Страница 14 из 49
До Нового года оставалось две недели. Иван возвращаться не собирался, наоборот, совершенно исчез с горизонта. Я чувствовала, что впадаю в отчаянье, не знала, что делать, злилась на обманувших надежды предсказателей. А потом мы с Умкой съездили к Сане, и через три дня Иван попросил о встрече.
Я не удивилась и не испугалась, хотя ждала этого с обреченностью — с той самой секунды, как вступила в сделку с дьяволом.
Я не хотела, это вышло случайно. В гостях у Сани, во время гадания. Помню, меня охватила чудовищная тоска, я испугалась, что заплачу, отвернулась к окну и, как сквозь сон, услышала слова Сани:
— Пригонят тебе твоего Ивана. С божьей и бабушкиной помощью…
— Да пусть хоть сам дьявол поможет, мне уже все равно! — мысленно воскликнула я.
В тот же миг — без преувеличения, в тот же миг — черное небо за стеклом озарила ослепительно белая молния, и грянул гром. От ужаса я словно бы потеряла сознание, а когда пришла в себя, Сашкин двор исчез за серебристой пеленой — дождя? снега? Не знаю; никогда не видела ничего подобного. Это был Апокалипсис, нечто грозное и грандиозное, но в то же время бутафорское, явственно отдававшее синематографом; казалось, кто-то из озорства трясет перед нашим окном лентами из фольги, скрученными в длинные спирали.
Я сразу догадалась, чьи это шутки, поняла, что моя просьба услышана, и похолодела от страха. Но сделка уже состоялась — не расторгнешь.
Оставалось ждать обещанного возвращения Ивана. Мной, как никогда, владели уныние и безнадежность; я боялась, не хотела неминуемого дьявольского счастья.
Для меня настали окаянные дни. Встреча, на которую я так рассчитывала — вдруг я все придумала, а Иван по-настоящему раскаялся? — лишь подтвердила мои опасения. Он прилагал безумные усилия, чтобы вести себя естественно, но чем больше старался, тем хуже получалось; этот троянский конь не мог обмануть мою бдительность, я знала, что внутри скрывается неприятель. С первой же минуты мной владело одно желание — бежать сломя голову, но почему-то, бог знает почему, я не могла на это решиться. Наставления Сани теснились в голове, перекрывая кислород, лишая способности думать, заставляя бесконечно терпеть — потому что так надо, потому что он — мой муж, я — его жена по судьбе, и это — мой долг.
Иван приехал домой, просил прощенья, заявил о своем намерении «все починить». Мы зажили вместе, но в этой жизни не было не только счастья — не было даже покоя. Мои родители слышать не желали о нашем воссоединении, Ефим Борисович внезапно и очень сильно постарел. В поведении Ивана, как ни парадоксально, сквозило очевидное: «не нравится, уйду обратно». Я, помня о его претензиях, постоянно делала что-то, абсолютно мне не свойственное: готовила ужин, наводила к вечеру порядок и в целом смиряла нрав, точно так же, как и наш сын, сделавшийся невидимым и бесплотным, точно дух.
Все это было унизительно, хотя вначале я не могла понять, почему. Разве стыдно готовить ужин? Лишь потом до меня дошло, что дело не в конкретных действиях, а в их неестественности, в том, что мною движет не искреннее желание угодить, а трусливая угодливость. Словом, первое время все силы души уходили на переживания, и я как-то не задумывалась, действительно ли Иван порвал со своей Лео, а по старой привычке верила ему на слово.
К тому же, она мне опять приснилась — в сарафане и белом платочке. Сказала:
— И где вы только такую бабушку откопали? Достала уже совсем!
Я сочла ее слова признанием поражения и с того дня начала успокаиваться, привыкать к новой, пусть не очень хорошей, но все-таки сноснойжизни.
Однако спустя две-три недели стало ясно, что Ивану дома тошно. Если первые дни он на волне энтузиазма занимался хозяйством и пытался действовать в привычном режиме, то вскоре стал маяться и придумывать различные предлоги, чтобы уйти: в самое неурочное время уезжал мыть машину или к старым школьным друзьям, вдруг возникшим из небытия. Со мной Иван вел себя странно. Вернувшись из очередных гостей глубоко за полночь, он падал на колени и торжественно восклицал:
— Тусенька! Я тебя так люблю! Даже если ты меня выгонишь, я все равно всегда буду тебя любить!
Если бы у меня еще оставался ум, чтобы им раскинуть, я бы догадалась, в чем дело.
А я свято верила в гороскоп и предсказания бабы Нюры. На самый же крайний случай оставался Сатана; он ведь обещал помочь. Не то чтобы мне нравились плоды его покровительства, но Иванвсе же был дома. Остальное приложится — так я себя уверяла. Время лечит.
В какой-то момент я сумела переключиться на свои обычные занятия и даже прибавила к ним новые. Записалась на курсы испанского, в бассейн. Но, увы, радость оказалась недолгой.
События разворачивались по уже надоевшему сценарию.
Прежде всего, мне приснилась Лео, совершенно не похожая на себя: толстая, краснощекая, белобрысая деваха в платье-мешке. Почему-то отдуваясь, она утерла нос ладонью и с глуповатой улыбкой сообщила:
— Я тут вот чего подумала. Ты, если его хочешь, сделай чего-нибудь. Со мной он жить не может, хотя сексом занимаемся регулярно. Но я уже реально опухла от его метаний.
Я, не сдержавшись, пересказала сон Ивану: надо же, глупость какая. Тот разволновался — абсолютно, с моей точки зрения, неадекватно. И куда-то умчал.
Уже вечером началась чертовщина, очень похожая на ту, что происходила во время его трехдневного возвращения. Мы оба были так измочалены, что больше не могли выяснять отношения, но иногда у меня создавалось четкое ощущение, что кто-то берет восковые куколки — мою и его — и ради забавы устраивает между ними короткую драку. У нас вспыхивали внезапные, словно не по нашей воле, отвратительные скандалы. Они угасали, не успев разгореться, но нам хватало. Вокруг было постоянно темно, дико и страшно — так в школе я представляла себе средневековье и Россию до революции.
Ивана терзали головные боли, становившиеся нестерпимыми за мгновение до того, как на его телефон приходили сообщения от Лео. Он небрежно, не заботясь о правдоподобии, делал вид, что не отвечает. А потом мутно смотрел на меня и изрекал:
— Еще недавно, если б ты спросила, я бы сказал, что люблю тебя. А теперь — не знаю! Не знаю! Я думал, все вернется на место, а оно не возвращается!
У меня не осталось сил на разговоры, но смирение мое было бесконечно, как Вселенная. Я не спала, не ела, не пила, не существовала — я терпеливо дожидалась неизвестно чего. До сих пор не могу понять, зачем.
Ночью в середине марта Иван тайком уехал из дома, оставив слезливое прощальное письмо: дескать, больше не могу, старался изо всех сил, но — люблю ее! Прости, прости, прости.
Прочитав послание, я испытала одно-единственное чувство: жестокую обиду. Почему меня все обманули? Даже Сатана.
Глава десятая
ПРОТОПОПОВ
Новогодние праздники прошли в неизбывной тоске, тупой пилой распиливавшей грудь. Я сидел в своем загородном доме, читал, слушал музыку, гулял с собакой, парился в сауне — и не знал ни секунды покоя. Меня точила и глодала одна-единственная мысль: почему, почему, почему? Зачем ей дурак Иван? Неужели она еще не поняла, кто ее любит по-настоящему? И кто из нас чего стоит? Я ведь предлагал ей поехать со мной в Норвегию на Рождество, и не из личного интереса, а просто: чтобы развеялась, развлеклась и смогла потом начать новую жизнь, не цепляясь за воспоминания о прошлом.
— А что, хорошая мысль, — вяло сказала она в ответ.
Ей и делать ничего не пришлось; я сам получил визу, заказал билеты, забронировал гостиницу в центре Осло с видом на королевский дворец — для Таты отдельный номер, не из командировочных оплатил, за свой счет. А Норвегия, к слову сказать — жутко дорогая страна.
Я успел тщательно продумать культурную программу и купить рождественский подарок.
Но Тата в последнюю минуту отказалась.
— Прости, — говорит, — ради бога, но Ваня хочет со мной встретиться, я сейчас никак не могу уехать.