Страница 67 из 143
С Питерборо связана память еще об одной королеве, тоже родившейся под несчастливой звездой. Я имею в виду Марию Шотландскую — сначала соперницу, а затем пленницу королевы Елизаветы. Любопытно, что могилу ей выкопал все тот же «Старина Скарлет», который за полвека до того хоронил несчастную Екатерину Арагонскую. Правда, тело Марии недолго покоилось в здешнем соборе. Как только ее сын Яков I пришел к власти, он велел перенести останки своей матери в Вестминстерское аббатство.
— Теперь я понимаю, — заявил американец, — почему вы так носитесь со своими соборами. Для вас это вроде семейной истории… скелеты в шкафу и всякое такое прочее. Так вы говорите, Генрих Восьмой? Это не тот жирный парень с рыжими усами? Все эти его несчастные жены…
— Мария Шотландская не была его женой…
— Ну, уж это-то я знаю! — хмыкнул он. — Так я что хотел сказать: женщины изрядно натерпелись от этого Генриха. И все равно буквально в очередь ломились, чтобы только его захомутать. А ведь он даже не был хорош собой! Вот вам и справедливость! Выходит, женщины падки на уродливых тупиц, так, что ли?
— Надеюсь, мне удалось пополнить ваш багаж парой-тройкой интересных историй. Будет что рассказать дома?
— А то! — довольно усмехнулся американец. — Уж будьте уверены!
— Ну, я рад. Значит, сегодняшний день не прошел даром.
Вечером мы расстались: мой новый знакомый укатил на последнем поезде в Лондон. И я представляю, как несколько недель спустя он вернется к себе в Америку и будет бриться, собираясь на званый обед. Наверняка на полочке в ванной будет стоять его путевой дневник, возможно, открытый на страничке «Питерборо».
— Ну, сегодня я им всем покажу, — приговаривает он. — Будут знать, как меня за дурака держать…
Надеюсь, у него все получится.
Среди моих знакомых нет ни одного человека, который бы побывал в Ратленде. То есть многие, конечно, посещают Ратленд в поисках лисицы, но вот чтобы человек специально приехал сюда на экскурсию… Таких оригиналов мне не встречалось; да и вам, полагаю, тоже.
Ратленд — который большинство почему-то, не задумываясь, помещают в Уэльсе — является самым маленьким и самым примечательным из всех английских графств. В нем всего-то семнадцать миль как в длину, так и в ширину. Имеется два города — Окем и Аппингем, но ни один из них не тянет на формирование муниципального округа. Ратленд уютно устроился между Линкольнширом, Лестерширом и Нортгемптонширом. Благодаря своему географическому положению он включен в состав Центральных графств. Из всех графств, возникших на месте древнесаксонской Мерсии, это выделяется тем, что его название никак не связано с именем главного города (иначе бы на карте Англии красовался не Ратленд, а Окемшир). С другой стороны, никто и не собирается называть это графство Ратлендширом! Крошечный Ратленд — единственный кусочек древней Мерсии, который не поддался «ширзации» западных саксов.
Проследив историю Ратленда в глубь времен, можно убедиться, что за ним закрепилась устойчивая репутация «подарочных земель» — короли неоднократно дарили его своим законным женам или же любимым фавориткам. Так, Этельред подарил Ратленд королеве Эмме; Эдуард Исповедник — королеве Эдите; Иоанн — Изабелле. Если отсутствие истории можно почитать за счастье, тогда Ратленд — самое счастливое из всех графств. Единственным эпизодом, омрачающим безмятежное существование Ратленда, является нечаянная битва, которая, на мой взгляд, случайно пересекла границу этого спокойного, но беспомощного графства. Не удивлюсь, если его жители были недовольны таким нарушением порядка и попытались отогнать нежданные события — точно стаю чужих гусей, забредших в огород, — обратно за границу. Можно лишь сожалеть об этой досадной исторической ошибке, ибо без нее Ратленд мог бы по праву носить название английской Аркадии.
Мой путь пролегал меж колосящихся полей пшеницы и овса. Чудесная золотая сторона, где ни единая фабричная труба не омрачает пейзаж. Волна промышленной революции прокатилась по Ратленду, не оставив видимых следов: фабрики и заводы вырастали, как грибы, но так же быстро исчезали. Мне кажется, что сам здешний воздух — насыщенный какой-то старомодной чистотой — не приемлет спешки и сумятицы, столь характерных для нашего века. Собственно, вся промышленность сосредоточена в районе ратлендской деревни Кеттон — это карьер, где ведется добыча местного кеттонского известняка и где трудятся примерно сто пятьдесят человек местного населения. Из кеттонского камня построена церковь Святого Дунстана на Флит-стрит; он же (если мне не изменяет память) использовался при строительстве Тауэра.
Зато ратлендские деревни совершенно очаровательны. Все они построены примерно по одной схеме: в центре — церковь и дом священника; сельская кузница, где делают отменные подковы; непременный паб под названием «Голова сарацина»; два десятка маленьких белых домиков (у каждого на заднем дворе — аккуратный хлев и загон для свиней) и, конечно же, насосная станция. Полагаю, последнюю спецовку в округе видели в окрестностях Ратленда.
— Что это за местечко? — поинтересовался я у маленькой девчушки, которая раскачивалась на воротах.
— Тикенкот.
Если вы когда-нибудь окажетесь неподалеку от этой деревушки, непременно последуйте моему примеру и осмотрите местную церковь — маленькую, так сказать, «карманную» версию норманнского храма. Стоя в тенистом церковном дворике и глядя на крепкое каменное здание (а оно было возведено вскоре после прихода Вильгельма Завоевателя), я думал: вот одно из чудеснейших строений, которое мне когда-либо доводилось видеть. Сводчатый потолок алтарного помещения, конечно, великолепен, но подлинным чудом является норманнская арка. Во всей Англии я не видел ничего подобного! Больше всего эта арка напоминает конструкцию из пяти огромных каменных подков, вложенных одна в другую; причем каждая из «подков» щедро украшена изысканной резьбой. Уж не знаю, почему на ум взбрело именно такое сравнение. Возможно, потому, что образ подковы вообще символичен для Ратленда: находясь здесь, вы беспрестанно слышите звон подков о каменную мостовую; взгляд завораживают искры, сыплющиеся с наковален в темной кузнице, — а ведь здесь тоже изготавливают не что иное, как подковы. Ну и, наконец, Окем по праву гордится самой большой в мире коллекцией подков (об этом я расскажу чуть позже).
Сам Окем, главный город графства, выглядит как большая деревня. Здесь до сих пор на главной улице стоят дома с соломенными крышами! На рыночной площади сохранилось круглое строение под названием Баттер-Кросс, в котором можно видеть средневековые колодки (что интересно, в них пять отверстий — неужели пятое в расчете на одноногого пленника?) Проезжая по пустынным улочкам города, я невольно сбросил скорость — чтобы не разбудить спящих жителей, ибо у меня сложилось мнение, будто все 3500 обитателей Окема спят сном праведника. Во всяком случае я не собирался делать то, что никому не удалось сделать за две тысячи лет!
Перекусить я решил в здешнем трактире, где стены зала были увешаны лисьими головами — надо полагать, охотничьими трофеями. Пышная, румяная красотка — лицо ее напоминало спелую пепинку, а талия, пожалуй, была создана для объятий какого-нибудь кавалера восемнадцатого столетия — подала мне эль и сочный кусок говядины.
— Ну, и чем вы здесь занимаетесь? — спросил я у девушки.
— Да ничем особенным, — ответила она, зардевшись от смущения, — по крайней мере, пока не начнется охотничий сезон.
Оказывается, окемские девушки до сих пор не разучились краснеть. Забавно!
Я окинул взглядом помещение. На стенах, помимо лисьих морд, висели многочисленные фотографии. Часть из них была посвящена стипль-чезу: вот наездник, берущий препятствие, вот еще один — падающий в канаву с водой. Остальные все на ту же традиционную тему охоты: свора гончих, идущая по следу; свежие, рвущиеся с поводка гончие; гончие, утомленные долгой погоней. В комнату вошел ретривер и ткнулся своим черным холодным носом мне в руку…