Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 93 из 113

   Вывалившись из железного монстра на асфальт перед остановкой, с облегчением вдохнула запах фруктов и овощей, что лежали на прилавке ларька, пристроенного к основной конструкции. Это чуть-чуть успокоило, но всё же, предпочтительней будет добраться до дома и устроиться на диване, предварительно поев чего-нибудь. А затем уж можно будет включить телевизор и закутаться в тонкий плед, наслаждаясь тишиной и уютом.

   Кирпичных многоэтажных домов в станице немного. Десяток, может два, но не больше. Как это не удивительно, но люди предпочитали жить собственным хозяйством, да и инфраструктура здесь ориентирована в основном на частный сектор. Именно поэтому то место, где я сейчас жила, напоминало островок городской жизни в деревенском море. Правда, если бы у меня хватило денег на то, что бы купить хорошо отделанный дом, со всеми коммуникациями, то я бы это сделала. Однако, с этим желанием пришлось расстаться, оставив деньги на будущее. Как только родится ребёнок, я не смогу работать продавцом-консультантом в книжном отделе. Дитё требует внимания и заботы, к тому же, если ты теперь мать-одиночка.

   Родная, даже больше чем, пятиэтажка стояла в глубине скопления себе подобных, окружённая невысокими деревьями с густой кроной. На детской площадке играла малышня, а бабушки-дедушки, вместе с молодыми мамочками, сидели на лавочках, обсуждая все местные и общероссийские новости. Мой подъезд не избежал подобной участи. На старой, доморощенной и собственноручно сколоченной скамье восседал старейшина, старожил дома, Иннокентий Иоаннович Михеенко. Бодрый дедуля, под девяносто с гаком, обожал шуточки, розыгрыши и был в курсе всех местных новостей. Конечно, сплетником дед Кеша не был, упаси боже. Но поток информации, льющийся из его уст, вполне мог соперничать с Ниагарским водопадом.

   Вот и сегодня, стоило мне сделать шаг в сторону железной двери и только-только поднять руку с зажатым в ней ключом от домофона, как раздалось деликатное, но отлично слышимое покашливание, означавшее, что дед Кеша хочет со мной пообщаться. Глубоко вздохнув, натянула на лицо милую улыбку и повернулась к ожидающему мою реакцию старику.

   - Добрый день, Иннокентий Иоаннович, - вежливо кивнула, вспоминая про себя собственную бабушку, которая, мягко говоря, была нелёгким в общении человеком, со своими тараканами в голове. К примеру, мат у неё вылетал свободно и легко, вплетаясь в повседневную речь. Поэтому годам к десяти я не смущаясь могла выслушать любую матершинную фразу, что в последствии очень мне помогало. Особенно, когда девчонки отказывались общаться с коммунальными службами, грузчиками и прочими милыми дядями и тётями. - Как ваше здоровье драгоценное?

   - Вашими молитвами, - хохотнул старик и опёрся руками о палочку из дерева дорогих пород. Насколько я знала от местного "сарафанного" радио, она даже была инкрустирована золотом. А так как трость подарил внук, это, в общем-то, говорило о том, что своего дедушку он очень любит и уважает. - Иди сюда, солнышко, садись рядом со старым хрычом. Поговорить с тобой охота мне. Уважишь, а? - и лукавый прищур светлых, как будто со временем выцветших голубых глаз.

   - Конечно, Иннокентий Иоаннович, - кивнула и, подойдя к скамейке, устроилась рядом со старожилом, ощущая на себе его внимательный, строгий взгляд. - Что-то случилось?

   - Эх, Юля, Юля... - дедушка Кеша устало вздохнул и его морщинистая рука, с длинными тонкими пальцами опустилась поверх моей и крепко сжала. - Что ж ты творишь, девочка?

   - В каком смысле? - удивлённо скосила глаза на деда и пожала плечами. - Я вроде ничего такого не делала...

   - А сына хочешь без отца оставить, да? - Усмехнулся Иннокентий Иоаннович, и покачала седой головой. Его вторая рука опиралась на набалдашник трости, слегка дрожа. - Так негоже делать, внученька.

   - Иннокентий Иоаннович, я, может быть, ошибаюсь, но это, по меньшей мере, не ваше дело, не так ли? - ощетинившись, грубее, чем следовало, поинтересовалась у старика.

   Густые брови нахмурились, дед Кеша закусил кончик длинных белых усов и, пожевав его чуток, ответил:

   - Может и не моё, да только я ж правильные вещи толкую, малышка, - вздохнув, он убрал свою руку и опёрся уже двумя на трость, положив подбородок на сомкнутые пальцы. - Я ведь не просто так сегодня оделся в этот чёртов чёрный костюм, в коем чувствую себя как на собственных похоронах. Знаешь, какой сегодня день?

   - Какой? - удивлённо посмотрела на своего собеседника и только сейчас заметила на худощавом теле пожилого человека дорогой строгий костюм тройку, чёрного цвета. На отвороте ворота в петлице болталась красная роза. Говорят, в молодости дед Кеша был знатным сердцеедом. А теперь стал уважаемым старцем, прожившем на этом свете почти целый век. Запоздалый стыд за слишком грубый тон своих слов поднялся из глубины души и заставил опустить голову, рассматривая носки мягких, удобных демисезонных сапожек.

   - Семьдесят лет прошло с тех пор, как умерла женщина, которую я любил. Умерла, вместе с новорождённым ребёнком. Моей дочкой, - Иннокентий Иоаннович тяжело вздохнул, устремив взгляд невидящих глаз куда-то вдаль.

   Мне стало неуютно, от понимания того, что ему до сих пор больно и память не даёт забыться и жить дальше. Но тут мозг обработал полученную информацию и заставил меня нахмуриться. По словам соседей, жена деда Кеши умерла лет десять назад. Тогда о ком он говорит, чёрт возьми?

   Чувствуя, что голова идёт кругом от всех возможных вариантов, чтобы не упасть с ненадёжного сооружения, ухватилась за руку старика.

   - Дед Кеша, - медленно произнесла, стараясь не думать о том, что мои догадки верны.

   - Чегой? - тихо отозвался Иннокентий Иоаннович.

   - Но я слышала, что ваша жена умерла десять лет назад. Почему семьдесят? - виски заломило, а к горлу подступила тошнота. Врач предупреждал, что мне нельзя перенапрягаться, но каких-то критериев определения уровня нагрузки дать не смог. Просил только осторожнее быть.

   - Доложили, кумушки? - усмехнулся тот и посмотрел на меня. Увидев, в каком я состоянии (сомневаюсь, что лучший, в своё время, врач-акушер мог не правильно истолковать зелёный цвет лица и дёргающиеся колени), дед Кеша тревожно нахмурился и стал медленно подниматься со скамейки. Встав, он протянул мне руку. - Пойдём. доведу тебя. А то ты бледная, дрожишь и потом холодным покрылась. Тебе врач ничего не говорил по поводу нагрузок, ась?

   - Говорил, - слабо улыбнувшись, осторожно встала, положив свободную от пакета с едой руку на живот. - Только у меня угадать никак не получается, когда остановиться надо.

   - Ох, молодёжь, - покачал головой Иннокентий Иоаннович, подставляя мне свой локоть.

   Зайдя в подъезд, аккуратно и не спеша поднялись вдвоём с дедом Кешей на третий этаж, где и находилась моё временное пристанище.

   Открыв дверь, пропустила старика вперёд, зайдя следом и сразу же направившись на кухню. Сложив покупки в холодильник, налила себе и деду Кеше сока, после чего вернулась к своему гостю, уже успевшему удобно расположиться в кресле в единственной комнате.

   - Спасибо, милочка, - усмехнулся Иннокентий Иоаннович, с благодарностью принимая у меня стакан. Взглядом указав на диван, старик велел, тоном не терпящим возражений. - Садись. А то рухнешь ещё в обморок, что я с тобой делать буду, а?

   - Да ладно вам, дед Кеша, - вздохнув, всё же последовала его совету. Отпив сока, зажмурилась от удовольствия. - Ох, хорошо как... И всё же, почему вы сказали, что ваша любимая женщина умерла семьдесят лет назад?

   Стари помолчал немного, снова смотря в никуда и вертя в руках свою старую трость. Затем поставил стакан на журнальный столик и заговорил, тихим, усталым голосом:

   - Я тогда молодым врачом был. Сосунок ещё, ни войны, ни жизни не видел. Влюбился в неё, когда учёбу заканчивал. Она меня на год младше была. Я ж не знал, как к ней подступиться, пока счастливая случайность не свела нас на одном студенческом празднике. Такого счастья, как в тот момент, когда она согласилась со мной встречаться, я не испытывал ни до этого момента, ни после. Мы начали жить вместе, и это было самым лучшим временем, - дед вздохнул. - Вот только я всё сам и испортил. Теперь-то понимаю, что одного виноватого в том, что случилось, быть не может. В любви всегда два человека участвует. И виноватыми они могут быть только оба. Но тогда... Я её подавлять начал. Диктовать условия свои. Ревностью изводил. Тамара терпела. Долго терпела, за что уважаю её до сих пор. Затем в один далеко не прекрасный день, она собрала вещи и ушла. И даже встречаться со мной не захотела после, - дед Кеша говорил и говорил, а за каждым его словом слышалась глухая тоска и боль потери, отзывающаяся в моей душе грустью и печалью. - Я со злости уехал в другой город. И только там, спустя некоторое время, понял, что люблю-то её одну. И что согласен быть с ней на любых условиях. Пусть даже придётся себе на горло наступить... Я поехал обратно, хотел прощение попросить. Да, хотел, - старик замолчал, нервно теребя край пиджака.