Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 80 из 104

А еще здесь было море…

Соседние устья заливов Сент-Джордж и Таскер Бэй были родным домом для моржей-секачей, больших и малых китов, дельфинов и, разумеется, всевозможных видов рыб. Добытчики «валюты», занимавшиеся промыслом в этих водах, всего за несколько недель могли без труда наполнить свои трюмы добычей. Необходимость отправляться в дальние плавания, иной раз — за тысячи миль, на что уходили год, а то и два, теперь, казалось, безвозвратно отошла в прошлое.

Короче, преимуществам Альбы на Западе поистине не было числа. И далеко не последним среди них была свобода от страха в любой момент подвергнуться нападению со стороны врагов. Альбаны и туниты давно научились ладить и мирно уживаться друг с другом. Теперь альбанам предстояло научиться контактировать и с беотуками, которые жили в большей изоляции, чем туниты, и найти подход к ним было значительно труднее. Между этими тремя народами время от времени неизбежно возникали конфликты и случались даже кровопролития, но в целом все они уживались на общем для всех острове достаточно мирно.

Угроза нападения норвежцев осталась где-то далеко. К тому же если их черные корабли-кнорры когда-нибудь придут на разведку в эти края, им будет не так-то легко отыскать путь в новую Альбу — Альбу на Западе.

На протяжении трех веков альбанов оттесняли все дальше и дальше на запад, по ту сторону свинцово-серых вод Атлантического океана. И вот теперь изгнанники, кажется, нашли свою землю обетованную.

МОЯ ПЕРВАЯ ПОЕЗДКА В ЗАЛИВ СЕНТ-ДЖОРДЖ СОСТОЯЛАСЬ В 1965 г. Мы путешествовали тогда вместе с Гарольдом Хорвудом, известным автором из Ньюфаундленда. Нам хотелось испытать все трудности походной жизни: жить под открытым небом, спать в палатке, кипятить чай на костре, а на завтрак ловить форель в ближайшем ручье. К тому же мы проводили немало времени, общаясь с людьми особой категории, социальный статус которых можно сравнить разве что с цыганами. В здешних краях их называют джакатарами.

Эти люди — народ по большей части низкорослый и шустрый, темноволосый и смуглый. Говорят они на странной смеси французского и английского, сдобренного щепоткой слов на языке микмак [122]. Некоторые из джакатаров промышляют ловлей лобстеров, угрей, трески и сельди. Другие занимаются сельским хозяйством, проводя львиную долю своего времени во внутренних районах. Они охотятся, водят по горам и долам на правах гидов группы разного рода охотников-любителей, выслеживающих карибу, или нанимаются в проводники к любителям рыбалки, обещая им показать места, где лучше всего ловится лосось в ручьях, как здесь принято называть реки независимо от их реальной величины.

Кроме того, большинство из них держат одну-двух коров, несколько овец, пару выносливых низкорослых лошадок и свору собак-водолазов. Места их обитания могут считаться фермами разве что по названию.

Джакатары были народ выносливый. Питеру Барфиту, известному также под именем Пьер Бьюпатри, когда мы с ним познакомились, уже исполнилось девяносто четыре. Он долго и обстоятельно рассказывал о своем детстве, вспоминал о замечательных подвигах джакатаров — охотников и «меховщиков», которые отправлялись на промысел в дальние края, надолго — иногда на несколько месяцев — покидая свой дом.

— Думаю, меха составляли львиную долю ваших доходов, не так ли? — поинтересовался я.

Питер покосился на меня, как мудрец на несмышленого юнца.

— Если так, то вы ошибаетесь. Да, конечно, меха были для нас серьезным подспорьем, но основную прибыль мы получали от продажи говядины и баранины экипажам шхун, этим америкашкам и французишкам, которые приходили в наши воды, чтобы порыбачить у побережья весной и по осени. Они, бывало, прямо — таки изголодаются по свежему мясу…

Разумеется, я знал, что в предыдущем поколении едва ли не каждая семья на Ньюфаундленде держала корову и полдюжины овец, но мне никогда и в голову не приходило, что на этих скалистых берегах можно производить говядину и баранину, что называется, в промышленных масштабах. И мне подумалось, что Питер, скорее всего, преувеличивает.

В следующий приезд я решил получше выяснить обстоятельства дела и обнаружил, что он скорее недооценивал масштабы поставок мяса, чем завышал их. После завершения в 1898 г. строительства трансостровной железной дороги фермеры, жившие в окрестностях залива Сент-Джордж, производили львиную долю свежей говядины, продававшейся в столице острова, городе Сент-Джордж, и в большинстве селений в его окрестностях. Мне рассказывали, что иногда в загонах на пристани в Сент-Джордже скапливалось до трехсот голов крупного рогатого скота. А еще я узнал, что еще в начале 1940-х гг. на берегу залива Сент-Джордж существовала обширная равнина, сплошь покрытая пастбищами, но затем в годы войны ее засыпали щебнем и забетонировали, превратив в стратегическую воздушную базу ВВС США. В результате было уничтожено не меньше десятка ферм, а ведь на некоторых из них насчитывалось по нескольку сотен голов скота.





В мягком климате, установившемся в X в., скотоводы и вовсе считали эти места настоящим раем. Они не только свели леса на обширных площадях, чтобы расчистить плодороднейшие земли для посевов. Даже в наши дни на берегах лагун, в дельтах рек и ручьев и даже на насыпях, косах и песчаных островках существуют просторные естественные пастбища, общая площадь которых превышает двенадцать тысяч акров.

Мы с Клэр, обследуя в 1966 г. земли этого округа, обнаружили в окрестностях долины Кодрой остатки некогда самой продуктивной сельскохозяйственной зоны на всем Ньюфаундленде. Нам встретились яблони, груши, сливы и вишни, изнемогающие под тяжестью плодов; в огородах наши взоры поразило обилие всевозможных овощей; нам встретилось множество свиноферм и птицефабрик, а вдоль так называемого Хайленда (южного берега залива) раскинулись не только тучные пастбища для скота, но и нивы, на которых колосились пшеница и ячмень.

Но остров Флат Айленд, который долгие века служил средоточием сельскохозяйственной деятельности на юго-западе Ньюфаундленда, увы, более не существовал. Еще в начале 1900-х гг. Санди Пойнт, как называлось поселение на острове, насчитывал более трехсот жителей, что делало его самым крупным населенным пунктом на западном побережье Ньюфаундленда. А когда в эти места приехали мы с Клэр, поселение было покинуто жителями вот уже больше тридцати лет, и, как поведал нам седой старик, прогуливавший своего пса вдоль берега, виной всему были колеса.

— Когда появились железные дороги, а затем и автомагистрали, стало все меньше потребности в судах для перевозки пассажиров и грузов, в первую очередь — соленой рыбы в Сент-Джонс, в Канаду и Бостон (США). Когда я был подростком, в здешней бухте на якоре, почти впритирку друг к другу, стояло столько судов, что по их палубам можно было перебраться с одного берега Флат Бэй на другой.

Мои родичи всегда жили в Санди Пойнт. А когда мы уехали отсюда в 1962 г., мы покинули его одними из последних. Вскоре многие дома рухнули или были попросту смыты приливными волнами. И в конце концов здесь останутся разве что надгробные камни на кладбище.

Когда началось возведение Санди Пойнт? Вот этого я вам, сэр, не скажу. Некоторые говорят, что люди там жили еще до потопа.

А почему бы нет? Во всяком случае, это было очень давно.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

В ПОИСКАХ АЛЬБЫ

КОГДА Я РАБОТАЛ НАД КНИГОЙ «ВИКИНГ НА ЗАПАД», меня более занимал вопрос о том, куда же, собственно, плавали норвежцы, в чем мотивы и причины их плаваний. Я более или менее согласился с господствовавшим мнением, что ими, то бишь викингами, двигала прежде всего жажда открытий, а также стремление обживать новые, далекие земли.

Однако работа заставила меня избавиться от многих заблуждений. Мне стало совершенно ясно, что главной и основной причиной, побуждавшей норвежцев отправляться на запад, была жажда легкой наживы, стремление пограбить. Да, в Британии, Исландии и Гренландии впоследствии действительно имели место захват и освоение земель, но везде и всюду путь для переселенцев прокладывали мародеры и рейнджеры.

122

Микмак — название, данное европейцами аборигенам Новой Шотландии и некоторых прилегающих к ней провинций на побережье Атлантики. Это слово в наши дни начинает вытесняться самоназванием туземцев, звучащим как микмау или мигмау.