Страница 21 из 49
— Ладно, — отвечаю, в шутку вроде, — обдумаю вашу кандидатуру.
А он неожиданно посерьезнел:
— Я же сказал, что ждать тебя буду. Ты мне нужна, поняла, Клепка? — И голос такой, что меня всю жаром обдало: со мной давно никто так не говорил. От Вани теперь, кроме «гав» да «гав», ничего не услышишь.
Антоха тем временем спрашивает:
— Кстати, не хочешь себе небольшие каникулы от Москвы устроить и домой приехать? Навестила бы родителей, а заодно и еще кое-кого из старых друзей. Нет, серьезно, с тобой многие из наших с удовольствием повидаются. Приезжай! Народ соберем, погуляем.
И так мне этого захотелось, что я подумала-подумала, а потом взяла и Ване сказала, что хочу на недельку домой сгонять. Родители, мол, скучают, и вообще… Он: да как же я без тебя, на кого ты меня покидаешь, но я-то вижу: глаза заблестели. Ой, думаю, как бы тихоня Тата без меня не подсуетилась и назад его не прибрала. Может, прописать ему перед отъездом волшебную микстурку? Но что-то меня заломало: пропади все пропадом! Что теперь, без колдовства шагу ступить нельзя? И не стала ничего делать, так уехала.
Не жалела ни одной минутки. Отдых получился классный, лучше, чем на курорте. Я ведь последнее время с Ваней себя настоящей старухой чувствовала, как будто мне самой сорок восемь. И только дома у родителей поняла, что устала ужасно. Если б даже не Ванькина беготня с семейными ценностями, все равно он мне в отцы годится, и это на обычной жизни сказывается. Легкости нет. И храпит он, кстати, хуже паровоза, не выспишься по-человечески.
А тут тебе мама с папой — если б еще морали не читали, совсем было бы хорошо — своя комнатка, друзья, подружки, гулянки. И Антоха. Такой заботой меня окружил, обалдеть. Чего бы ему, спрашивается, суетиться? Я же четко предупредила: тебе не светит. А он все равно ухаживает, цветы дарит, развлекухи придумывает, по кино-кафе-ресторанам водит, такую культпрограмму организовал, любо-дорого! Мать мою совсем покорил. Она как-то осторожненько у меня спросила:
— Может, еще подумаешь? Ну, что тебе эта Москва? И мужик старше отца? Смотри, как Антоша для тебя старается.
Я от нее отмахнулась, но слова в душу запали, думала долго.
Но потом решила: как же так, столько сил положила — и все зря? Даже плодами не воспользуюсь? Особенно когда Иван и Москва у меня, считай, в руках? Нет уж, дудки.
Так что через неделю уехала, как и собиралась. Антоха, когда меня провожал, не выдержал, целовать бросился. У него это, кстати, неплохо получается. На меня прямо оцепенение нашло, хотела оттолкнуть — не вышло, руки не слушались. Стою как дура, по всему телу мурашки бегут, в башке звенит… мамочки, думаю, что это? Влюбилась я, что ли? Вот уж чего не хватало.
Опомнилась, отстранилась от него, строго себе сказала: «Клепка, стоп! У тебя своя дорога, у него — своя». И, уже вслух, Антохе:
— Не надо, перестань. У нас с тобой ничего не выйдет. Даже не надейся. И не звони мне больше… так часто.
А он мне:
— Ты что, еще ничего не поняла? Нас же сама судьба свела. Я без тебя совсем не могу. Голос твой хочу слышать каждый день, да что там, каждую минуту — только трубку повешу, снова слышать хочу! Это ты даже не надейся от меня избавиться — ты мне нужна. Очень.
Я насилу от него оторвалась — и в поезд. Сердце колотилось, как бешеное. И если одна моя половина кричала: «Спасайся!», то вторая рвалась выпрыгнуть обратно и кинуться к Антохе в объятия.
В Москве, конечно, все это подзабылось, тем более что вначале у нас с Ваней сплошная романтика была; он по мне соскучился. Или ему другим самцом запахло и захотелось свою территорию метить? Так или иначе, отношения как-то наладились, и я сумела выбросить Антоху из головы.
Хотя это было непросто — очень уж Антоха… свой.
Часть вторая
И ПОЛНОЕ ЕЕ РАЗОБЛАЧЕНИЕ?
Глава пятнадцатая
ТАТА
Со мной происходило странное: мне всерьез казалось, что внутри у меня — пустота. Я думала — где-то даже рассчитывала — преисполниться страданиями, а вместо этого сделалась пинг-понговым шариком. Во мне не было ни эмоций, ни желаний, ни ощущений — ни-че-го. Легкой отважной водомеркой я скользила над темными глубинами своего несчастья, бесшумно, стремительно, от утра к вечеру, от вечера к утру, в надежде, что и сегодня чудовище, притаившееся на дне, не заметит меня, не протянет ко мне свои ужасные щупальца. Я знала: стоит хоть что-то почувствовать, как именно это и произойдет — горе как камень — меня тут же потащит вниз — и тогда пощады не жди, тогда нет спасения. Впрочем, временами становилось любопытно: что все-таки там, в пучине отчаянья? Не взглянуть ли одним глазком? Естественно, не сейчас. После.
Все говорили, что я «прекрасно справляюсь».
Никто не замечал, что меня— нет.
Зато почти у каждой моей приятельницы нашелся знакомый экстрасенс, и на меня со всех сторон сыпались прогнозы и указания. Так, для защиты от негативного воздействия мне следовало рисовать абстрактные композиции сиреневой и зеленой тушью, носить ожерелье из гематита в виде сплошного шнурка — как ни странно, такое у меня было — и провести глобальную энергетическую чистку дома. Ивану — в ауре которого напрочь отсутствовала голова — на беготню отводился максимум год, а мне очень скоро, самое позднее в конце осени, обещали «кого-то за границей».
Саня упорно твердила, что я должна как можно чаще ездить к бабушке и заказывать отчитку. По возможности каждую неделю.
— Она ведь говорит, что Иван меня все равно не бросит, — отбояривалась я, не желая вступать в дискуссии и объяснять, почему «нас всех» не заставишь потрудиться ради собственного блага.
— Раз говорит, значит, так и есть, но чтобы ускорить процесс, надо ездить и ездить, просить и просить. Можешь, конечно, сама ходить в церковь и молиться, но через бабулю надежней.
— Я ездила и просила, а Ваня преспокойно от меня ушел.
— Ну, ты странная такая! Как бы тебе подоходчивей объяснить? Допустим, бабуля… часовщик. И вот она чинила-чинила механизм, а девка твоего Ивана пришла — и шарах по нему кувалдой! Сломать — две секунды, а исправлять сколько? Поняла теперь?
— Понять-то поняла, но… если наша красавица так и будет кувалдой размахивать? Мне до конца жизни к бабуле ездить?
— Почему до конца жизни? Что-нибудь обязательно переменится: либо приворот перестанет действовать, либо ей надоест этим заниматься, либо она таки огребет за свои пакости по полной программе и сама собой отвянет.
Прогноз совершенно не устраивал меня своей неопределенностью.
— К тому же, учти, — продолжала Саня, — Иван после порчи слабый будет, его потом восстанавливать и восстанавливать. Раньше вернешь, раньше вылечишь.
— Мне же его еще и лечить?
— А то кому? И лечить, и успокаивать, и отчитки на восстановление семьи заказывать. Кто это, по-твоему, должен делать? Ты ведь ему жена…
По судьбе, знаю-знаю. Только он мне почему-то больше не муж. Во всяком случае, не помнит об этом.
Что-то внутри активно сопротивлялось давлению, вера в способности бабы Нюры была изрядно подорвана — но в какой-то момент я сдалась: вдруг поможет? На излете мая мы вместе с Саней и ее знакомыми отправилась в Рузу.
Посиделки с чаепитием по летнему времени перенесли во двор. Не так давно шли дожди, но сейчас стояла жара, и за длинным столом под полиэтиленовым навесом, хоть его и постарались максимально распахнуть, было невыносимо душно. Я с интересом обнаружила, что, несмотря на хваленое омертвение, вполне способна испытывать физический дискомфорт — пожалуй, даже больше, чем раньше. Наверное, поэтому необходимость участия в протокольных мероприятиях — распивании чая, распевании гимнов и сочувственном кивании головами под неизменный рассказ о мятых десятках — страшно меня раздражала. Я буквально не могла дождаться, когда все закончится, чтобы написать под диктовку положенный текст и скорей уехать домой.