Страница 11 из 67
— Ага, в койке! Или… постой… не говори мне… может быть, вы уже?… Ему нравится то, что ты делаешь… ясно, ясно… теперь все ясно… тут же тыщи вбуханы… стал бы он «вкладываться» ради второсортной мазни…
Майк осекся. Тата окаменела. Вот они, его истинные чувства. Его истинное лицо. Объяснение всему, о чем не хотелось думать утром. Она развернулась и быстро пошла к выходу.
— Тата, подожди, постой! Я не то… я со злости…
Тата не могла обернуться, даже если бы хотела — она еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться на людях.
Сбоку, из-за плеча, появился Митчелл, ее сегодняшний ангел-хранитель.
— Поссорились, — констатировал он. — Честно говоря, я этого ждал. Майк очень ревниво относится к твоему успеху. Прости, что я вот так, напрямую… Ну-ну-ну, тише… Сейчас найдем закуток, тогда поплачешь…
Он вывел ее в фойе, отвел подальше, в неосвещенную часть, к кожаным диванчикам, усадил, сел рядом.
— Ну как, будем плакать? — поинтересовался он, протягивая платок. — Или так посидим, поболтаем?
— Так посидим, — сквозь слезы улыбнулась Тата. — Макияж жалко.
Они поболтали ни о чем, а потом Митчелл, спросив разрешения, заговорил о Майке.
— Вы, естественно, помиритесь, — сказал он. — Но подумай, нужен ли тебе человек, который уже сейчас не в состоянии пережить, что ты удачливей его в работе? Это очень серьезный камень преткновения.
— Думаешь? — Тата повернула к нему недоуменное, грустное лицо, и Митчелл накрыл ее руку своей. Была в этом жесте излишняя интимность или ей почудилось? Тата неловко высвободилась и встала.
— Куда ты? — вскочил и Митчелл. — Постой… Успокойся… Конечно, не мое дело… нельзя влезать в чужие отношения… но я давно хотел… я же вижу, у вас с Майком не все гладко…
— Не все гладко?
— Слепому видно. Хочешь, поговорим об этом? Садись.
— Митчелл, спасибо, но… сейчас не могу… потом… мне пока надо…
Не договорив, она кинулась обратно, в зал. В голове звенело, мысли путались. Митчелл, не подозревая, ударил по самому больному месту. Если и посторонним видно… С другой стороны, возможно, Майк прав, у Митчелла свои интересы…
Она вошла в зал — и застыла, увидев Майка. Глупо улыбаясь, он одной рукой незаметно держал длинноногую блондинку за запястье, а большим пальцем другой стирал с уголка ее губ размазавшуюся помаду.
От обиды, возмущения, негодования у Таты все поплыло перед глазами. Она, наверное, упала бы, если бы на ее талию сзади не легли чьи-то крепкие, сильные ладони.
— Попалась, птичка! — прогудел в ухо бас Стэна Бердичевски.
Тата благодарно вздохнула — что угодно, лишь бы отвлечься, — и хотела обернуться к спасителю, но тот проворно сомкнул руки на ее животе, прижал к себе и негромко предложил:
— Сегодня пятница, хочешь, проведем уикенд вместе? Где пожелаешь. Ты мне понравилась.
Содом и Гоморра! С ума тут все посходили! Тата, двумя пальчиками за рукава, сняла с себя руки Стэна, медленно повернулась к нему — он стоял в такой позе, словно собирался зааплодировать, — и холодно отчеканила:
— Держите себя в руках, товарищ Стэн.
И, еще раз пронзив весельчака гневным взглядом, повторила:
— Себядержите в руках. Где пожелаете. Не меня.
— Татуля! Не обижайся на старого лысого дурака, — расплылся в обезоруживающей улыбке непотопляемый Стэн. — Nothing ventured, nothing gained [4], сама знаешь.
Тата в хмельной решимости бросилась к выходу.
— Богиня! Нимфа! — неслось ей вслед шутовским голосом.
Дурак — дурак, а начитанный. Обижаться на него действительно было невозможно, но Тату уже ничто не могло остановить. Она выскочила на улицу, схватила такси и в пять минут очутилась возле своего дома. Подниматься в квартиру — квартиру Майка— не хотелось. Сейчас неплохо бы кофе… Вот возьму и пойду в «сомнительный» бар, взбунтовалась она. Еще и сниму там кого-нибудь. А что? Почему мужикам можно, а мне нельзя?
«И беззаветно пустилась в самую полную эмансипацию», — покачав головой, укорила здравая, рассудительная, а главное, трезвая сторона ее натуры. Но Тата не стала слушать.
В баре оказалось не настолько страшно, как она опасалась. Темновато и грязновато, а так нормально. Туалет почему-то при входе. Тата вымыла руки, поглядела на себя в зеркало. Причесалась, напудрилась. Подкрасила губы. Усмехнулась: точно Эллочка-людоедка. Ну да что уж теперь. Неважно.
С гордо поднятой головой она приблизилась к стойке. Бармен, вполне предсказуемо, приклеился глазами к ее вырезу.
— Водки, — неожиданно для себя очень строгим голосом заказала Тата и ужаснулась: «Что я делаю?!» Скрывая смущение, она посмотрела вбок — и встретилась взглядом с молодым человеком лет двадцати семи, который не без робости ей улыбнулся.
Вот и «симпатичный парниша», хмыкнула про себя Тата. Молодой человек счел ее усмешку приглашением к разговору. Вы такая красивая, что за акцент, ах, правда, у вас славянские скулы, откуда вы и т. п.
— Moscow? [5]— изумился он так, словно Тата была с Луны.
Тата вообще-то не собиралась никого «снимать», но быстро завяла от мальчишкиной глупости и, со скуки отпустив тормоза, пронзила беднягу роковым взглядом.
— What’s your name? [6]— по инерции, но уже тушуясь, спросил тот.
— Call me Kremlin Vampire, [7]— Тата, приподняв губу, шутливо куснула воздух. — What’s yours? [8]
— Dick [9], — начиная потеть, пролепетал «парниша».
— Дик, — повторила Тата. — But of course. [10]— Она смешливо скривила рот. — Come with me, Dick. Time to practise some bites. [11]
Она бросила на стойку деньги и, как телкá, повела мальчишку на улицу, в темноту, подальше от машин и фонарей.
Учащение пульса. Покраснение кожных покровов. Набухание пещеристых тел. Оргазмическая платформа.
Oh God, oh God… [12]
Взрыв.
Домой она вернулась под утро. Майк отсутствовал. Тата, как робот, без чувств, мыслей и угрызений совести, приняла душ, переоделась в футболку и джинсы, прилизала «роковую» прическу, побросала в кожаный рюкзак вещи и уехала в аэропорт. Там она взяла билет до Сан-Франциско — ждать оставалось четыре часа, — купила журнал с рекламой собственной книги на обложке и уселась в кафе, где заказала поистине раблезианский завтрак. Перед вылетом она позвонила Митчеллу и оставила на автоответчике сообщение: «Мне надо на пару недель уехать, думаю, тебе ничего не надо объяснять. Для книжки мое присутствие пока не требуется. Если что, пиши по Интернету или звони на сотовый. Не обижайся. До встречи. Пока».
Калифорнийским друзьям звонить было рано. Ладно, разберемся на месте, решила Тата. Смогут меня принять, хорошо, а нет — не пропаду, поживу в гостинице. Я же теперь «эмансипе».
Глава 4
Иван дождался, когда закроются двери лифта, вернулся в квартиру, прошел на кухню, к окну, проводил глазами удаляющуюся фигуру и припал лбом к стеклу. Он не представлял, что так бывает — даже мечтая об этом, не представлял.
Любовь встала на место неожиданно, в одну секунду, так, будто чья-то умелая рука ловко и без колебаний сменила микрочип у него в голове.
Он испугался, когда она позвонила ему на работу. Разволновался, вскочил с кресла. Эмоции били через край, сложные, необъяснимые, мучительные — словно звонила дочь, некогда связанная с ним узами инцеста, сама распутная, сбежавшая из дома, считавшаяся навсегда потерянной.
— Помнишь меня? — вкрадчиво и бархатисто спросила Лео. Она говорила спокойно, даже шутливо, но в каждой нотке ее нового голоса чувствовался надлом, что-то бесконечно взрослое и выстраданное, ставившее их на одну доску.
4
Не посеешь, не пожнешь.
5
Из Москвы?
6
Как вас зовут?
7
Зови меня Кремлевской Вампиршей.
8
А тебя как зовут?
9
Дик; эвфем. — член
10
Ну, естественно.
11
Пойдем со мной, Дик. Покусаемся — самое время.
12
О боже, о боже…