Страница 8 из 8
— Ну, нет никакой информации о том, в чём суть её устремлений, — заявил я.
— Верно, — кивнул Пайк. — Боюсь, нет никакой информации о том, в чём суть устремлений любого из членов этого общества. Я практически ничего не знаю о том, что у них там происходит.
Холмс удивлённо приподнял бровь.
— Они не приняли меня в свои ряды.
Услышав это признание, мой друг закашлялся от смеха.
— И по каким же стандартам вы им не подошли? — поинтересовался я.
— Думаю, они посчитали, что мои цели недостаточно благородны. Честно говоря, я не верю в магию и мало осведомлён в этой области. Если, конечно, не считать того, что вижу на сценах лондонских театров.
— Так значит, это серьёзное общество? — уточнил я.
— Более чем. Оно берёт начало от франкмасонов, основано для проведения оккультных ритуалов и так называемого духовного развития. Мне представляется, его члены режут глотки домашним животным и наряжаются в жуткие мантии.
— И что привлекло молодого аристократа в ряды этого общества? — спросил Холмс.
Пайк молча повёл плечом.
— Помимо свободных нравов? — продолжал Шерлок.
— Думаю, у них, как и у франкмасонов, очень развита взаимная поддержка, — заметил я. — Возможно, он хотел улучшить своё положение в светских кругах.
— Его положение в светских кругах было достаточно устойчивым, — насмешливо произнёс Пайк. — Симпатичный молодой человек, у которого денег куры не клюют. Положению таких баловней судьбы ничто не грозит.
— Может, азарт? — предположил Холмс. — Притягательность запретного?
— Вот это больше похоже на правду, — согласился эксперт по слухам. — Хилари был из тех, кому быстро всё надоедает.
— Ну, тогда мои симпатии на его стороне, — сказал Холмс.
Пожилой официант принёс нам обед.
Пайк был настоящим эпикурейцем, и хотя беседа с ним не способствовала моему пищеварению, должен сказать, пирог был действительно великолепен.
— А что вы думаете о причине смерти Де Монфора? — спросил Холмс.
— Очевидно, он жертва нападения шайки бандитов. Судя по тому, в каком виде найдено тело, трудно отыскать более подходящее объяснение.
— Но такого просто не могло быть! — возразил я.
Недавно я сам высказывал нечто схожее с версией инспектора Грегсона; но чем больше я размышлял, тем меньше в неё верил.
— Повреждения на трупе не соответствуют этой гипотезе. Готов поставить на кон свою профессиональную репутацию.
— На ваше счастье, доктор, делать это не придётся, — сказал Холмс. — В связи с необъяснимым характером преступления и учитывая высокое положение семьи погибшего, на судебного эксперта Вэллса, без сомнения, будет оказано существенное давление, и он подтвердит столь удобную для всех версию.
— Естественно. Они захотят, чтобы следствие было закончено как можно скорее, — согласился Пайк. — Для семейства с такой родословной внешняя сторона дела важнее истины. Главное — сделать так, чтобы всё было благопристойно.
— Любой ценой? — спросил я.
— Цена, мой благородный Ватсон, — это наша с вами забота, — с улыбкой проговорил Холмс. — Опять же, если мы сможем объяснить необъяснимое.
Он повернулся к Пайку:
— Лэнгдейл, что вы скажете о докторе Сайленсе?
— А, об этом карающем мече потустороннего мира? — Лицо Пайка засияло ещё ярче. — Я думаю, он просто мягкотелый, исполненный благих намерений сумасшедший.
— Значит, вы разделяете мнение Холмса? — вставил я.
— Нет, Ватсон, — возразил Холмс. — Я совсем не уверен в том, что его намерения благие. И последний вопрос, — он промокнул салфеткой губы, — прежде чем я задолжаю настолько, что мне придётся годами поставлять вам слухи.
— Мой дорогой Холмс, — усмехнулся Пайк, — я не сообщил вам ничего ценного. Вы оплатили свой долг, согласившись отобедать со мной. Каков же ваш последний вопрос?
— Лорд Боулскин. Вам знаком этот титул?
Пайк рассмеялся:
— Ещё как знаком! Вы обратились по адресу, так как не обнаружите его имя ни в одной газете. Лорд Боулскин — самозванец, его положение далеко от официального. Это молодой Алистер Кроули. Он провозгласил себя лордом после того, как приобрёл новый дом в Шотландии.
— Алистер Кроули? — Мне это имя ни о чём не говорило.
— Писатель и альпинист. И человек, который успел заработать себе репутацию самого злобного человека в мире.
Глава 6
Интермедия:
ЭКСТРАВАГАНТНЫЙ УЖИН ЛОРДА РУФНИ
Лорд Бартоломью Руфни прикурил сигару и долил в бокал бренди. Огонь за каминной решёткой щёлкал, как хлыст кучера, и выплёвывал в комнату клочки чёрного дыма. Руфни был крайне недоволен этим обстоятельством и намеревался утром напомнить экономке о том, что вычищенная труба не должна дымить. Он встал и с гордым видом прошествовал по медвежьей шкуре к противоположной стене комнаты, где располагались застеклённые шкафы.
У Руфни было множество хобби и отменный аппетит (о чём мог свидетельствовать любой из тех, кому доводилось сидеть с ним за обеденным столом), но главной его страстью была охота. Процесс преследования и поимки живого существа настолько захватывал Руфни, что от напряжения и азарта у него кружилась голова. Он верил: охота делает человека подобным Богу. Руфни прохаживался вдоль шкафов, где хранились его трофеи, пускал облачка сигарного дыма на стекло и припоминал каждое нажатие на спусковой крючок. Он смотрел в холодные, стеклянные глаза зверей и представлял, как в них угасает последняя искра жизни. Если бы этой искрой можно было завладеть вместе со шкурой, насколько ценнее была бы коллекция!.. Уникальная экспозиция мерцающего света, каждая блёстка которого поймана в самый последний миг перед исчезновением.
В дверь постучали. Вошёл Стивенс, дворецкий Руфни:
— Сегодня для меня будут ещё какие-нибудь распоряжения, сэр?
— Нет, если только вы не храните в винном погребе ёрш для камина, — ответил Руфни. — От этой Притчард никакого толку. Она позволила дымоходу засориться: чёртов очаг задымил всю комнату.
— Мои извинения, сэр, — проговорил дворецкий. — Я обязательно прослежу, чтобы всё было исправлено.
— Да уж, проследите, — сказал Руфни. — Я не желаю задохнуться в собственном кабинете.
Стивенс вежливо поклонился и вышел, а Руфни продолжил любоваться своими трофеями.
Помимо водружённых на стены голов, традиционных для охотничьего жилища, в его коллекции с течением времени появились экспонаты другого рода: свернувшиеся кольцом змеи, стоящий на задних лапах медведь, оскалившийся лис… Руфни был влюблён в каждое из этих идеально запечатлённых мгновений смерти.
Прогоревшие поленья обвалились и выбросили в комнату сноп искр. Руфни обернулся. Он стоял и наблюдал, как мелкие угольки остывают на полу, но даже шага не сделал, чтобы потушить их и спасти половицы от порчи. Волнения по таким низменным причинам были не для лорда Руфни: он считал, что даже мысль о половицах является нарушением светского протокола. Пусть угли прожгут пол — взор лорда устремлён к более высоким целям.
Раздумья о собственном предназначении привели к тому, что Руфни вспомнил об утренней почте, которую ещё не просматривал. Он сел за стол с обтянутой зелёной кожей столешницей и положил сигару на край массивной хрустальной пепельницы.
Порядок разбора почты у Руфни был прост: всю достойную внимания корреспонденцию он откладывал в левый верхний ящик стола, где она ожидала своего часа. Остальные письма отправлялись в правый ящик или, что случалось гораздо чаще, в горящий камин. Лорд не был сентиментальным, он не видел смысла хранить письма, если те не содержали важной для него информации.
Он достал из левого ящика небольшую пачку писем, положил её перед собой и, пыхнув сигарой, потянулся к ножу для бумаги.
Первое письмо, от какой-то благотворительной организации, содержало просьбу о финансовой помощи. Едва прочитанное, оно было приговорено к сожжению.
Во втором излагалось требование продолжить прокладку подземной железной дороги. Положение Руфни как главного держателя акций Центральных железных дорог Лондона было некомфортным в финансовом смысле слова. Он проклинал тот день, когда ввязался в это дело. С таким же успехом можно просто закопать свои деньги. Конечно, он пошёл на это добровольно. Ему сказали, что дорога скоро откроется… Всего каких-то десять лет планирования и строительства!.. Руфни бросил письмо туда, где оно уже не сможет помешать его пищеварению.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.