Страница 55 из 65
Я бы ее зубами сорвала.
Никогда не думала, что когда-нибудь поеду на уикенд к маме за город, не говоря уже о том, что буду с нетерпением этого ждать, но мне действительно был нужен перерыв. Я не только физически устала, я хотела оказаться подальше от Аманды, «Лейзи Дейзи» и в особенности от одного слишком симпатичного человека.
Дополнительным стимулом явилось то, что мама, против обыкновения, пригласила и Ники, утверждая, что той нужен отдых после всего, что она перенесла. Этот приступ альтруизма меня не обманул, видимо, мама просто решила, что ей скорее удастся меня заманить, если Ники будет включена в список гостей. Я надеялась, что Саймон найдет занятие получше, чем тащиться на выходные в Корнуолл, где он знает всего двух человек, причем один из них будет избегать его всеми правдами и неправдами.
В путь мы отправились на захламленном «гольфе», принадлежавшем Джеми. Мой сводный брат, не особенно церемонясь, запихнул меня на заднее сиденье, заваленное медицинскими журналами, тетрадями и заляпанной свежей грязью амуницией для регби. Элвиса усадили в багажник позади меня, и он взялся самозабвенно облизывать мне голову.
Машина Джеми — это мусорный бак на колесах. Единственный плюс в том, что там всегда можно отыскать шоколадку или пару конфет. Если, конечно, Элвис не учует их первым. В этом смысле он оказался просто гением, находил шоколад не хуже, чем свинья — трюфели. И это понятно. Дети обычно похожи на родителей, а Элвис — ребенок Ники.
Я отняла у него наполовину съеденный батончик «Марс», свернулась под пованивающим потом свитером Джеми и погрузилась в вожделенный сон.
Когда наше путешествие подошло к концу, на небе уже зажглись первые звезды.
Трент-хаус выстроен в бухте, в той ее части, которая смотрит на Ла-Манш. Берег там понижается, и в ясный день видны Олдерни и Гернси. Сейчас мы могли догадаться о близости моря только по шуму волн, набегающих на песок раскинувшегося внизу пляжа.
Почти во всех окнах горел свет. Я предполагала, что еду на тихое семейное сборище, а оказалась на разухабистой вечеринке.
Пока мы втискивали машину между припаркованных вдоль узкой подъездной дорожки автомобилей, на пороге появилась мама, наряженная просто, по-деревенски, в алый костюм от Шанель и модельные туфли на двухдюймовом каблучке.
— Мои дорогие, ну наконец-то! Вы приехали! А я уж думала, что вы опять обманули меня.
Я ждала выговора за опоздание, но мама вела себя так, будто рада нас видеть невзирая на поздний час. Она спустилась с крыльца, выдернула меня из машины и заключила в объятия.
Ее любвеобилие могло иметь только одно объяснение. Я понюхала воздух. Да, определенно пахло джином. Она порядком набралась. Джин, лимон и капелька тоника — вот что возвращает мне материнскую любовь, и, признаюсь, я совсем не против.
Она даже умудрилась обнять Ники.
Правда, при виде Элвиса ее лицо слегка вытянулось.
— Ради всего святого, что это? — вопросила она, глядя, как Элвис с облегчением вываливается из багажника и долго орошает ближайший куст
— Это щенок, — сухо отвечаю я. очищая от шерсти свою сумку, которая служила Элвису подушкой.
— Благодарю, Аннабел, это я и сама вижу, но откуда он взялся?
— Иногда, когда собака-мужчина встречает собаку-женщину…
— А я и забыл, как здесь замечательно! — Джеми решил наконец вмешаться, он обнял маму за плечи и стал подталкивать ее к дому, бросив мне через плечо: «Не начинай».
— Это был мировой рекорд, — нервно засмеялась Ники, не совсем опомнившаяся после маминых объятий. — Ты сподобилась аж на два вежливых предложения, прежде чем сойти с ума.
— А ты чего ждала, когда это первое, что я здесь увидела. — Я показала на большой серебряный «сааб», припаркованный бок о бок с матушкиным «мерседесом».
— Саймон?
Я злобно кивнула.
— Но ты же знала, что его пригласили.
— Да. но надеялась, что он не приедет. Я хотела отвлечься здесь от негативных факторов, влияющих на мою жизнь, а не наслаждаться их обществом.
— Похоже, здесь полно народу, не обязательно с ним общаться. Думаю, маминого общества ты тоже сможешь избежать…
— Аннабел!
Мама звала нас внутрь.
— Аннабел, ты идешь? У меня для тебя сюрприз.
— Он толстый, лысый и мечтает залезть в твои трусики, — фыркнула Ники.
— Они ему не пойдут, даже если он в них влезет, — огрызнулась я.
— Ну, не знаю. — Ники взяла сумку и свистом подозвала Элвиса, рыскающего по кустам. — Розовый шелк и кружева многим к лицу.
— Меня сейчас вырвет.
Едва мы вошли в холл, как мама схватила меня за руку и потащила куда-то, цокая каблуками по выложенному плиткой полу.
— Слушай, мы только приехали. Можно мы сначала положим вещи, а уже потом начнем вращаться в обществе?
— Некогда, — живо отозвалась она. — Он уезжает через полчаса.
Ага, прекрасно, Саймон не может остаться. Думаю, тридцать минут я выдержу. Я перестала упираться, как ребенок, которого в первый раз ведут в школу.
— Как говорится, время не ждет, — загадочно добавила мама.
Ники не ошиблась в одном. Сюрприз действительно был лыс, но это определенно не Саймон. Во дворе, надежно отгородившись от беснующейся толпы стеной спокойного безразличия, стоял
и смотрел, как ворочается черная туша океана, мой отец.
Встретить папу не легче, чем редкую комету, появляющуюся в атмосфере Земли раз в несколько лет.
Я не видела его почти три года. Путешествуя за морями, я все время ждала, что столкнусь с ним в каком-нибудь пляжном баре. Каждый раз, стоило мне увидеть кривые мускулистые ноги в сандалиях и лысую голову, мое сердце сжималось в безумной надежде, что это он.
Но это никогда не был он.
Он по-прежнему курил «Кафе Крем», зажимая сигару между большим и безымянным пальцем, так что она была почти спрятана в ладони.
Он часто стоял в саду и курил вот так, чтобы не увидела мама, выдувая дым уголком рта.
Практически каждый палец на правой руке у него был залеплен пластырем, а на левой сустав большого бугрился красной шишкой (он сказал, что его обожгла медуза).
Когда он заметил меня, его загорелое лицо озарилось самой широкой из улыбок, его белые как снег зубы сверкнули в темноте, а в уголках глаз и рта появились веселые лучики морщинок.
Думаю, свою тягу к путешествиям я унаследовала он него. Он всегда возвращался из путешествий спокойным и счастливым, правда, в конце концов я поняла, что причиной тому скорее его жизненная философия, чем физические координаты. Он был абсолютно невозмутим, словно от душевных бурь и внешних раздражителей его защищала какая-то оболочка. Возможно, толстый слой лосьона для загара. которым он мазался еще в семидесятых. Он наверняка образовал пленку толщиной в пару миллиметров, надежно уберегавшую его от вредных излучений и других неприятностей, которые подкидывает жизнь. Возможно, любовь к хорошему коньяку тоже сыграла свою роль. Конечно, коньяк употреблялся исключительно в медицинских целях, но его целебные свойства, судя по всему, были безграничны — он лечил им все, от головной боли до укусов москитов.
— Папа! — заорала я.
Через секунду меня обхватили медвежьи лапы и сжали так, что кости затрещали.
— Когда ты вернулся? — пробормотала я в толстый шерстяной свитер, пахнувший табаком и морской солью.
— Утром, хотя это нельзя назвать возвращением. У нас стоянка — ремонтируемся, пополняем запасы, все в таком роде.
— Мы?
— Я и еще целый корабль таких же старых чудаков, которые отказываются становиться взрослыми или умирать легкой смертью. — Он улыбнулся и наконец отпустил меня. — Мы уходим сегодня, но я не мог уехать, так и не повидав мою девочку. Я боялся, что ты не успеешь.
— Ты уже уезжаешь? — Я не могла скрыть разочарования. — Но я еще войти не успела!
— Боюсь, у нас очень жесткий график.
— А ты не можешь смягчить его и остаться еще ненадолго? — взмолилась я. — Мы не виделись три года!
— Да, знаю, я просто закоснелый эгоист, но зачем тебе, чтобы такой старый чудак, как твой палатка. путался под ногами и во все совал свой нос? У тебя теперь своя жизнь. Белл. Если я останусь в Англии, меня засунут в какой-нибудь приют д ля старых мерзавцев, где я буду медленно рассыпаться в своем кресле-качалке, а ты заедешь раз в месяц с дежурным визитом да еще. может, вывезешь меня на день рождения, Рождество и семейные торжества.