Страница 48 из 97
— Да и зачем нам город новый на берегу моря? — здраво спрашивал князь Дмитрий. — Если вдруг понадобится, так у соседей обжитой отберем.
Король свейский, отпором нашим устрашенный, мира запросил, но при этом нас же и обвинял в начале войны. Алексей Адашев с дьяком Висковатым составили ему от имени царя грамоту укоризненную: «Твои люди делали ужасные неистовства в карельской земле нашей. Воеводы мои пылали нетерпением идти к Абову, к Стокгольму, мы едва удержали их, ибо не любим кровопролития. Вдругорядь же разговаривай о мире с наместниками нашими по обычаю дедовскому, нам говорить с тобой невместно».
Но король, проиграв все, хотел хотя бы честь спасти и настаивал, чтобы договор мирный сам царь подписывал, а не наместники его псковские, коих он неосторожно холопами государевыми назвал.
Пришлось Адашеву с Висковатым вновь браться за перо и вразумлять не по чину занесшегося королька. Объяснили ему, что есть Псков и что есть Стокгольм, что даже пригороды Пскова поболее и побогаче всей его столицы будут. Разъяснили и о наместниках псковских, что все они, как один, люди великие: князь Федор Даирович — внук казанского царя Ибрагима; князь Михайло Кислой и князь Борис Горбатый — суздальские князья от корня государей русских; князь Булгаков — польскому королю брат в четвертом колене; теперь же наместничает князь Михайла Васильевич Глинский, дядя государев. Какого же рода король свейский, мы не знаем, но люди хорошо помнят, как он волами торговал и как королем стал, то недавно сделалось и всем ведомо. В конце и Сильвестр приписочку сделал: даже и в великом монархе смирение лучше надменности.
Король Густав намек понял и смирился, подписал договор мирный на сорок лет, удовлетворившись печатью наместника нашего князя Михаила Глинского. Только в одном мы ему уступили из милости — не стали называть его в договоре клятвопреступником.
Нам от Европы ничего не надо было, кроме денег. Товаров у нас и своих в избытке было, а чего не было, так нам с Востока и Юга доставляли, там ремесленники поискуснее европейских и цены ниже. Разве что вино из Европы получали, без вина никакой жизни нет, ни душу в церкви спасти, ни тело вылечить. Но на крайний случай можно и хлебным вином обойтись, а без денег — никуда. Храмы новые во славу Господа возводятся. Чем купола крыть? Чем иконы окладывать? Опять же пить-есть с чего-то надо. Золото и серебро на Руси, конечно, были, на Руси все есть, вот только лежали они в земле незнамо где. Были на Руси и рудознатцы, но они, как всем ведомо, с нечистым дружбу водят, посему к государеву делу их привлекать зазорно. Вот и приходилось брать ефимки серебряные да дукаты золотые, переплавлять их и на нужды наши неотложные пускать.
Это Европе постоянно от нас чего-то надо было. Все покупали: зерно и сало, чтобы есть, лен и меха, чтобы одеваться, лошадей, чтобы было на чем ездить, пряности, чтобы лекарства делать, ибо своих трав не ведали, а тех, кто ведал, за это самое ведовство на костер посылали. Покупали и другие вещи, в быту необходимые: фарфор, кость слоновую и моржовую, камни драгоценные и прочие украшения. Но был и товар товаров, за который платили золотом вес на вес, — шелк. Действительно, товар необходимейший, с него вошь соскальзывает, поэтому, к примеру, в походе без него — никуда, у нас все ратники для чистоты телесной в шелковые рубахи были обряжены. А для Европы шелк тем более нужен, что в грязи живут, бань не зная. У нас как пару поддашь в бане, так никакая вошь не выживет. Правда, опасаюсь я, что и европеец не сдюжит, жидковат народ, только русские люди и выдерживают, да еще турки.
Рассказывают, что нашли европейцы какой-то кружной морской путь к Островам пряностей и к дальневосточным землям, где шелк прядут. Слабо мне в это верится, да и зыбка гладь морская, беззащитен там человек пред буйством ветра и волн. То ли дело твердь земная и надежнейший из челнов — верблюд. Так что думаю, долго еще европейцы к нам ездить будут и все те товары у нас покупать, ефимки и дукаты свои казне государевой доставляя.
Каким образом? Это я вам с готовностью и радостью расскажу. Я ведь в деревне своей большим экономом стал и любил порассуждать о том, чем государство богатеет.
Система держалась на трех законах, которые, в отличие от большинства других русских законов, соблюдались неукоснительно и поддерживались строжайшими мерами, вплоть до отсекания рук жадных и отрубания голов неразумных. Во-первых, все торговые расчеты на Руси производились только в копейках. Во-вторых, европейские деньги запрещено было провозить через Русь дальше Москвы и Ярославля. В-третьих, обмен ефимок и дукатов на копейки осуществляли по курсу, устанавливаемому великим князем.
Из одного ефимка отливали 44 копейки, а обменивали тот же ефимок когда на 36, а когда и на 32 копейки, в зависимости от нужды государственной. Не силен я в науке арифметике, но и без абака вижу, что кое-чего остается, особенно если ефимки возами мерить, как в казне великокняжеской. День на день, конечно, не приходился, когда один воз привозили, а когда и десять.
— Наши золото и серебро находят многие пути, чтобы проникнуть к вам, и почти ни одного — для выхода, — жаловался мне, помню, один путешественник, — прорва бездонная! Бочка безмерная! И куда вы их деваете?!
Не он один задавался этим вопросом. Вот и Иван всегда жаловался, что казна пуста. И казначей, как к нему ни придешь, не выслушав толком, сразу кричать начинал: «Денег нет!» Но потом, кряхтя, находил.
Может быть, не надо было трогать ту Европу? Оставить ее в покое, как говорили потом те же Романовы? Пусть, дескать, живут, как хотят. Бузят ведь они от нищеты да скученности. Оттого и разбойничают, как еще добыть пропитание. Оттого и за море стремятся. Оттого и придумывают всякие хитрые штуки, из ничего игрушку делают. Оттого и берегут каждое зернышко, каждую досточку. И жизнь у них из-за малых расстояний быстрее. У нас на Руси о делах соседа знаешь меньше, чем они о происшествиях в соседнем государстве, потому как ближе. А быстрая новость требует быстрого ответа. Вот и рубят сплеча, на раздумья времени не остается. То ли дело у нас! Даже, бывает, вспылит кто-нибудь, да поскачет разбираться с обидчиком, так пока доскачет, весь гнев и выветрится.
Нет, надо было! И Романовы в этом деле нам не указ. Все помнят, откуда они вышли, потому и смотрят на Запад как на родную землю, а на южные страны — как на врагов. Хотя можно и так рассудить: знают, что на Западе поживиться нечем, вот и глядят алчно на богатый Юг. Но сути дела это не меняет — всегда они против войны с Европой были.
Надо было наказать бунтовщиков европейских! Хоть и невелики те страны, а неприятностей с каждым годом все больше доставляют. Верно говорится: мал клоп, да вонюч, мала блоха, да кусает зло, мал прыщ, да не сядешь. Давить надо, пока не размножились и не расползлись. Эх, раньше давить надо было! Для их же блага! Но упустили время в годы правления отца нашего и нашего с Иваном малолетства.
Конечно, и раньше всякие неудовольствия случались, и бунтовали вассалы, но право было не на их стороне, оттого не было у них силы душевной на борьбу долгую, и народ их не поддерживал. Поэтому они быстро замирялись, добившись выполнения хоть чего-нибудь из требуемого. А потом придумали себе веру новую, протестантскую. И теперь выходят они не бунтовщиками и клятвопреступниками, а борцами за веру истинную. Куда как хорошо! Захочет какой-нибудь князь, герцог или даже король взбунтоваться, перекинется в другую веру и бунтует себе на здоровье против Габсбургов, против нас или против турок и требует при этом, чтобы к нему относились не как к вассалу подлому, а как к равному, и считает, что он в своем праве. Самое обидное, что действительно — в своем.
Сорока лет не прошло, как народилась эта ересь, а уже вся Северная Европа в нее перекинулась и в бунт впала. Терпеть дальше было уже нельзя! И правы были Адашев, Сильвестр, Курбский и вся их Избранная рада, что, едва разобравшись с восточными и южными землями, устремились на Запад.