час. А пока отдыхайте.

Девушка вставила кассету в паз магнитофона, заиграла музыка, и высокий бархатный голос Сергея Пенкина заполнил комнату.

Преображенский с юношей встали с дивана и, пройдя через комнату, скрылись в дверях спальни.

Виолетта стала убирать со стола грязную посуду, но потом села, бессильно уронив голову на спинку дивана. Истина начала вырисовываться перед ней. Так вот зачем она была нужна известному режиссеру городского драмтеатра! Вот почему еще тогда, на даче, он предложил ей уйти к нему. Она была нужна ему как ширма. Он использовал ее, прикрываясь ею от любопытства толпы, интересующейся личной жизнью известных людей. А в их маленьком провинциальном городе Преображенский был едва ли не самой знаменитой фигурой. Он не хотел, чтобы люди распускали сплетни о его истинных привязанностях. Ведь он сам сказал: многие в их обществе не понимают этого. А он не желал терять нужные ему связи, контакты, становиться скандальной фигурой. Поэтому он так заботился о том, как она будет выглядеть на премьере. Ведь тогда он впервые показал ее всем. И чем ярче она выглядела, тем заметнее всем была. И он специально пригласил журналистов и кинорепортеров, чтобы как можно больше народа узнало о его новой мнимой любви.

Как она могла быть настолько глупа и самонадеянна, что подумала, будто он станет тратить время и деньги только из дружеских чувств к ней?! Он много говорил о красоте, но и красота была нужна ему лишь для того, чтобы люди легче поверили в то, что он увлекся ею. И только потому, что он не любит женщин, он не настаивал на близости с ней. Он сказал, что все будет так, как она захочет. Если она захочет переспать с ним, он ее не разочарует. Но он ведь знал, что она не попросит его об этом. Она ведь рассказала ему о своем отвращении к сексу, так что он нисколько не рисковал, предоставляя ей право выбора. Он был уверен в нем. Значит, он не заставлял ее ложиться с ним не потому, что очень любил ее и не хотел доставлять ей неприятности, а просто потому, что она была не нужна ему. А она нафантазировала невесть что о его неземной доброте и заботливости, о его внимательности и любви! Ничего этого не было. Был лишь расчет. Он всего-навсего ловко использовал ее и платил ей за это. Он ведь сам сказал, что она может расценивать это как сделку. Это и была сделка. Всего-навсего сделка, а не любовь. Преображенский и не думал о ней, о Виолетте, он думал о себе.

Только один мужчина из тех, с кем ей доводилось встретиться, думал о ней самой, любил ее. И был внимателен к ней и заботлив, ничего не требуя от нее взамен. Это был Андрей. А она еще смела так плохо думать о нем, сравнивая его отношение к ней с отношением режиссера!

И в том, что произошло между ними, он совсем не был виноват. Она сама спровоцировала его, сказав ему, что любит его. А он — нормальный мужчина, и его желание обладать любимой и любящей его женщиной естественно и совсем не порочит его. А она оттолкнула его и еще ставила Преображенского выше за то, что тот ее не хотел.

Тоска по Андрею с новой силой сжала сердце девушки. Если бы она не родилась по какой-то причине непохожей на других — неполноценной в любви, — как бы ей хорошо было с ним! Ведь она никогда никому не была нужна, только ему, только он один любил ее. Кто мог еще так, как он, угадывать ее настроение и состояние, кто думал о ней так, как он?

Виолетте стало так плохо, как, наверное, не было никому и никогда. Изящество квартиры режиссера, в которой она жила, сразу утратило свою привлекательность. Если в ней нет тепла, значит, нет и уюта.

Отчего ей было так уютно в деревянном домике около парка? Оттого, что там был Андрей с его заботой и теплотой, с его любовью. А если есть теплота и любовь, можно жить где угодно, в каких угодно условиях. А если ее нет, то самая прекрасная квартира потеряет свое очарование. Ей было хорошо здесь. Но она искренне верила, что их связывают с Преображенским хотя бы дружеские чувства. А теперь, когда она знает, что это не так, ей все кажется здесь чужим и отталкивающим: и эти тропические бабочки, и дорогие фарфоровые вазы, и изящные статуэтки, подаренные режиссеру его другом скульптором. Ей очень захотелось уйти отсюда, и она поняла, что просто не в состоянии зайти в комнату Преображенского с чашечками кофе и увидеть в его объятиях Майкла, а потом жить с ним дальше, делая вид, что все остается по-прежнему.

Она быстро прошла к себе в комнату и, отыскав в шкафу среди новых платьев то, в котором она пришла сюда, — подарок Андрея, разделась, сняв вечернее платье и украшения, и надела его. Не взяв ничего из вещей, купленных ей Преображенским, она вышла в коридор, а потом на лестничную площадку. В который раз за нынешнее лето ей приходится уходить из жилья, к которому она привыкла!

Девушка стремительно сбежала по лестнице и вышла на улицу.

Стояла ночь. На неосвещенной улочке было непроглядно темно, и Виолетта поспешила выйти на проспект, слыша за собой лай собак и чьи-то шаги. Она и сама не знала, куда ей теперь идти. Она осталась совсем одна, потеряв человека, которому верила, и другого, которого любила. И он любил ее по-настоящему. Но она к нему не пойдет, ведь его любовь в прошлом. Он больше не любит ее, разочаровавшись в ней. Отчаяние охватывало девушку, заполняя все ее существо. И, почти ничего не сознавая от горя, она шла, не думая, куда идет. Лишь бы усталость до изнеможения, до отупения, чтобы ни о чем не думать, чтобы забыть и презрительный взгляд Андрея, брошенный на нее в театре, и то, как она ошиблась, думая, что Преображенский — ее друг. Ей казалось, что жизнь кончена, что никогда в ней не будет уже ничего хорошего.

Виолетта шла по улицам, не глядя по сторонам, и незаметно для себя вышла на автотрассу, ведущую из города. Редкие машины, проезжающие по ней, освещали своими фарами одинокий силуэт девушки, понуро бредущей по дороге, но она не замечала их. Лишь потом она внезапно пришла в себя от того, что одна из машин притормозила около нее и высунувшаяся из окошка голова спросила ее с ярко выраженным восточным акцентом: