Страница 6 из 104
«Да, мальчуган, это Йелл!» — кричит шкипер, с облегчением вглядываясь в зеленые воды, пенящиеся под нижней частью форштевня. — Уж позволим нашей красавице полежать на борту и отдохнуть немножко… вон там. Дела идут на славу. Если бриз еще продержится, завтра поутру мы выберемся на берег острова Фетлар».
Он проходит по палубе, перегибается через борт и спускается в маленькую каюту, где мирно дремлет часть экипажа, состоящая из его родственников-мужчин. Он нащупывает мешок с сушеной треской, вынимает две тушки, балансируя мимо покачивающегося планшира, пробирается на корму и отдает одну сыну. Двое мужчин грызут отвердевшую на солнце рыбу, смакуя ее и наслаждаясь ни с чем не сравнимым вкусом, затем смачивают глотку глотком воды из фляжки с плотно притертой пробкой.
«Ну а завтра у нас будет свежая баранина и ячменный хлеб — с пылу с жару, — пообещал шкипер, — да, а впереди — длинная зима, чтобы вы могли построить если не рай в шалаше, то хотя бы обустроить логово, будь оно неладно, и наделать там детей, если вам посчастливится подцепить девчонку. Вы этого заслужили — мы все этого заслужили. — Он пожевал машинально еще с минуту. — Впрочем, не все ли равно, ведь к весне следующего года вы должны подготовиться к новой битве с морем, нам предстоит вернуться на запад, к Тили, к моржам-секачам и бьющим ключом источникам. Ну а теперь я сам возьмусь за штурвал. Ступай и поспи маленько.
Вот уже в двадцатый раз я проделал этот путь, — размышлял шкипер, взяв в руки румпель. — Двадцать весен тому назад я впервые увидел на горизонте большой, выступающий из воды белый череп острова Тили. Хотя я был уже довольно наслышан об этих местах, я никак не мог поверить, что и впрямь добрался сюда. Снежные вершины гор, вздымающие головы в облака, зловонные источники с кипящей водой, бьющие из подземных озер… и моржи, такие жирные, что у меня до сих пор слюнки текут, когда я с замиранием сердца вспоминаю, как я впервые греб на лодке между ними».
Первое свое плавание в открытом море он совершил вскоре после Рождества Христова. Ему было без малого тринадцать лет. Это был старинный обычай идти в море на судне, построенном его родственниками, которые заодно выполняли роль и команды, и владельца судна.
Еще раньше, в возрасте десяти лет, он наблюдал за тем, как «Фарфарер» восстанавливали и отстраивали заново на берегу песчаной косы Фетлар на глазах у всего семейства, обосновавшегося на острове Фетлар. Более того, он даже мог весьма живо вспомнить о том, как корабль постепенно воскресал, словно скелет, из длинного киля и древесины своей прежней инкарнации.
Корабль имел в длину пятьдесят футов, в ширину — почти пятнадцать; его новый шпангоут, планшир и банка были вырублены из дуба и ясеня, а его балки-стрингеры — из сосновых брусьев. Всю эту древесину привезли на острова, начисто лишенные леса, торговцы с острова Фетлар. Чтобы обтянуть его легкий каркас, потребовалось пятнадцать крепких тюленьих шкур, сшитых друг с другом с помощью сухожилий. Затем женщины сшили большой, почти квадратный корабельный парус из тщательно выделанной и смазанной маслом кожи.
На судне появилось много нового, но основное ядро его было весьма старым, поскольку киль, словно позвоночный столб, был унаследован им от нескольких предшественников, носивших то же самое имя. Его мачта и реи прослужили почти целый век с тех пор, как прапрадед теперешнего шкипера подобрал их в числе прочих бревен и леса, выброшенного прибоем на берег Тили. Никто не мог сказать, из какого дерева они были сделаны и из какого неведомого мира оказались здесь, но древесина оказалась прочной, как железо, и упругой, как китовый ус.
И вот теперь тот же самый рангоут нес нынешний «Фарфарер» обратно к родным берегам. Шкипер тщательно осмотрел его, его жена была непоколебимо уверена в том, что в этих брусьях и балках обитали духи, обладающие огромной силой. При мысли о жене шкипер улыбнулся: да, она постарела, но ее объятия по возвращении будут столь же жаркими, как и прежде.
ДО НАС НЕ ДОШЛО НИ ОДНОГО ПРЕДСТАВИТЕЛЯ РОДА «Фарфарера», ибо они были построены из недолговечных материалов, которые не могли прослужить хоть сколько-нибудь долго, если не попадали в умелые руки. Происхождение корабля затеряно в глубине времен, однако мы все же можем составить некоторые представления о нем.
Первопроходцы, прибывшие на северное побережье вскоре после отступления ледниковых плит, оставили здесь следы своего присутствия. Местные жители называли их «скачущими по песку», то есть бродягами, скитавшимися по прибрежной полосе. Зимние шторма порой смывают песок с отмелей и дюн, открывая на дне под ними древние очаги и груды домашнего мусора.
Частицы древесного угля и обломки раковин моллюсков мало что скажут случайному прохожему, разве что ему повезет прогуляться вдоль побережья северной Шотландии в обществе одного из тех немногих людей, кои столь же умны и эрудированны, как Вальтер Моуэт, тогда все эти обломки и частички окажутся красноречивыми свидетелями древности.
Опустившись на колени возле самой отметки, зафиксировавшей уровень максимального прилива, который видели в обозримом прошлом пески длинной косы Дуннет Бэй, Вальтер приступил к кропотливому просеиванию и просмотру скопившихся здесь частиц древесного угля и окаменевших раковин и внимательно изучал их, пока ему не попались обработанные человеком кварцевые обломки, которые он поднес мне на вытянутой ладони, чтобы дать возможность поближе рассмотреть их.
«Последним, кто сжимал в ладонях эти крошечные кусочки, оставшиеся от каменного ножа, возможно, был парень из «скачущих по песку», живший за дюжину веков до нас. — Он замолчал и задумчиво поглядел на остатки сломанного орудия. — Поэтому я не могу отделаться от ощущения, что сам сейчас чувствую тепло ладони того малого, что жил в незапамятные времена, чувствую прикосновение его руки».
Однажды древние люди разбили здесь лагерь, протянувшийся вдоль отлогого северного взморья и песчаных кос, — лагерь, который, возможно, переместился сквозь пески и эпохи, словно задумал соприкоснуться с настоящим, воскреснуть средь бела дня в современности. Вне всякого сомнения, люди минувших времен вовсе не так далеко отстоят от нас, как это пытается внушить нам наука с ее блистательными изысканиями и технологиями. Первопроходцы просто незаметны среди нас, но им так много нужно сказать.
Груды мусора, оставшиеся от более древних эпох, преимущественно состоят из моллюсков, называемых также «блюдечко», устриц (Ostrea) и раковин моллюсков; однако от более поздних времен дошли груды костей рыб, морских птиц и животных. Из этого можно сделать вывод, что первоначально «скачущие по песку» добывали себе пропитание на узкой полосе между морем и сушей, со временем они отважились выйти в беспокойные воды океана, чтобы ловить рыбу, бить тюленей и морских свиней, повидать далекие рифы и скалы, поохотиться там на морских птиц и полакомиться яйцами. И вот наконец они превратились в столь искусных и опытных мореходов, что смогли доплыть до наиболее заброшенных и удаленных от материка островов, берега которых были исхлестаны штормами и ветром.
Чтобы совершить все эти столь рискованные вылазки в открытое море, они должны были изобрести суда, способные выдержать натиск океана, и стать первоклассными кораблестроителями.
Британский археолог Томас Летбридж доказал, что первоначально «скачущие по песку» ютились под куполообразными палатками, сделанными из шкур, натянутых на специальные каркасы, которые были сплетены из ветвей северной березы или ивы, поскольку в тех краях лесов вообще нет, да и на севере Шотландии очень мало, если не сказать — почти нет настоящих больших деревьев. Эти шкуры были выделаны или выскоблены, а затем пропитаны салом животных для лучшей сохранности и водонепроницаемости. Сделанные таким образом легкие и прочные каркасы, по всей видимости, были похожи на большую опрокинутую вверх дном чашу или челн — обтянутую шкурами небольшую лодку почти овальной формы, которой пользовались древнейшие жители юга Британии.