Гордое сердце

Но Блейк как раз что-то говорил. Корабль уже стоял в порту.

— Вот это моя прекрасная Сюзан, отец. Сюзан, отец никогда не покидает свою сельскую резиденцию, так что он приехал только из уважения к тебе.

Высокий пожилой мужчина с интеллигентным лицом — невероятно худой и хрупкий в светло-сером костюме — взял ее за обе руки. Она почувствовала сухость его рук и губ, когда он целовал ее в щеку. Взгляд его бледных старческих глаз был тоже сухим, он остановился на Сюзан. Он заговорил неожиданно высоким голосом:

— Я уже отчаялся, моя милая, что мой сын женится. У меня самого было очень счастливое супружество. А теперь я рад, что дождался этого.

Она улыбнулась. Этот высокий, слегка покачивающийся старик, нравился ей.

— А это мои дети, — сказала она, положив руки на худенькие детские плечи.

— Очень приятно, — пробормотал он и отвернулся от них. — Как-нибудь им надо на целый день приехать в Фейн Хилл. — Но руки, которые ему робко подали Джон и Марсия, он не пожал. За ними стояла Джейн в монашески черном одеянии. Она была очень бледна, и Сюзан в душе тайно думала: «Какой ужас! Мне даже не пришло в голову, что у нее, наверняка, была морская болезнь». Но прежде чем она успела что-то сказать, Блейк усадил ее в большую машину, и они поехали по залитым вечерним светом улицам города. У одного из домов, расположенных в спокойном квартале у реки, машина остановилась. Двери дома открылись, и из них вышел мужчина в ливрее.

— Составишь нам компанию, отец? — спросил Блейк.

— Нет, — ответил старый мистер Киннэрд, — я поеду к себе в Фейн Хилл. Вы, наверняка, устали. И, кроме того, я безумно устаю в городе. А персики в этом году опять прекрасные. Линлей вам утром их привезет. Один из моих терьеров заболел. Мне надо сразу же назад.

Все вышли из машины, которая тут же бесшумно отъехала. Дети стояли на тротуаре в смущении. Сюзан внезапно показалась себе чужой на чужой улице незнакомого города. Сюзан была словно одурманена и не знала, что будет дальше. Внезапно она почувствовала, что кто-то поднимает ее и сразу же ставит на порог дома.

— Теперь ты у меня дома, Сюзан, — сказал Блейк. Она стояла и смотрела на просторный прекрасный холл, почти лишенный мебели. На противоположной входу стене висела одна из картин Блейка, изображающая индианку, одиноко стоящую в раскаленной пустыне под жесткими палящими лучами солнца. Солнца было столько, что оно прямо-таки изливалось с полотна. Сюзан услышала голос Марсии, доносившийся с улицы:

— Блейк, подними и меня! И перенеси через порог!

Но Блейк с улыбкой повертел головой. Он обнимал Сюзан за плечи и спешил продемонстрировать ей комнаты. Она оглянулась и увидела, что дети в нерешительности остановились в холле.

— Идите-ка сюда, мои милые, — позвала она их.

Блейк широко распахнул одну из дверей.

— Это твои комнаты, Сюзан!

Затем они пошли наверх. Дети осторожно, на цыпочках поднимались за ними по мраморным ступенькам.

Теперь Блейк говорил уже Джону:

— Ты, Марсия и Джейн будете жить на другом этаже.

— Прекрасно, — сказала Джейн и взяла детей за руки.

Когда они спустились вниз, Блейк вновь открыл широкую дверь, Сюзан остановилась на пороге и смотрела на комнаты, которые он обставил для нее — прекрасные в своей простоте и гармонично простые, со светлой, скромной мебелью, огромными окнами и соответствующей интенсивностью светильников.

— Ничего мелкого и пустячного для моей великой Сюзан, — заявил Блейк. — Все проектировал я сам.

— Когда же ты успел? — спросила она, пораженная, осматривая это гигантское пространство.

— Почти сразу же, я имею в виду, что начал через день после того, как мы познакомились, — сказал он, улыбаясь и в то же время наблюдая за нею.

Сюзан не знала, что и сказать. Она стояла и удивленно осматривалась вокруг.

— Тебе здесь нравится? — поинтересовался он.

— Да, — прошептала она, — здесь все такое необыкновенное и прекрасное.

Мгновение она помолчала, а после сказала просто:

— Спасибо тебе, Блейк, за твою любовь.

ЧАСТЬ IV

Сюзан осмотрела длинный узкий салон. Она жила в доме Блейка уже несколько недель и могла довольно точно определить, что утренняя уборка и без того очень чистого и ухоженного дома завершена. В конце салона был разбит маленький, аккуратный садик, а за садиком несла свои воды Ист-ривер. Садовник-шотландец Линлей приезжал один или два раза в неделю из провинции, чтобы поухаживать за растениями, посаженными в изобилии вокруг бассейна. В его отсутствие цветы должен был поливать шофер. Сюзан выслушивала жалобы Линлея:

— Банти не выливает и половины того, что должен, миледи. Это возмутительно! Если позволите, я переговорю с хозяином.

— Ах, нет, Линлей, — сказала она быстро, не беспокойте этим моего мужа, прошу вас. Я поговорю с Банти сама. — Не забыть бы сегодня после обеда, когда она поедет в музей «Метрополитэн», отругать этого мальчишку Банти… В музей «Метрополитэн» она ездила почти каждый день. Там было прохладно и безлюдно, она могла сидеть там столько, сколько ей хотелось, и, не спеша, раздумывать о том, что видела.

В середине лета дом был неимоверно тихим. Дети уехали в лагерь. Уже в первую неделю лета Блейка охватило беспокойство и он спросил у Сюзан:

— Твои дети на лето не ездят в лагерь?

Конечно, их не стоило бы оставлять на лето в городе. Блейк был невероятно щедрым и распорядился подготовить для них западное крыло дома, но и сейчас там было слишком жарко. Кроме того, она застала однажды Блейка в салоне, сжимающим голову ладонями, так как Джон как раз скакал вниз по лестнице.

— Джон! — резко окликнула она сына, пошла навстречу в холл и хотела его отругать. Но ее остановил его невинный взгляд, и Сюзан сдержалась.

— Ты хотел бы съездить в лагерь? — спросила она его.

— Джейн говорила, что она могла бы взять меня и Марсию домой, — сказал он осторожно.

— Вы здесь дома, — сказала она.

— Да, я это знаю, — деликатно ответил мальчик. — Но я имел в виду — по-настоящему домой.

— Ну, нет, — возразила она. — Мне бы хотелось, чтобы вы оба поехали в лагерь, там вас научат плавать, и вообще, там вы отдохнете и окрепнете.

Целую неделю они с Джейн готовили детей в дорогу. Блейк был очень заботлив и мил. Он купил Джону дорогую удочку и объяснил ему, как ловят рыбу на мух. Пожалуй, не существовало ничего, о чем Блейк не знал бы. Но Джон ей на прошлой неделе написал из лагеря письмо: «Прошу тебя, не могла бы ты послать мне простую удочку? Но Блейку ничего не говори. Ребята мне твердят, что простые удочки лучше. Кроме того, мы ловим на червя». Ничего не говоря Блейку, — ни за что на свете она не упомянула бы об этом — она сама сходила в спортивный магазин и купила Джону самую обыкновенную удочку. Марсия сама не писала — была еще слишком маленькой. Но каждую неделю приходило изящно написанное официальное письмо, сообщающее, что у Марсии дела идут хорошо и что из нее будет хорошая пловчиха, что она будет хорошо ездить на лошади, но что она несколько привередливая и упрямая. Сюзан в письме спросила: «Марсия не скучает?» — «Не скучает, — ответило изящное письмо. — Марсия иногда упоминает о своем новом отце, но можно сказать, что она ни о ком не скучает».

Когда дети уже отбыли, Джейн сказала решительно:

— В доме столько помощников, леди, что я вам не понадоблюсь, пока не вернутся дети. Я поеду домой, как следует приберусь и наварю ежевичного варенья.

Итак, она осталась в доме одна с Блейком.

— Тебе хотелось бы куда-нибудь поехать, Сюзан? — спросил он ее.

— А тебе? — ответила она вопросом на вопрос.

— Нет, — сказал он. — Я люблю жить здесь. Я полюбил этот д ом,я люблю этот город. Кроме того, у меня есть определенные идеи, которые мне хотелось бы выразить в керамике. Нью-Йорк летом изумителен. К тому же, все разъехались.

Но город был полон людей. Она часто наблюдала за ними из своего окна, выходящего на реку. Она бездельничала, только бездельничала. Она сдалась своей любви к Блейку.