Банджо

— А ваше собственное дело?

— Представь себе — лучше, чем когда бы то ни было. Но эти ребята с востока хотят только одного — побыстрее зашибить деньгу. А на все остальное — им наплевать. Зарабатывают на чем угодно — на девочках, выпивке, наркотиках, наемных убийствах. Готовы мать родную продать! Ради денег они сделают все, что угодно! А этот Эл Капоне набрал такой силы — ну, почти Джон Рокфеллер!

Вошла медсестра, взглянула на Фитцджеральда по-особенному, будто сказала: все, довольно, больному пора отдыхать. Фитцджеральд тихо вышел из палаты, а Гэс тут же погрузился в сон. Он пока еще не отдавал себе отчета в том, что на дворе уже стоит 1931 год, а не 1928, что он отсутствовал в мире три года, что мир за это время здорово изменился. И далеко не в лучшую сторону.

Фитцджеральд сдержал обещание, данное Гэсу — для него была снята большая квартира, прекрасно меблированная, с окнами, выходящими в парк. В ней установили новейшие на то время электрические приборы, включая радиоприемник и электрические часы, которые не нужно было заводить.

Портной снял мерку с клиента, у которого было бледное лицо, а в глазах скрывались боль и печаль, так хорошо знакомые еврею-портному, приехавшему из Польши; клиент к тому же немного хромал. Ему был сшит новый двубортный костюм, плотно облегающий фигуру, к которому прилагалась белая шелковая рубашку с маленьким воротничком, желтые ботинки и трость из черного дерева с набалдашником из слоновой кости.

В таком наряде Гэс прогуливался по парку, приучая свои ноги к ходьбе, а глаза к созерцанию ярких красок живой природы; он снова учился видеть не только то, что происходит в центре его поля зрения, но и по самым краям. Только обладая этим умением можно было надеяться выжить.

Но его беспокоило отсутствие Бесси, которая, как ему сказали, должна была приехать лишь в следующую субботу.

— Мои люди присматривают за твоим домом, — рассказал ему Фитцджеральд. — Я думаю, здесь ты в безопасности. Но рано или поздно Зирп пронюхает, что ты вернулся, и если он достаточно умен — а судя по всему, этот сучий сын толковый, — он попытается поначалу подкупить тебя. Теперь тебя на свою сторону кто угодно был бы рад привлечь.

— Меня купить нельзя. Меня можно только убить.

— Гэс, боюсь, слишком скоро придет время, когда придется либо убивать — либо быть убитым.

— Мне не хочется убивать, но еще меньше мне нравится быть без толку убитым.

— Да, вот еще что я хотел тебе сказать. Наркоманы, сидящие на кокаине, стараются иметь под рукой кого-то, кто постоянно снабжал бы их этим зельем. Такие вот дела.

— Это значит — Бесси привезет с собой кого-то из этих поставщиков?

— Наверняка. Парочку каких-нибудь негодяев. Сами по себе они — ничто. Но они поставляют ей товар. Она сейчас зарабатывает много денег. Но все спускает на кокаин.

— Я понимаю.

— А я вот не уверен, что ты понимаешь все до конца. Если ты отошьешь их, она тебе устроит грандиозную сцену. И не потому, что они ей нравятся. Ей нужен наркотик постоянно, а эти типы ей всегда его раздобудут.

— А вы не могли бы мне достать — ну, полкило этой гадости? — спросил Гэс.

— Могу. После обеда тебе принесут. И вот еще что, Гэс. Как только ты совершенно поправишься, я тебя сделаю своим первым помощником.

— Спасибо. Я думаю, что к понедельнику я буду совсем в норме.

— Приходи ко мне в офис в понедельник в девять часов. Мы теперь располагаемся в здании “Юнион-Бэнк”.

— И большой у вас офис?

— Большой. Есть и бассейн, и солярий. Можно заниматься любыми упражнениями. Будешь поддерживать себя в форме. Мы теперь действуем как солидная корпорация. И надеюсь, все наши служащие довольны.

Чтобы получше разобраться в обстановке, Гэс читал не только текущую прессу, но и просмотрел подшивки газет. Из двух ведущих газет Канзас-Сити “Стар” была более консервативной и солидной, а “Джорнал Пост” более либеральной, но в ней чувствовался душок Дешевой сенсационности и продажности. Какой из газет можно было больше доверять? Никакой. Гэс пытался читать между строк. Он знал, что в стране десятки миллионов людей остались без работы, но обе газеты так усердно старались скрыть этот факт, что тот, наоборот, выпирал так, словно о нем сообщали аршинные заголовки на первой волосе. Цена на пшеницу упала до тридцати пяти центов за бушель. Боже Ты мой, еще немного, и пшеница будет дешевле угля!.. Так... Япония хочет иметь мощный военно-морской флот и, вероятно, уже приступила к постройке современных боевых кораблей... Капоне полностью доволен тем, как идут дела... Президент Гувер трезво оценивает обстановку... Джимми Уокер из Нью-Йорка отправился в Майами со своей очередной любовницей... Джек Демпси совершенно уверен... Джин Танни проявил большую мудрость... Дело Сакко и Ванцетти пересматривается”. И.И.Каммингс написал новое стихотворение... политик — это задница, на которой сидят все, кроме человека... ха-ха, как смешно!..

Газеты писали также о самых известных гангстерах, таких как Джонни Диллинджер, Элвин Карпис, Красавчик Флойд, Херувимчик Нельсон, Доктор Баркер, Голландец Шульц... У всех дела идут прекрасно. И все время от времени играют в гольф.

Наверх пытались проталкиваться и новенькие. О них пока еще писали в уголках, мелким шрифтом, их фотографии были пока неясными, зернистыми. Шустрый Даймонд, Здоровяк Джо Винтергрин, Дино Лукези, Пузо Гатт... Наемные убийцы... Надсмотрщики...

Мелвин Первис из ФБР обещал выкорчевать зло преступности, против которой объявлял крестовый поход; на фотографиях его тонкие губы всегда были раздвинуты в улыбке; он призывал всех включиться в борьбу со злом, поддерживая Законность и Порядок всеми доступными средствами. И по всей стране миллионы серых людей в серой заплатанной одежде стали патрулировать серые улицы каменных городов; они напоминали Гэсу заключенных, вышагивающих по длинному узкому двору тюрьмы Левенворт. И Гэса удивляло: почему они не взорвутся негодованием, почему не сожгут все вокруг? Ведь страна — как пороховая бочка. Зажги спичку и громко объяви: хочуработу, хочу права голоса, хочу быть хозяином на своей земле! Давай Джон Рокфеллер, делись — или все взлетит в воздух!

Но ничего такого не происходило — по крайней мере, пока не происходило, и Гэс не переставал этому удивляться.

Каждый день, помимо физических упражнений, он много часов посвящал стрельбе и тренировке по быстрому выхватыванию пистолетов — все тех же “кольтов” сорок пятого калибра. Он научился выхватывать их из кобуры, снабженной пружинами, в мгновение ока, и, по крайней мере, в двух первых выстрелах держать точный прицел, стреляя сразу из обеих рук. Возможности испробовать автомат, помещавшийся в специальный футляр, глядя на который нельзя было догадаться о его содержимом, у Гэса пока не было. Но иногда он брал его в руки, и было приятно ощущать знакомую тяжесть.

Огромное, закопченное здание вокзала “Юнион” было заполнено серыми людьми, которые скапливались там не потому, что им нужно было куда-то ехать, а потому, что они были бездомны. А там можно было спастись от холода и найти хоть какое-то прибежище от того ужаса, который окружал их в городе. Железнодорожная полиция не позволяла им спать, гоняя их с места на место, но воспретить им находиться на вокзале полицейские не могли.

Гэс раздавал мелочь всем попрошайкам, встречавшимся на его пути; некоторые, сутулясь и опустив глаза, бормотали: послушай, дружище, я ветеран, у тебя нет лишних десяти центов?

Это угнетало Гэса. Выпрашивая какие-то центы, они роняли свое достоинство, которое не вернешь за деньги.

Внутри грязного, закопченного вокзала, построенного компаниями “Юнион Пэсифик” и “Санта-Фе”, человек чувствовал себя подавленным его размерами. Толпы одиноких нищих, бродящих между колонн, являли собою страшное, возмутительное зрелище. Неужели, думал Гэс, в Америке можно так опуститься?

Все эти люди когда-то верили, что живут и работают в замечательной стране, где все идет от хорошего к лучшему. Они когда-то верили, что полиция создана для того, чтобы защищать их. Они когда-то верили, что Церковь создана для того, чтобы помочь им жить так, как подобает истинным христианам. Они когда-то верили, что американские политики — их верные слуги. Они когда-то верили, что любой человек мог получить работу, если ему этого действительно хотелось. Но теперь они обнаружили страшную, подлую правду: даже если ты очень способен, даже если у тебя золотые руки, даже если просто жаждешь получить работу, ты все равно останешься без нее. В то время, как болтуны-политики продолжали разглагольствовать о достоинствах индивидуализма и об американских ценностях, миллионы здоровых сильных мужчин не могли заработать на кусок хлеба для себя и своей семьи. Миллионы здоровых, сильных людей вели жалкое, нищенское существование; их вера в справедливость разрушалась от столкновения между прекрасным идеалом и мерзостными фактами жизни.