Бледный убийца

Я медленно вошел в комнату, волнуясь, словно актер перед прослушиванием. Когда я вошел, все головы повернулись в мою сторону, глаза пятидесяти самых могущественных людей Германии впились в меня, и я подумал: лучше бы меня здесь не было! У Вайстора отвисла челюсть, а Гиммлер наполовину приподнялся из-за стола.

– Что все это значит? – прорычал он.

– Некоторые из вас, вероятно, знают этого господина под именем Штайнингера, – спокойно сказал Гейдрих, – отца одной из убитых девушек. Но он не имеет к господину Штайнингеру никакого отношения. Он работает у меня. Скажите им, кто вы на самом деле, Гюнтер.

– Криминалькомиссар Бернхард Гюнтер, комиссия по расследованию убийств, Берлин, Александрплац.

– И расскажите, пожалуйста, этим офицерам, зачем вы сюда явились.

– Для того чтобы арестовать неких Карла Мария Вайстора, известного также под именами Карл Мария Вилигут и Ярл Видар, Отто Рана и Рихарда Андерса по обвинению в убийстве семерых девушек в Берлине за период с 23 мая по 29 сентября 1938 года.

– Лжец! – закричал Ран, вскакивая на ноги, вместе с другим офицером, который, как я догадался, был Андерсом.

– Сядьте, – приказал Гиммлер. – Я полагаю, вы можете это доказать, комиссар? – Он смотрел на меня с такой ненавистью, как будто я был самим Карлом Марксом.

– Да, уверен, что смогу, рейхсфюрер.

– Надеюсь, это не один из ваших обычных трюков, Гейдрих? – сказал Гиммлер.

– Трюков, рейхсфюрер? – спросил тот с невинным видом. – Если вам нужны трюки, то эти два мерзавца могут показать вам любой трюк. Они пытались представить себя ясновидящими и убедить легковерных, что это духи сообщают им, где находятся тела девушек, которых они сами же убивали и прятали. И если бы не комиссар Гюнтер, эти сумасшедшие продемонстрировали бы тот же самый трюк собравшимся здесь офицерам.

– Рейхсфюрер, – пролепетал Вайстор, – это же чистейший абсурд!

– Где же ваши доказательства, о которых вы говорили, Гейдрих?

– Я назвал их сумасшедшими. И это действительно так. Никому из присутствующих здесь не могла бы прийти в голову такая безумная идея. Впрочем, для психических больных как раз очень характерно верить в правоту того, что они делают.

Он вытащил из-под стопки бумаг папку с историей болезни Вайстора и положил ее перед Гиммлером.

– Вот история болезни Карла Мария Вилигута, известного также как Карл Мария Вайстор, которая до недавнего времени хранилась у его врача, гауптштурмфюрера Ланца Киндермана...

– Нет! – заорал Вайстор и попытался схватить папку.

– Взять его! – закричал Гиммлер.

Тут же два офицера, стоявшие рядом с Вайстором, схватили его за руки. Ран потянулся к кобуре, но я оказался проворнее и взвел маузер, направив пистолет в его голову.

– Только тронь кобуру, и я тут же проветрю твои мозги, – пригрозил я и забрал у него оружие.

Гейдрих, не обращая никакого внимания на всю эту суматоху, продолжал говорить. Он играл свою роль безукоризненно: холоден, как североморский лосось, и так же увертлив.

– В ноябре 1924 года после попытки убить свою жену Вилигут был помещен в психиатрическую клинику Зальцбурга. Врачи признали его невменяемым, и он до 1932 года находился в клинике под наблюдением доктора Киндермана. Выписавшись оттуда, он сменил свою фамилию на фамилию Вайстор, а все остальное вы, без сомнения, знаете и без меня, рейхсфюрер.

Гиммлер минуту-другую изучал содержимое папки. Наконец он вздохнул и спросил:

– Это правда. Карл?

Вайстор, которого держали два офицера СС, покачал головой.

– Клянусь честью благородного человека и офицера, это ложь.

– Закатайте ему рукав на левой руке, – сказал я. – Этот человек – наркоман. В течение многих лет Киндерман колол ему кокаин и морфий.

Гиммлер кивнул офицерам, державшим Вайстора, и, когда они обнажили его руку в ужасных черных и синих пятнах, я добавил:

– Если это вас еще не убедило, могу зачитать заявление Рейнхарда Ланге, которое занимает двадцать страниц.

Гиммлер продолжал кивать. Он обошел стул и, встав перед своим бригадефюрером, легендой СС, влепил ему пощечину, а затем еще одну.

– Уберите его с моих глаз, – приказал он. – Пусть пока посидит под домашним арестом, до следующих распоряжений. Ран, Андерс, вы тоже арестованы. – Еще мгновение, и его голос сорвался бы на истерический крик. – Убирайтесь вон. Вы больше не члены СС. Все трое. Верните свои кольца с мертвой головой, кинжалы и сабли. Позже я решу, что с вами делать.

Артур Небе вызвал охрану, которая ждала в полной боевой готовности, и, когда она появилась, велел ей отвести троих арестованных в их комнаты.

Почти все офицеры СС, сидевшие за столом, от изумления не могли вымолвить ни слова. Только Гейдрих оставался спокойным, на его лице – ни следа удовлетворения, которое он, несомненно, испытывал при виде падения своих врагов, оно казалось вылепленным из воска.

Когда охранники увели Вайстора, Рана и Андерса, все уставились на Гиммлера. А он, к сожалению, не сводил глаз с меня, и, убирая свой пистолет в кобуру, я чувствовал, что это драматическое представление еще не кончено. В течение нескольких показавшихся мне бесконечными секунд он просто смотрел на меня, несомненно думая о том, что в доме Вайстора я стал свидетелем его, рейхсфюрера СС и главы немецкой полиции, легковерия и глупости. Свидетелем того, что его непогрешимость оказалась мифом. Для человека, который мнил себя нацистским Папой при антихристе Гитлере, такое трудно пережить. Он подошел ко мне так близко, что я почувствовал запах одеколона, исходившего от его тщательно выбритой физиономии педанта, и, щурясь от ярости, с перекошенным от злобы ртом, он с силой ударил меня ногой в голень.

Я охнул от боли, но продолжал стоять прямо, почти навытяжку.

– Вы все испортили, – прошипел он, трясясь. – Все! Слышите?

– Я выполнял свой долг, – огрызнулся я и подумал, что сейчас он снова меня ударит, но тут вмешался Гейдрих:

– Я это подтверждаю. И, учитывая сложившуюся ситуацию, наверное, будет лучше, если мы отложим заседание Суда на час-другой, чтобы дать рейхсфюреру возможность восстановить спокойствие. То, что на нашем Суде была разоблачена коварная измена людей, столь близких к рейхсфюреру, несомненно, оказалось для него страшным ударом. И, конечно, для всех нас тоже.

Послышались возгласы согласия, и Гиммлеру, кажется, удалось овладеть собой. Слегка покраснев, по-видимому от раздражения, он дернулся и отрывисто кивнул.

– Вы совершенно правы, Гейдрих, – пробормотал он. – Ужасный удар. Да-да, ужасный. Прошу простить меня, комиссар. Да, вы просто выполняли свой долг. И выполнили его с честью. – Сказав это, он повернулся на своих совсем не маленьких каблуках и поспешно вышел из комнаты, сопровождаемый несколькими офицерами.

На лице Гейдриха в уголках рта медленно появилась кривая усмешка. Затем он посмотрел на меня и показал глазами на другую дверь. Артур Небе пошел за нами, предоставив офицерам, оставшимся в комнате, возможность оживленно обсудить сцену, свидетелями которой они стали.

– Не много наберется людей, удостоившихся того, чтобы Генрих Гиммлер лично попросил у них прощения, – сказал Гейдрих, когда мы втроем уединились в библиотеке замка.

Морщась, я потер свою голень.

– Непременно отмечу сегодня это историческое событие в своем дневнике, – сообщил я. – Всю жизнь об этом мечтал.

– А кстати, вы так и не сказали, что же случилось с Киндерманом?

– Будем считать, что он убит при попытке к бегству, – сообщил я. – Уверен, что только вы сможете догадаться, что я имею виду.

– Как жаль! Он бы нам еще пригодился.

– Этот убийца получил то, что заслужил. Кто-то должен был понести наказание. Не думаю, что эти три ублюдка получат то, что им причитается. Эсэсовское братство и все такое прочее, так ведь? – Я замолчал и закурил сигарету. – Что с ними будет?

– Можете не сомневаться, из СС их вышвырнут. Вы сами это слышали из уст Гиммлера.

– Ах, какое несчастье для них! – Я повернулся к Небе: – Продолжайте, Артур. Светит ли Вайстору гильотина или хотя бы суд?