Путь к Вавилону

Кейгар внезапно остановился и что-то прокричал, но Ривен не сумел расслышать, что именно. Потом он стал подниматься. Ривен судорожно ощупал стену и наткнулся на металлическую скобу, заделанную в камень. Он подтянулся и полез следом за Кейгаром. Вода осталась внизу. Вверху Ривен различал круг лысой головы Квиринуса, вырисовывающийся на фоне квадрата ночного неба. Они с Кейгаром вытащили Ривена из колодца, который после этого без сил повалился на влажные камни мостовой. Он лежал, прислушиваясь к шуму воды далеко внизу и подставив лицо редким каплям дождя.

И тут его разобрал смех. Вот уж действительно: тихая ночка. Тишь да покой.

Впрочем, в покое его оставили ненадолго, Квиринус и Кейгар подняли Ривена на ноги и потащили по темной улице. Он не успел даже стряхнуть с себя влагу. Из мрака выступили лошади и люди в доспехах. Он весь сжался. Ловушка после стольких усилий? Но кто-то набросил плащ ему на плечи и подтолкнул к лошади без седока.

— Садись, — шепнул ему на ухо Кейгар. — Нам надо ехать не медля!

Ривен с трудом забрался в седло. Холодная вода, пропитавшая его одежду, захлюпала под ягодицами. Кто-то взял его коня под уздцы, и копыта застучали по мостовой. Ривен натянул капюшон на голову, чтобы укрыться от дождя, который снова усилился. Через некоторое время он начал узнавать громадные крепостные стены, за которыми остался город. Рассвело, но было пасмурно. Стук лошадиных копыт отдавался гулким эхом, вскоре перед ними открылась темная равнина, за нею — холмы в завесе мороси, а еще дальше угадывались черные вершины гор. Вместе с остальными, конь его перешел в легкий галоп, и Ривен прилагал все силы, чтобы не вылететь из седла. Погони не было, но он так устал, что ему было уже все равно.

Они нещадно гнали лошадей, лишь изредка замедляя бег. Дорога шла то вверх, то вниз, и несколько раз лошади их пересекали мелкие речушки, поднимая фонтаны брызг. Воздух срывал капюшон плаща с головы Ривена, отбрасывая его назад, за плечи. Он не мог сдержать дрожь. Промокшая одежда обледенела, бороду покрыл иней. Пришла настоящая зима, и они приближались к подножию Гресхорна, самых высоких гор в этом мире. Ривен толком еще и не видел этого хребта, но даже теперь ему стало ясно, что горы Гресхорна гораздо выше самого высокого кряжа на Скае, суровее любого утеса, на который ему доводилось подниматься. Он решил пока не задумываться над тем, какой им предстоит подъем. Тепло — вот что ему сейчас нужно. Тепло и сон. Он потянулся за фляжкой Квиринуса, но ее не оказалось на месте. Скорее всего, он выронил ее в водоворотах того подземного потока. Он выругался про себя от досады. Ничего не поделаешь, придется стоически выносить жажду и эту боль, которую пробудила в нем бешеная скачка в морозной ночи. Ривен давно уже потерял ощущение времени и расстояния и чувствовал только, как немеют пальцы рук и ноги в промокших сапогах.

Он, должно быть, заснул или задремал, или даже на какое-то время потерял сознание, потому что резкий толчок заставил его очнуться. Ривен едва удержался в седле. Всадники остановились. Вокруг них разливалось золотое сияние факелов, ветер трепал их пламя и уносил дым. Их окружили какие-то пешие люди, взяли под уздцы лошадей. Впереди громоздилась стена, — массивная, серая, — испещренная бойницами. Посередине зиял черный провал ворот. На мгновение Ривену показалось, что они возвратились обратно в Талскер, но люди, что окружили его, помогли ему сойти с коня, и Квиринус стоял в свете факелов — лицо приобрело цвет меди, на бровях таяла изморозь, — покрикивая на них, чтобы те были поосторожнее с конем. Им пришлось подхватить Ривена, так как ноги его не держали. Он совсем окоченел и ослаб. Кто-то обхватил его за плечи. Айса, заметил Ривен, нисколько не удивившись. На разбитое, все в кровоподтеках лицо миркана было страшно смотреть, глаза же его, как всегда, оставались спокойны и непроницаемы.

— Добрая встреча, Майкл Ривен, — сказал ему Айса, и Ривен закрыл глаза.

— Да уж, — выдавил он и почувствовал, как его подняли на руки и понесли куда-то, где не стало ни дождя, ни пронизывающего ветра.

Мелькали лица: то появлялись, то исчезали. Он явственно ощущал жар, исходивший от огня. Кто-то раздел его и стер ледяную воду с лица и шеи. Потом его уложили в постель, — настоящую постель, — и он сумел наконец выйти из оцепенения и ненадолго вернуться в реальный мир.

Он проснулся от света дня, который лился сквозь узкие окна и ложился золотыми полосами на покрывало. В комнате было тепло. В очаге горел огонь. Он не мог даже пошевелиться — все тело болело, однако Ривен обнаружил, что все его ссадины перебинтованы и он ощущает пальцы ног, что уже радовало.

Он сел на постели. Больше в комнате не было никого, хотя подле его кровати стоял стул. Снаружи ветер гулял по карнизам, откуда-то из дома доносились голоса. Он опять лег, устроившись поудобнее. Воспоминания о подземной темнице, о канализационных тоннелях и людях-крысах лезли в голову, словно обрывки кошмарного сна. Что за место! Что за чертово место!

Вдруг он вспомнил Айсу. Как видел его прошлой ночью. Значит, они живы. Они здесь. Слава Богу.

На низком столике подле кровати лежала одежда, и Ривен встал, чтобы посмотреть, что там ему принесли. Снова — наряды Мингниша. У него скоро будет вполне приличный гардероб… или, вернее, был бы, если бы он постоянно не рвал и не пачкал свое одеяние в переделках.

Дверь отворилась. В дверном проеме стояла Мадра. Радость озарила ее лицо, когда она увидела, что Ривен встал. Он улыбнулся ей. Она бросилась через всю комнату и упала к нему в объятия, повалив его на кровать. Он рассмеялся и принялся безудержно целовать ее. На горле ее все еще оставалась повязка. Он взял в ладони ее лицо и заглянул в глаза, сияющие от радости. От одного только вида этих сияющих глаз Ривен наполнился здоровьем и бодростью.

— Ты можешь уже говорить?

Лицо ее омрачилось. Она мотнула головой. Он поцеловал ее в лоб.

— С тобой все в порядке? Они плохо с тобой обращались?

Она кивнула и покачала головой, не в силах оторвать взгляд от лица Ривена. В ее глазах промелькнуло вдруг недоверие, и пальцы ее пробежали по его волосам, груди, как если бы она хотела удостовериться, что действительно он сейчас спросил ее об этом, что действительно он только что целовал ее с такой страстью.

— А как все наши? Ратаган… с ним все в порядке? Я видел, как его…

Она снова кивнула, потом молча поцеловала его.

— Ратаган жив-здоров, и, я вижу, ты тоже не так уж и плох, дружище, — раздался с порога знакомый бас.

Мадра чуть отстранилась, и Ривен увидел, что у двери толпятся Ратаган, Байклин, Финнан и все остальные. Даже бесстрастное лицо Льюба, казалось, светится радостью.

— Всему свое время и место, — рассмеялся Байклин, и вся честная компания шумно ввалилась в комнату. Последним вошел Квиринус с недоуменно-растерянным выражением на лице.

Ривен опустил ноги с постели и оказался в медвежьих объятиях Ратагана, который с силой прижал его к своей груди. Распухшее лицо гиганта представляло собой сплошной багровый синяк, прорезанный от виска до носа ссохшимся в корку лиловым шрамом, но голубые глаза оставались такими же ясными, как и прежде.

Остальные выглядели ничуть не лучше. Даже Финнан получил свою долю ссадин и синяков. Голова Байклина была перевязана льняными бинтами, алыми от пропитавшей их крови. Смуглолицый положил руку на плечо Ривену.

— Квиринус рассказал нам, как ты запанибрата общался с колдунами и вирами, лазил по тайным ходам Талскера и купался в сточных водах. Мы, конечно, ему не поверили. Но ты нас заставил поволноваться, Майкл Ривен. Были мгновения, мы думали, ты уже не оклемаешься.

Ривен улыбнулся. Оказалось, что это не так уж и трудно.

— Да я в полном здравии. Когда выезжаем?

— Скоро, но не так чтобы слишком, — сухо вставил Квиринус. — Тебе и твоим друзьям не мешало бы отдохнуть день-другой, прежде чем отправляться в горы. Байклин все тебе объяснит.

— В самом деле, — тот вдруг посерьезнел. — Нам всем надо немного отойти после радушного гостеприимства леди Джиннет. К тому же ее кондотьеры сейчас шарят по предгорьям в поисках наших душ. Нам нужно выждать.