Спрятанная красота

— Обещаю не касаться к ним карандашом, хотя соблазн слишком велик. Будьте любезны, дайте мне хоть взглянуть на них. Целую вечность я не читал девических излияний вроде этих. Я буду рад, если они освежат мою память. — Он просяще протянул руку: — Пожалуйста!

С большой неохотой Лоррен протянула ему стопку тетрадей. Алан еще ближе придвинул к ней свой стул, и Лоррен заставила себя остаться на месте. Она поняла, что он делает все намеренно, стараясь вывести ее из себя. Какое-то время Лоррен тихонько сидела, но вскоре, не вынеся его близости, она начала осторожно отъезжать в сторону. Алан будто невзначай зацепил ногой ножку стула, и девушке пришлось смириться. — Не дергайтесь, — приказал он, — вы мешаете мне сосредоточиться. — Он вновь приступил к чтению. — А вот и хорошее! — Он перевернул страницу и увидел низкий балл, поставленный Лоррен за эту работу. — Что? Это замечательное сочинение!

— Замечательное? Да оно просто ужасно! Грамматика возмущает, язык берет начало в сточной канаве, все правила нарушены…

— Да откройте уши и глаза: язык на уровне современных требований, острый и едкий. Прекрасные идиомы. Так говорят все вокруг вас, только вы слишком глухи, даже преднамеренно глухи, чтобы услышать это.

— Но повседневная речь — это не язык для сочинений по английскому. Конструкция предложений слишком свободная и часто неправильная.

— Говорю вам — это хорошо. Оно не напыщенное и не лишено оригинальности. Эта девочка, очевидно, всеми силами сопротивляется беспощадным методам ортодоксальных учителей. Я с радостью возьму ее начинающим репортером, если она этого захочет. — Он принялся за следующее сочинение. — А вот это утверждение изначально неверное. Вы разве не учите их пользоваться только проверенными, достоверными фактами? Это одно из первых правил всех описаний и репортажей.

— Но учителя английского не имеют дело с фактами. Для нас важнее воображение и удачно выраженное мнение.

— Мнение? Но прежде чем они сформируют свое собственное мнение, вы должны дать им факты…

— Если я начну давать им злободневные факты и слишком актуальные темы для сочинений, вызывающие или даже провокационные, их родители очень удивятся и назовут это отклонением от школьных образовательных стандартов, снижением культурного уровня и выразят сомнение в учительской нравственности.

— Тогда надо учить и родителей, не так ли?

Он прочитал еще несколько сочинений и отодвинул кипу тетрадей:

— Ваше отношение к этим работам рассказало все, что я хотел знать о вашей учительской отваге. Абсолютный ноль. Вы просто заучиваете правила по учебнику, подряд, от корки до корки, и не имеете мужества отступить от них ни на йоту. — Алан посмотрел на ее вспыхнувшее лицо. — Вы одно из тех созданий, которых я бы на милю не подпускал к преподаванию из-за их фанатичной нетерпимости ко всему новому.

Не в состоянии больше выносить его издевательства Лоррен ударила кулаком по столу и резко сказала:

— Вам стоит уйти отсюда подальше и оставить меня наедине с этими так раздражающими вас работами!

Но ее самоуверенность дала трещину, а прочно укоренившиеся за годы преподавания методы внезапно утратили всю свою привлекательность.

— Уйду, как только закончу, — парировал Алан, зло усмехнувшись ей в лицо, и вдруг заметил на столе нечто, привлекшее его внимание. Он быстро протянул руку и схватил листок бумаги прежде, чем она остановила его. — Ба, что я вижу! Статья? — Увидев имя автора, он уничтожающе взглянул на Лоррен. — Литературное произведение самой учительницы английского! — Он радостно потер руки: — Это должно быть очень интересно!

— Я редактор школьного журнала, — сказала Лоррен и попыталась выхватить лист у него из рук, но он сжал ее запястье и, запрокинув голову, расхохотался:

— Вы — редактор? Это сенсация!

— Я не разрешаю вам читать это.

— А я и не спрашивал разрешения, — ответил он и начал читать.

Лоррен тяжело вздохнула и опустилась на стул. Алан, не прерывая чтения, отпустил ее. Она затаила дыхание и выжидающе смотрела на него:

— Ну?

— Что я могу сказать? — Он повернулся к ней и положил руку на спинку ее стула.

— Это… это так ужасно?

Он рассмеялся, увидев ее по-детски трогательные умоляющие глаза.

— Да, — сказал он и протянул руку за карандашом, — это ужасно. Но я и ожидал нечто подобное, хотя некоторые идеи недурны, — подсластил он пилюлю, занес карандаш над первым предложением и вопросительно взглянул на нее: — Можно?

Лоррен молча кивнула, сдерживая себя и внутренне сжимаясь от того, что этот карандаш сейчас сделает с ее драгоценной статьей.

— Да, вам придется побеспокоиться, — заметил он, не глядя на девушку, — потому что вы свою статью просто не узнаете.

Лоррен, заинтересовавшись, следила за его работой. Она видела, как профессионально он редактирует текст: что-то вычеркивает, что-то изменяет, переставляет слова и укорачивает предложения. Она следила за ним с любопытством пациента, наблюдающего за руками хирурга, который делает ему операцию под местным наркозом, и даже чувствовала похожее онемение, когда он вычеркивал, сокращал и писал резкие ремарки на полях, понимая, что он причиняет ей боль, но ничего не ощущая при этом, пока он не подвинул к ней через стол статью. В этот момент действие анестезии закончилось.

Статью действительно было не узнать. Алан потрудился на славу и блестяще переделал ее. Лоррен повернулась к нему и наткнулась на пристальный взгляд. Алан опустил глаза и спросил с притворным опасением:

— Теперь я прощен? В любом случае мне лучше поскорее ретироваться, пока не пришлось занимать круговую оборону, учитывая ваше пристрастие к оскорблениям словами и действиями.

Он встал и пошел к двери.

Лоррен собралась к Анне, чтобы помочь той подшить платье. Она надела новую клетчатую юбку и белый свитер с высоким воротником. В дверях спальни показалась Берил.

— Ты сегодня великолепно выглядишь, Лорри, — сказала она. — У тебя прекрасная фигура, и джемпер удачно подчеркивает ее. Но я бы на твоем месте подкрасилась. Надо работать над собой, пока ты молодая, потом что-либо исправить будет гораздо труднее.

Не дожидаясь ответа, Берил принесла из своей комнаты почти всю косметику, и Лоррен пришлось уступить матери. Пока она подкрашивалась, хлопнула входная дверь — пришел Алан.

— Зайдите к нам, — крикнула ему Берил, — и посмотрите на мою красавицу дочь!

— Нет, мам, не надо, — зашипела Лоррен, но было поздно: Алан остановился в дверях и с полуулыбкой наблюдал, как она расчесывает волосы.

— Повернись, Лоррен, дай ему как следует тебя рассмотреть, — сказала Берил, и девушка повиновалась.

Выражение на его лице напомнило ей тот день, когда он в первый раз переступил порог их дома. Как и тогда, Алан окинул ее с ног до головы внимательным, оценивающим взглядом, в котором ничего нельзя было прочесть. Лоррен вспыхнула, повернулась к зеркалу и в него стала наблюдать за Аланом.

— Метаморфоза, — прошептал он.

— Вы хотите сказать, — неуверенно посмотрела на него Берил, — что она так сильно изменилась?

— До неузнаваемости, — сказал он, медленно огляделся по сторонам и небрежно спросил: — Уходите?

— Она идет к Анне, — ответила за нее мать.

— Передайте ей мой горячий привет, ладно? — попросил он Лоррен и откланялся.

Анна поприветствовала подругу низким реверансом и щедро похвалила ее за прекрасный внешний вид.

— Мои комплименты, Лоррен. Ты просто преобразилась. Теперь ты достойный противник Марго. Я серьезно, Лоррен, перестань качать головой! А какая реакция была со стороны… э-э-э… некоего квартиранта?

Лоррен залилась краской:

— Он назвал это… метаморфозой.

— Так и сказал? — Анна просияла от радости. — То, что нужно! Очень верное слово!

— Давай не будем об этом. Я сомневаюсь, что в его словах есть хоть капля искренности. — После своих слов Лоррен тут же почувствовала угрызения совести, так как прекрасно знала, что это неправда.