Страница 17 из 50
— Куда-куда?
— На гидроколонотерапию. Говоря попросту, тебе в задницу вставляют трубку, а потом открывают кран с водой. Вода поступает в кишечник, в котором имеется множество изгибов и складок, и очищает его от отложений, шлаковых наростов и камней.
— Ты что, рехнулся, зачем ты это сделал?
— Да знаешь, я не сразу понял, что к чему.
— Надеюсь, тебе эту терапию делала красивая девушка.
— Видишь ли, нет большой разницы в том, кто тебе делает гидроколонотерапию. Мне ее проводила женщина лет шестидесяти, но если бы со мной нянчилась сама Кенди-Кенди, ничего приятного в этом все равно не было бы.
— Я не все понял. Тебе вставляют трубку в задницу и пускают воду… а потом?
— А потом она выходит обратно. Трубка состоит из двух трубочек, по одной вода поступает в кишечник, по другой выливается обратно и течет по стеклянной трубке, так что ты видишь все, что из тебя выходит. Впечатление как от насоса, которым моют колеса вездехода. По этой трубке, помню, протекало все что угодно. Мне даже показалось, что промелькнул пакетик с чипсами и водонепроницаемые часы, которые, помнишь, я потерял на карнавале.
— Ну да, конечно, только это такой же бред, как история с шаманом.
— Ну хорошо, насчет часов и пакетика с чипсами я пошутил, но гидроколонотерапию мне действительно делали. Я был похож на кулер для воды.
В этот момент принесли наш заказ.
— Приятного аппетита, — сказал официант.
Мы переменили тему разговора, Федерико заговорил о Софи, о том, что хочет задержаться в Кабо-Верде. Когда он говорил о своей подруге, у него менялось выражение лица.
— А как у тебя дела с Франческой?
— Я думаю, что мы расстанемся, — ответил я. — Повторяется все та же история, ты ведь меня знаешь, я не могу постоянно встречаться с одной девушкой, она мне надоедает, и мне с ней становится скучно…
Помолчав, я продолжил:
— Ты даже не представляешь, что я выделывал, чтобы познакомиться с Франческой после того, как ее увидел. Ухаживал за ней, оставлял ей записки на машине, а потом, когда наконец она стала моей, ни о чем другом больше и не мечтал, был на седьмом небе от счастья. А оказалось, что это, как всегда, только кратковременное увлечение… Сегодня я ее люблю, а завтра больше не люблю. Это у меня как тик, так понемногу чувства и угасают. А вначале я был убежден, что она — это именно то, что мне нужно, я верил в это. Я думал, что она специально создана для меня, ты не поверишь, с какой страстью меня тянуло к ней… А сам ты не боишься, — прибавил я, — что придет время, и у тебя с Софи все закончится, что наступит день, когда вы расстанетесь?
— Нет, совсем не боюсь. Мы оба свободны — а что может заставить расстаться мужчину и женщину, если они свободны?
— А что ты думаешь о том, что я тебе рассказал?
— Даже не знаю…
— Ну хорошо, скажи мне то, что ты думаешь, у тебя же есть свое мнение на этот счет.
— По-моему, ты не можешь во всем разобраться, потому что роешься в симптомах, а не исследуешь болезнь. Твоя беда не в твоих отношениях с женщинами. Это всего лишь следствие. Твои проблемы лежат намного глубже, они связаны с твоим отношением к самому себе, с твоим отношением к жизни.
Федерико сделал паузу, посмотрел на меня и снова заговорил:
— Прежде всего, как и большинство мужчин, ты называешь любовью простое влечение и желание обладать женщиной. Тебе надо обладать ею и одновременно принадлежать ей. К несчастью — ты только не обижайся, — ни ты, ни Франческа не в состоянии любить другого человека. Вы не любовники, а всего лишь знакомые, которые состоят в интимной близости. Вы влюбляетесь, потому что влюбиться может любой человек. Но любить — это совсем другое дело. В любви может присутствовать период влюбленности — но разве можно сказать, что влюбленный человек действительно любит предмет своего обожания?.. Я тебя знаю, ты не можешь долго оставаться в одиночестве. Проходит время, и тебе нужно, чтобы рядом с тобой находился другой человек, он должен откликаться на твои просьбы и пожелания и наоборот. А кончается все тем, что ты терпишь и стараешься вынести существование рядом с тобой другого человека, потому что перенести это все-таки проще, чем одиночество. Это как в истории о дикобразах у Шопенгауэра.
— Я о ней не слышал.
— Я тебе ее в другой раз расскажу. Так вот, если в отношениях с Франческой ты попробуешь докопаться до правды, то увидишь, что вам нечего дать друг другу, кроме вашей общей неудовлетворенности жизнью. В настоящий момент вы всего лишь порождения ваших неудач и страхов. И вскоре вы непременно начнете делиться своими несчастьями. Вы оба несчастливы, и ваша связь лишь помогает вам спрятаться от одиночества и страха перед жизнью. Ты не обиделся?
— Давай продолжай!
— В тебе еще не проснулось желание сделать Франческу счастливой, и даже если ты этого хочешь, то для тебя важно, чтобы она была счастлива с тобой. Ты ведь никогда не думал, что по-настоящему любить другого человека значит радоваться его счастью независимо от того, с тобой он или нет. Но тебе самому хочется стать творцом счастья женщины, ведь так приятно чувствовать, что ты нужен другому человеку… Ты губишь себя, желая подарить ей счастье, которое не сумел принести самому себе. Или ты надеешься, что это она сделает тебя счастливым, взваливаешь на нее эту ответственность, но она тебя в конце концов разочарует. И тогда ты почувствуешь, что зря потратил на нее время.
— Допустим, это верно… но если бы все люди рассуждали так же, как и ты, они никогда не искали бы близости, не жили бы вместе.
— И я тоже живу с Софи, но я против того, чтобы совместная жизнь превращалась в бегство от собственной жизни, от ответственности перед самим собой. Совместная жизнь не должна становиться болеутоляющим средством, потому что она не залечивает рану, а только на время снимает боль: ты перестаешь о ней думать и чувствуешь себя лучше. Однако через время это средство перестает оказывать желаемое действие, и тогда ты влюбляешься в другую женщину, а твоя подруга влюбляется в другого мужчину. Ты просто хватаешься за новое болеутоляющее лекарство, большинство же попросту увеличивает дозу, женится и заводит детей. Ты не думай, я и сам, в общем-то, такой же.
— Нет, ты больше не такой, и это видно.
— Я не хочу оправдываться, но… Ты помнишь диалог «Пир» Платона, который мы учили в школе? В этом диалоге излагается история об андрогинах, разделенных надвое?
— Конечно помню. Нас заставляли учить ее наизусть… Андрогины были предками людей, сочетавшими в себе признаки мужского и женского пола. Андрогины обладали огромной силой, они посягали на власть богов. Поэтому Зевс решил разделить каждого андрогина пополам, чтобы уменьшить их силу и буйство. Так люди стали «камбалоподобными», и с тех пор каждый ищет соответствующую ему половину. А соединяет впоследствии разрезанные половинки андрогинов Эрос. Известный своим расположением к людям, он должен был привести человека в первоначальное состояние. Пытаясь свести воедино то, что было раздвоено, Эрос старается излечить человеческую природу… Вот видишь, Федерико, поскольку мы всего лишь одна половина, мы можем обрести счастье, только встретив вторую половину и превратившись в единое целое. Платон был совсем не дурак. Ты с этим не согласен?
— Конечно согласен. Но вторая половина, которую надо отыскать, это не женщина.
— Как так не женщина? По-твоему, я найду свое счастье с мужчиной?
— Да, с высоким мускулистым мужчиной! Ты не рад? Вторая половина, которую ты должен отыскать, это не женщина, а ты сам. Другая, незнакомая тебе половина тебя самого, в которую ты должен вдохнуть жизнь, чтобы обрести наконец самого себя. Навсегда. Это будет истинный союз, и лишь он может избавить нас от чувства одиночества, которое мы испытываем, даже когда мы не одни. Конечно, нет ничего прекраснее желания разделить свою жизнь с другим человеком. Но для этого надо обладать ею. Цельной живой жизнью. Восторгает только единое целое. Когда ты смотришь на картину, ты можешь восхищаться отдельными деталями, но глубоко трогает тебя только вся картина целиком.