Страница 39 из 40
— Думаю, ты сможешь влезть в мои шлепанцы, деточка, — сказала она.
— Пожалуйста, ни о чем не беспокойтесь, миссис Деннис.
— Какое тут беспокойство! По сравнению с тем, что ты пережила, никакого тут беспокойства нет. Пойду принесу их.
Элиза сидела одна в тишине комнаты и, закрыв глаза, слушала, как Лестер разговаривает с полицейскими. Он дал им подробное описание мужчины, который напал на нее. Чуть позже войдя в комнату, он протянул ей пару розовых шлепанцев, отороченных мехом.
— От миссис Деннис с любовью. — Он помог ей натянуть их на ноги. — А это от меня. Надевай. Может, у тебя зубы перестанут стучать, как клавиши пишущей машинки!
Она натянула толстый белый, крупной вязки свитер и упивалась его теплом. Он был ей велик, и они оба рассмеялись, когда рукава повисли у нее с запястий. Лестер подвернул их.
— А теперь садись, — сказал он, тихонько подтолкнув ее, чтобы она послушалась.
— Прости меня, Лестер, — прошептала она. — Что я доставила тебе столько хлопот...
— Помолчи, пожалуйста!
Она расширила глаза, удивленная грубостью его голоса.
— Если бы я только мог добраться до этого... этого подонка... — Он подошел к буфету. — Налью тебе чего-нибудь выпить.
— Нет, спасибо, Лестер. — И она застенчиво добавила: — Но я не отказалась бы от чашки чая.
— Конечно. — Он подошел к двери. — Миссис Деннис, у нас там есть чай?
— Разумеется, мистер Лестер, — донесся ее голос из кухни. — Принесу буквально через минуту.
Он стоял на коврике перед камином, глядя на Элизу со странным выражением лица. Это была смесь сострадания, извинения — и чего-то еще, что она не могла бы определить. Жалость, может быть, или — она даже моргнула от этой мысли — какая-то братская забота?
Она честно сказала, желая окончательно снять подозрения с невиновного:
— Видишь, Лестер, никакой это был не Фил Поллард. А я с самого начала знала, что это не он.
Тот прошелся по комнате.
— Да, — скованно признал он. — Ты права, это оказался не Фил Поллард. Надеюсь, он в курсе, какого превосходного адвоката имеет в твоем лице.— Налив себе выпить, он уставился в бокал. — Прости, что я его подозревал. Я знаю, какого ты о нем высокого мнения... — Он внезапно замолчал.
Элиза не стала ему ничего объяснять. Она не сказала: «Он для меня значит ничуть не больше, чем Говард Биль». К чему? Он все равно ей не поверит.
Лестер сел рядом с ней на диван и взял ее руку в свою, ее пальцы сразу же сцепились на его ладони. Она набрала воздуху, чтобы сказать что-нибудь уместное, светское, но безнадежность и уныние остановили ее. Она прошептала дрожащим, срывающимся голосом:
— Лестер, о, Лестер... — и отвернулась от него, чтобы уткнуться в подушку, но он грубо дернул ее, прижал к себе и обнял.
Несколько благословенных минут она оставалась счастливая и успокоенная в его объятиях, радуясь его близости и его прикосновению, — пока до нее не дошло, что таким образом она выдавала с головой, насколько сильно его любит. А этого она поклялась себе не выдавать ему ни за что на свете.
Она собралась с остатками духа, последними крохами решительности, каплями энергии и стала бешено вырываться, пытаясь освободиться из его объятий. Когда он понял, чего она добивается, то сразу ее отпустил и встал. Глаза его почернели от гнева.
— В чем дело? Что-то во мне так отвратительно для тебя? Наверное, то, что меня зовут не Фил Поллард? Или не Говард Биль? Это поэтому каждый раз, когда я подхожу к тебе близко или касаюсь тебя, ты от меня шарахаешься, как будто я болен какой-то постыдной заразной болезнью?
Она не отвечала. Как она скажет ему правду? Разве он сам не давал ей понять много раз, и словом и делом, как мало она для него значит?
— Будь я проклят, если позволю женщине обращаться со мной с презрением! Особенно женщине, которую я люблю. — Он схватил ее за руку, рывком поставил на ноги и заключил в свои объятия. — Ты постоянно твердишь, что ненавидишь меня, но, богом клянусь, я заставлю тебя полюбить меня! Даже если на это уйдет вся моя оставшаяся жизнь, я заставлю тебя полюбить меня!
Он прижался к ее рту своими губами. И его губы, его руки были такими же злыми, как его слова. Пока ее опьяненный от счастья рассудок снова прокручивал его слова — что он ее любит, — она ответила на его требования с радостью и без оглядки. Он вел ее обратно, к пульсирующей, бурлящей жизни, выманивая из нее тепло и страсть, которых он жаждал вкусить и о которых она не подозревала до самого этого момента.
Наконец он оторвался от нее и заглянул ей в глаза.
— Это правда, Элиза? Значит, это не Фил Поллард...
— Или Говард Биль, или кто-нибудь еще.
— Когда же это случилось, любовь моя?
Она пожала плечами и засмеялась.
— Не помню, так давно. Наверное, когда я тебя укусила, тогда. — Она подняла его руку и поцеловала шрам, который оставила ему в детстве. — А ты?
Он улыбнулся:
— Наверное, с тех пор, как я ударил тебя по голове! — Он приблизил губы к ее голове и поцеловал ее в то место, куда много лет назад пришелся удар.
Они посмеялись, опьяненные открытием их взаимной любви.
— Но, Лестер, почему же ты мне ничего не говорил?
— Я думал, что ты по уши влюблена в Фила Полларда. Я думал, и был не прав, что поэтому ты все время его прикрывала.
— Но когда ты поцеловал меня в ту ночь, после праздника, разве ты уже обо всем не догадался?
— Милая моя, сначала я дерзнул лелеять в себе надежду, потом я говорил себе не быть дураком, потому что мне казалось, что ты просто искала тогда у меня утешения и нежности после грубых попыток Говарда овладеть тобой.
— А я думала, что ты любишь Нину.
— С того момента, как снова встретил тебя, — уже нет.
— Но ты ведь был так расстроен, когда она разорвала вашу помолвку.
Он нежно поцеловал ее.
— Оскорбленная гордость, любимая, и больше ничего.
Она оттолкнула его, внезапно кое-что вспомнив.
— Но ведь вы с ней снова помолвлены. Она мне сама сказала.
Он притянул ее к себе.
— Значит, она сказала тебе неправду. На прошлой неделе она просто сама навязалась мне. У нее были выходные, сказала она, я же не мог просто взять и выгнать ее, правда? Но поверь мне, как только позволили приличия, я немедленно посадил ее в поезд на Ньюкасл. Спроси миссис Деннис.
Тут упомянутая дама как раз отворила дверь, держа в руках нагруженный поднос.
— Ах вот, значит, как? Очень мило! — Они разорвали объятия. — Не смотрите на меня, — сказала она, широко улыбаясь. — Продолжайте. Давно уже пора мистеру Лестеру жениться, да еще на такой милой юной леди! — Она с сомнением посмотрела на поднос. — Наверное, вам сейчас не до этого?
— Очень даже до этого, миссис Деннис. — Элиза с трудом выбралась из объятий Лестера и взяла у нее поднос.
— Миссис Деннис, — прошептал ей Лестер, когда она собралась уходить, — только не говорите пока деду, хорошо? Нам нужно немножко побыть наедине.
— Не беспокойтесь, мистер Лестер. Ни слова не скажу. Да он спит как сурок в соседней комнате!
Они выпили чаю, поели пирожных, а когда закончили, Элиза сказала:
— Лестер...
Он в ожидании поднял голову.
— Я кое-что сделала — кое-что очень глупое — позавчера. — Она замолчала.
Он обнял ее одной рукой, улыбнувшись, и притянул к себе.
— Это ее первое признание с тех пор, как мы помолвлены. Должно быть, что-нибудь интересное. — Он ждал. — Ну продолжай, дорогая. Ты уже раздразнила мой аппетит, теперь я не могу дождаться, чтобы услышать, что ты такого ужасного сделала.
Его шутливый тон прибавил ей мужества, но она не поднимала на него глаз.
— Я... я помолвлена с Говардом.
— Ты — что? — Он весь затрясся от смеха. — Да это шутка года! Элиза Леннан, в определенных кругах известная как «серая мышка», которая никогда не общалась с мужчинами за всю свою жизнь, заключает помолвку сразу с двумя! — Он посерьезнел. — Тебе придется все ему рассказать. Нет, лучше я сам, доставь мне такое удовольствие. Я же сказал в свое время: пусть победит сильнейший.