Банджо

Когда Джим возвратился к себе в комнату и увидел Гэса, спавшего, скрючившись, на его койке, он достал старенькое стеганое одеяло и прикрыл им молодого человека, покачивая при этом головой, будто вопрошая: зачем мне ко всем моим проблемам еще одна? Но ответа он не знал.

Он взял свое банджо — единственную вещь, которая ему принадлежала, если не считать одежды, — и стал тихо наигрывать на нем. Ну и что он теперь скажет боссу?

Гэса разбудил рев трубы, который все усиливался; к нему присоединились стенания саксофона, а потом заиграли тромбон, гитара, банджо, пианино и барабаны.

Гэс только раз в жизни слышал такой музыкальный грохот — как-то раз в графство Форд приезжал оркестр “Рингинг Бразерс”. Но то воспоминание блекло перед тем, что он слышал сейчас. Прошло не меньше минуты, прежде чем он сообразил, где он и почему. И пожалуй, впервые он с полной ясностью осознал, что ему уже никогда к фермерству не возвратиться.

Музыка ритмично громыхала за закрытой дверью. И хотя Гэсу было любопытно взглянуть, что там происходит, дверь он не открывал — прежде всего потому, что боялся, чтобы у Джима из-за него не возникли неприятности. Он включил свет, встал с койки и посмотрел на себя в зеркало. Загорелое лицо в следах от одеяла после сна, льняные волосы, жесткие, как солома, растрепаны. Он тихонько рассмеялся, глядя на свое изображение. И куда же такому здоровенному детине деться? Чем заняться?

Дверная ручка задергалась, и Гэс резко повернулся. Дверь открылась, и в комнату юркнул Джим, тут же закрыв дверь изнутри на ключ. Гэс в первый момент даже не узнал его — на Джиме были пиджак в широкую яркую полоску и брюки, широкие вверху и сильно суживающиеся книзу.

Увидев удивленное выражение на лице Гэса, Джим уже собирался спросить, на что это парень так выпучил глаза. Но потом вспомнил, что тот не имеет никакого представления о том, что происходит за пределами этой маленькой комнатки.

— Этот костюм я надеваю, когда играю в оркестре, — быстро объяснил он. — Я хотел просто посмотреть, как ты тут поживаешь. И сказать тебе, чтоб сидел здесь и не высовывался, пока я тебе не подам знак. У нас все заканчивается часа в четыре или в пять утра.

— А что это... за место? — спросил озадаченный Гэс.

— “Клуб Ирландского Петуха”, — пояснил Джим. — Ну, такое заведение, знаешь, как тебе сказать, — ну, называем мы его “развлекаловка”, сюда приходят выпить, развлечься немного. Это что-то вроде салуна, но только нелегального, подпольного.

— Ага, — сказал Гэс. — Извини, что я такой...

— Не за что извиняться. — Джим улыбнулся. — Я боссу про тебя еще не говорил. А ты пока отдыхай, набирайся сил, а то вдруг придется тебе отсюда сматываться. Босс ведь может не захотеть, чтоб ты тут прятался. Знаешь, он и меня тут едва терпит. Если б я не занимался здесь уборкой, он бы вполне обошелся без банджо для своего оркестра.

— Джим, не делай из-за меня ничего такого, что могло бы тебе навредить, — попросил Гэс. — Теперь я уж сам, спасибо тебе, как-нибудь смогу из всего этого выбраться.

Тромбон сыграл несколько нот. Джим обеспокоенно повернулся к двери.

— Это мне сигнал. Поспи пока, залечивай бок. Утром я приду.

И Джим, этот маленький чернокожий святой в соломенной шляпе-канотье, в полосатом пиджаке с широкими плечами, в нелепых штанах и светло-желтых туфлях юркнул за дверь.

Гэс снова улегся на койке, выключил свет и, несмотря на грохочущую музыку, время от времени раздающиеся аплодисменты, повизгивание женщин, хриплые выкрики и смех мужчин, заснул. Ему снилось, что он снова едет в товарном вагоне: поезд мчится к темному тоннелю, а машинист свистком паровоза наигрывает мелодию “Больница Святого Иакова”.

— Да, сэр, мистер Фитцджеральд. — Гэс посмотрел прямо в глаза седовласому мужчине. Глаза были цвета вороненой стали; мужчина был одет в добротный серый костюм.

— Тебя еще не пробовали в деле, — сказал мистер Фитцджеральд, играя стаканом с золотистым виски. — Мы не знаем, как ты себя поведешь в сложной ситуации. Если б ты рос на улице, в городе, мы бы знали твои возможности, и ты бы их знал. Но ты рос у черта на куличках, на ферме, что с тебя возьмешь?

— Я готов учиться, чему требуется.

— Иными словами, ты просишь, чтобы я укрыл у себя человека, которого разыскивает полиция.

Гэс подумал немного, потом сказал:

— Я умею быть верным.

— Верным? Знаешь ли ты, что некоторые остаются верными, если понадобится, даже на электрическом стуле? — спросил грузный ирландец. — Я знавал отличных людей, которых всякие газетки называли дикими зверями, кровожадными каннибалами и все в таком же духе. Но эти люди не выдали никого из тех, кому были верны. Здесь любой уличный пацан знает, что означает верность.

— Ну, решать, конечно, вам, — сказал Гэс. — Могу только сказать, что на меня вы можете положиться.

Фитцджеральд повернулся к Джиму:

— А ты что думаешь?

— Я все того же мнения, — ответил негр. — Ну, конечно, он еще совсем необкатанный, но, в общем, в норме.

Фитцджеральд снова перевел взгляд своих непроницаемых глаз на Гэса.

— Ну что ж, рискнем. Ты будешь стоять на двери, на страховке, будешь помогать Джиму, Гляди в оба. Не столько легавых высматривай, сколько ребят Мики Зирпа.

— Так точно, сэр, — сказал Гэс. — Буду стараться изо всех сил.

Фитцджеральд пристально посмотрел на Гэса; их разделяло пространство стола, покрытого белой скатертью.

— Пока не испробуешь человека в деле, судить о нем рано. Но, по крайней мере, я вполне уверен, что ты не одна из этих крыс, которых нам время от времени подсылает Мики. — Фитцджеральд позволил ледяной улыбке появиться у него на лице. — Ты можешь отказаться в любое время.

Фитцджеральд засунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил стодолларовую бумажку.

— Это тебе на новую одежду...

Потом полез в другой карман, и на этот раз в руке у него оказался тяжелый короткоствольный “кольт”. Он положил пистолет на стол и подтолкнул его вслед за стодолларовой бумажкой.

— Стрелять только в том случае, если кто-нибудь будет пытаться насильно захватить клуб. Вот все, что я требую. А ты, Джим, подскажешь ему, когда стрелять.

— Так точно, сэр, — сказал Джим.

Фитцджеральд одним залпом допил виски и резко встал.

— Ситуация довольно критическая, все может решить пустяк. Если они не будут соваться на эту сторону реки, никакого кровопролития не будет.

Фитцджеральд взял свой портфель и ушел, не попрощавшись. Джим посмотрел вслед грузному ирландцу в дорогом костюме и котелке и покачал головой, словно хотел сказать: так дела не делаются.

— Я ничего не понимаю, — сказал Гэс в отчаянии. — Тебе придется мне объяснить, что и как.

— Сухой закон, Гэс, запрет изготовлять и продавать спиртное. — Негр улыбнулся. — Это просто противоестественный закон. А что делать простым людям, которым хочется выпить? Приходится придумывать что-то, чтоб закон этот обойти. Каждый должен найти себе место. Легавый должен понять, зачем он, сколько ему нужно денежек, чтобы заткнуть глотку своей совести. А такие отчаянные и крепкие ребята, как мистер Фитцджеральд и Мики Зирп, должны сообразить, как им без драки лучше всего разрезать и поделить пирог. А мистеру Пендергасту нужно вычислить тех ребят в правительстве, кому можно дать взятку — так, чтоб гайки немножко отпустили.

— Ну, это, вроде бы, я понимаю, — сказал Гэс. — Этот закон развалил старый муравейник, и теперь муравьям надо быстренько сообразить, что ж делать дальше, чтобы выжить. Так?

— Так, муравей. — Джим рассмеялся. Он чувствовал большое облегчение от того, что мистер Фитцджеральд согласился принять Гэса на службу. — Ладно, а теперь пойдем тратить эту сотню. Я хочу, чтобы наш телохранитель выглядел как надо.

Гэс засунул большой пистолет за пояс и прикрыл его нижним краем своей джинсовой куртки, почувствовав при этом, как отозвалась заживающая рана.

— Ты думаешь, для меня уже безопасно выходить на улицу?