Страница 29 из 85
— Катерина мне сказала перед смертью.
Штайбер отвернулся. Я догадывалась, о чем он думает: моя история показалась бы почти всем нелепой, будь я обычной женщиной, но я таковой не была. Моя служба короне снискала мне доверие высших должностных лиц, и если я расскажу им о Штайбере, они могут мне поверить. Штайбер не знал, что большую часть информации я уже передала лорду Истбурну и получила резкий отпор. Он лишь понимал, что я знаю гораздо больше.
Врач приставил стетоскоп к моей груди и прослушал сердце.
— Она больше не выдержит действия магнитов. Вы закончили?
— О, да, — ответил Штайбер.
— Ваши люди могут везти ее обратно в Ньюгейт. — Доктор снял с меня магнитные пластины. Я почти не ощутила физического облегчения, ибо предчувствие гибели, словно гром, загрохотало снаружи по стеклянному колпаку.
— Нет, — сказал Штайбер.
Гладкий лоб врача покрылся морщинами недоумения:
— И что я, по-вашему, должен с ней сделать?
— Избавиться от нее, — ответил Штайбер. Это был смертный приговор, произнесенный отрывистым тоном хозяина, приказывающего слуге убрать за собакой.
— Вы имеете в виду?.. — По мере того как врач поворачивался к Штайберу, испуг все больше нарушал монотонность его речи; голос звучал все выше: — Нет! Я не могу!
— Сможете, — ровно, но властно сказал Штайбер.
— Но прежде мы никогда никого не убивали, — трусливо заблеял врач. Ах, если бы страх лишить меня жизни пересилил его страх разозлить Штайбера! — Это противоречит моим принципам.
— Ваши принципы не помешали вам брать деньги за пытки пациентов, — напомнил Штайбер.
— Это были не пытки, это были научные исследования!
Штайбер состроил презрительную гримасу и сказал:
— Нельзя допустить, чтобы она осталась в живых.
— Но как я избавлюсь от тела? — Значит, врач сдался; речь шла лишь о том, как практически ликвидировать меня. Надежда на отсрочку приведения приговора в исполнение угасла. — Что, если меня поймают? — Мой последний шанс зиждился на том, что врач испугается последствий. — Даже если мне удастся убедить начальство в том, что эта смерть была случайной, они приостановят мои эксперименты. Я лишусь практики!
— Вы лишитесь куда большего, если не сделаете того, что я велю.
Врач пальцем стер пот с верхней губы.
— Что ж, хорошо.
На несколько секунд он исчез из поля моего зрения, а когда появился снова, в одной руке у него был шприц, в другой — длинная игла. Это был тот же инструмент, которым он делал инъекцию Слейду и которым Слейд проткнул глаз санитара. Врач закатал рукав у меня на руке и ощупал локтевой сгиб. Мне надо было рвануться к двери, но я не могла преодолеть свою летаргию. Мои глаза неотступно следили за инструментом. Внутри цилиндра колыхался бесцветный яд — у врача дрожали руки. Штайбер бесстрастно наблюдал за происходившим. Я знала, что столь важное дело он не оставит без присмотра. Катерину он и вовсе убил лично, невзирая на риск и на то, что такая грязная работа не к лицу главному царскому шпиону.
Как странно, что в последний миг на земле я анализировала личность своего убийцы. Но я была неутомимым исследователем человеческой натуры и даже в тот короткий срок, пока врач готовился сделать мне смертоносную инъекцию, оказалась способна отвлечься от факта своей неминуемой гибели.
Врач нащупал вену у меня на руке и пристроил к ней иглу. Я ждала фатального укола.
И тут распахнулась дверь.
Врач выронил свой инструмент. Шприц упал на пол и разбился. Меня окружили трое мужчин в форме британской армии — в красных кителях с золотыми эполетами и пуговицами, в черных фуражках, брюках и ботинках — и с ружьями.
— Что это значит? — надменно спросил Штайбер, изображая удивление и гнев.
— У нас приказ взять под стражу эту женщину, — сказал офицер — обычный бесстрастный человек, из тех, однако, благодаря кому Британия победила в стольких войнах.
— Я не позволю, — запротестовал Штайбер. — Эта женщина серьезно больна психически. Она нуждается в лечении, которое может получить только здесь.
Офицер взглянул на врача, съежившегося у стены, потом посмотрел на Штайбера с недоверием и подозрительностью, которые каждый добропорядочный англичанин испытывает к иностранцу, и спросил:
— А кто вы, собственно, такой?
— Доктор Ричард Альберт, главный врач отделения для преступников, — не моргнув глазом, соврал Штайбер. — Я несу ответственность за ее лечение.
— Больше не несете, — ответил офицер. — Она едет с нами.
Его подчиненные повезли каталку, на которой я лежала, к выходу. Штайбер стоял, вытянув руки по швам и едва сдерживая ярость, — он не мог позволить себе быть арестованным. Когда мы проезжали по коридору мимо палаты Джулии Гаррс, она помахала мне рукой и улыбнулась. Я поняла, что, независимо от того, как военные узнали, что я в Бедламе, именно она указала им, где меня искать, когда они сюда прибыли. Она явно считала, что оказала мне добрую услугу.
Хотела бы и я быть в этом уверена.
Глава семнадцатая
Тайные приключения Джона Слейда
Июнь 1849 года. Лето в Москве цветет буйно, словно в лихорадочном страхе перед возвращением зимних холодов. В переулках вокруг Трубной площади над дверьми убогих борделей горят красные фонари. Дешевые проститутки, обвешанные кричащими украшениями, зазывают проходящих мимо мужчин. Некоторые мужчины останавливаются, перебрасываются с ними шутками и торгуются, прежде чем предаться удовольствию. Но Петр, Федор, Александр и Слейд не обращают на них никакого внимания. Крадучись, они быстро продвигаются вперед. Русские потеют в пальто, надетых несмотря на жару. У Петра под пальто спрятан пистолет Слейда. Он вызвался быть стрелком. Хотя, когда они строили планы убийства, он был уверен в себе и полон решимости. Слейд видел, что теперь его кураж иссякает. К тому времени, когда они достигают Цветного бульвара, Петр нервно дрожит.
— Успокойся, — говорит ему Федор. — Скоро все будет позади, и мы сможем выпить.
Петр отвечает ему кислой улыбкой. Слейд чувствует себя не лучше: ему-то известно, что этим русским уже никогда не суждено выпить вместе.
Вдоль бульвара располагаются элегантные особняки, в которых живут дорогие куртизанки. За бархатными шторами мерцают канделябры со множеством свечей. Из окон доносятся звуки фортепьяно и смех, но на улице — никого. Слейд и его друзья сквозь ворота проскальзывают в сад небольшого, но фешенебельного здания и прячутся за кустами. Воздух перенасыщен запахами цветов, духов и мусора. Мужчины ждут князя Орлова. В результате наблюдений за ним удалось установить, что каждую среду он проводит вечер в этом доме у своей любимой куртизанки.
Веселье стихает. Теперь дамы ублажают клиентов в своих будуарах, и улица погружается в дремотную тишину. Проходят часы. Слейд видит, что русские нервничают все сильней. Около двух часов ночи напряжение достигает предела: в этот час князь обычно покидает бордель. Слейд и остальные не сводят глаз с двери. Петр дрожащими руками достает пистолет и начинает целиться.
И тут слышится громыхание экипажа. Плеханов с шестью жандармами третьего отделения выскакивают из него, устремляются в сад и с криками набрасываются на Слейда и русских, молотя их дубинками и ногами. Те отбиваются и кричат, жандармы выкручивают руку Петру, отнимают у него пистолет и всех укладывают на землю лицом вниз. Слейд бешено сопротивляется. Жандармы отделяют его от остальных и избивают с особой жестокостью, пока им не удается его скрутить. Всем четверым связывают руки.
— Вы арестованы по обвинению в заговоре с целью убийства, — говорит Плеханов.
— Как они нас вычислили? — спрашивает Петр, когда их волокут к экипажу.
— Наверное, кто-то донес, — отвечает Федор, подозрительно переводя взгляд с одного своего товарища на другого. — Должно быть, среди нас предатель.
— Это не я, — поспешно отвечают Петр и Александр.