Страница 5 из 67
До самого дома он ломал голову, искал рациональное объяснение случившемуся.
Он вспоминал Тату чуть ли не с утра — во время «гонок» закрыл глаза — возможно, на мгновенье уснул — это был сон — либо галлюцинация — после инсульта в мозгу могло что-то переклинить — хотя вряд ли, врачи все проверили буквально под микроскопом — тем не менее, говорят же, что после тяжелых болезней у людей иногда открываются необычные способности, а у него они и раньше были…
Очевидно, он заранее почувствовал неладное, вот мозг и выдал предупреждение — в необычной, но действенной форме: ситуация требовала экстренных мер.
Закоренелый материалист Протопопов с юности верил в свой экстрасенсорный дар, пусть и не имея сколько-нибудь внятных подтверждений его существования. Однако кое-какие опыты воздействий (в основном, на девушек и под влиянием алкоголя, и все-таки) они с другом, будущим психиатром, в студенческие годы проводили мнократно, и результаты получались любопытные — не отмахнешься. Протопопов очень любил рассказывать об этом Тате. До истории с Иваном она в «чудеса» не верила, но, в отличие от многих, реагировала исключительно правильно: ничего не высмеивала, ни над чем не издевалась и спокойно выслушивала самые невероятные вещи. Говорила:
— С каждым в жизни хотя бы раз случается необъяснимое. Ну и что? На всякую мистику обязательно найдется научное обоснование.
Да, но только раньше — когда, лет восемь назад? — мистика нашла их самих. Протопопов вез Тату домой из кафе и, чтобы закончить интересный разговор, остановился у ворот парка, открыл окна автомобиля — и неожиданно для себя, опьяненный весенними ароматами, накрыл ладонью руку оживленной, магнетически привлекательной в тот момент Таты. Ничего больше. Однако его жест словно замкнул контакт: внешний мир не то чтобы исчез, но таинственным образом отступил, отодвинулся далеко-далеко. Машину будто накрыло звуконепроницаемым колпаком. В ушах зазвенело, от соприкасающихся рук — разнять их не получалось — по телу побежала странная, гудящая вибрация, в которой не было ничего эротического, приятного и вообще человеческого. Протопопов и Тата до смерти перепугались: казалось, сомкнутые руки образовали черную дыру, грозившую им полным уничтожением. Они сидели неподвижно, воззрившись перед собой и, как выяснилось позже, дружно боялись одного — зависшей над ними летающей тарелки. Оба готовились к худшему и, хотя их, разумеется, не похитили, загадочное событие получило название «нападение инопланетян» и стало в некотором роде судьбоносным. После него Тата внутренне примирилась со сверхъестественным (есть и ладно), а Протопопов окончательно уверовал в космическую природу их связи и много дней рассуждал о том, что «по отдельности мы — простые химические вещества, а соединишь — бомба». Вон какие силы пробуждаем.
В действительности, когда их «отпустили», они чувствовали себя, по выражению Таты, «пустой скорлупой от яйца», и расстались со смутной неприязнью друг к другу — как два протрезвевших участника общего пьяного безобразия. Каждый знал, что из-за другого не сможет забыть пережитое, а обоим только этого и хотелось — выкинуть из головы тот паралитический ступор, безвольное подчинение неизвестной потусторонней силе! Согласна на лоботомию, вздыхала Тата. Однако со временем неприятные ощущения отошли на второй план, и приключение обрело иной смысл.
— Мы — избранные, нам приоткрыли завесу вселенского замысла, — с пафосом объявил Протопопов.
Он решил, что его особенные права на Тату подтверждены. Все объяснилось: и редкое, почти телепатическое взаимопонимание, и физическая необходимость общения, не втискивающегося в стандартные рамки — не коллеги, не родственники, не любовники, но и не друзья, — и многое, многое другое. Откуда это? А очень просто! Где-то в высоких сферах мы — единое целое. Ячейка, организм, конгломерат. Пресловутые половинки.
Материалист, решив уверовать, быстро находит чудо в подтверждение своей веры.
Но Тата, выслушав его разглагольствования, только фыркнула.
— Четвертинки, да и то неполные, — сказала она. — И вообще, давай навсегда закроем эту тему. Образованные люди, а обсуждаем какой-то бред.
Протопопов застонал — так вдруг затосковал по Тате, по былым временам. Проклятье, проклятье, издевательство! Да прекратится это когда-нибудь? Ведь он же сделал свой выбор… Но сделал ли? Или всего лишь подчинился обстоятельствам? Если б не болезнь, разве не попытался бы он вернуть Тату? И если бы удалось, как повернулась бы жизнь? Кто знает. Ясно одно: Тата по-прежнему — часть его существования, а точнее, его самого; их астральный союз неразрывен, вечен. Обязательно надо рассказать ей о сегодняшнем происшествии…
Черт, опять! Совсем как в начале знакомства, когда он еще надеялся слезть с иглы запретных отношений — острая, физиологическая потребность встретиться или хотя бы поговорить с Татой всегда вспыхивала внезапно и с такой силой, что сопротивляться ей было совершенно бессмысленно.
А что, если?… Прямо сейчас? Протопопов, захлебываясь адреналином, полез в карман за телефоном, но, коснувшись его, понял, что не позвонил жене. То есть, с дачи «отметился», но о том, что возвращается, не предупредил. Собирался, выезжая на березовую просеку — и забыл. По вполне понятным причинам.
Ничего, она только обрадуется. Воспоминание о жене отрезвило. Нельзя начинать все снова-здорово, нельзя ее больше мучить, строго сказал себе Протопопов. Вот только кого «ее»? Он уже не знал и затряс головой, отгоняя демонов, но те налезали со всех сторон, теснились, дышали в лицо, ухмылялись по-свойски, хлопали по плечу, совали от щедрот открытую бутылку, наполненный шприц, порошочек в бумажке, какие-то таблетки, клей… Ну же, братан! Бери!
«Пошли вон!!!» — чуть не вслух зарыдал Протопопов в предчувствии — и предвкушении — поражения. Наркоман, жалкий наркоман… зато каким счастьем будет услышать ее божественный голос…
Кто-то сердито просигналил сбоку, и он увидел, что, сам того не заметив, на автопилоте, въехал к себе во двор и едва не задел отъезжавший от бордюра автомобиль. Ваша Тата меня погубит, возмутился Протопопов и тут же подумал: интересно, она об этом предупреждала? Насчет того, что «еще не все, но ты не бойся»?
Он аккуратно припарковал машину, вышел, щелкнул кнопкой сигнализации и, залюбовавшись в свете фонарей своей красавицей, почувствовал, что успокоился. Тата, призраки, мистика… бог с ними, в конце концов. Вот она — жизнь. Реальность. Радость. И достаточно.
В подтверждение того, что он, Протопопов, живет здесь и сейчас, полностью здоров, доволен и счастлив, ему впервые после болезни захотелось подняться на свой четвертый этаж по лестнице. Что он и сделал — легко, молодо, пружинисто. Чуть-чуть сердце заколотилось под конец, но это ничего, ерунда.
Он постоял у квартиры и как следует отдышался, чтобы жена не догадалась о «подвиге», неразумном, конечно, но после всех злоключений более чем объяснимом. Потом он тихо, почти бесшумно открыл дверь, снял промокшие ботинки, носки, поочередно помахал босыми ногами в воздухе — а то наследишь на паркете, — и вошел в дом.
Как непривычно тихо: Никсона сын забрал на дачу к приятелям, а жена, похоже, легла. Протопопов поставил ботинки на коврик, пристроил носки сверху — пускай просохнут, прежде чем отправиться в грязное, — и, всеми подошвами наслаждаясь палисандровой гладкостью пола, медленно направился через холл в гостиную. Он любил свою элегантную квартиру — так ее обустроил, что сами стены ненавязчиво дышали историей рода, аристократизмом, потомственным дворянством; ему всегда доставляло удовольствие пройтись вечером по комнатам. Но сегодня, после пережитого страха, он словно увидел все свежим взглядом и заново восхитился: неужели это — мое? Ай да я!
Он подошел к спальне. Странно, дверь, хоть и не захлопнута до конца, но практически полностью притворена. Обычно, ночуя одна, жена оставляет ее открытой. Боится: вдруг кто залезет, а она не услышит. Непонятный страх; сон у нее очень чуткий, да и дом прекрасно охраняется… Ладно, он постарается не шуметь. Протопопов легко толкнул дверь — и все его органы чувств, еще не зафиксировав ничего особенного, забили тревогу.