Путь к Вавилону

Зима. Зима вернулась на Скай. И теперь вот явилась сюда — в Мингниш. Завеса, что отделяла их друг от друга, почти целиком истлела. Память и воображение не разделить — так они перемешались. Если он проваляется здесь еще несколько дней, эти люди погибнут. Он чувствовал это.

— Ратаган и я поедем с тобой, — сказал Байклин, — Айса тоже тебя не оставит. И, как мы уже говорили, возьмем с собой Тагана. Он лучше всех знает леса в этом Доле. Льюб тоже хочет поехать. Еще раз взглянуть на северные горы, повидать напоследок родные места. Он препоручил подготовку новобранцев Друиму и Юнишу. С нами поедут еще три стража на тот случай, если нам вдруг придется выбираться с боем из какого-нибудь затруднительного положения. Римир, Коррари и Дармид. Они сами вызвались. Видели, как ты сражаешься — были с тобой на крепостной стене. Итого, получается, девять. Вполне достаточно, я так считаю. А ты что думаешь?

— Пожалуй, — ответил Ривен уклончиво, хотя сам весь дрожал от нетерпения. — Как насчет лошадей?

— Раз уж нам важна скорость, мы отберем лучших в Доле, плюс еще два вьючных мула под провизию и снаряжение. Зимнее снаряжение уже готовят, но все равно это будет нелегкое путешествие — при такой-то паршивой погоде.

Ривен кивнул. Отблески пламени плясали на стенах комнаты, на улице завывал ветер, швыряя снегом в оконное стекло. Снежная пелена затмевала свет дня. Ратаган сидел, развалясь на стуле, и, скрестив руки, не сводил глаз с огня.

Байклин пихнул его локтем.

— Что-то ты подозрительно тих, не приболел ли ты, мой друг?

— Я заранее уже скорблю. — Отозвался тот. — Ибо предвижу в дороге нехватку медвяного эля, которого мне не придется прикончить. — Он специально гундосил, и вышло: «схватку с медведем, которого мне и придется прикончить».

Байклин усмехнулся.

— Не торопись предаваться печали. Путь наш лежит через крепости и города, кои славны лучшими пивными в стране, и хотя мы не можем задерживаться там надолго, я уверен, мы выкроим время, чтоб утолить жажду, вызванную тяжкой дорогой через снега и льды.

Ратаган тут же расцвел.

— А я про то и забыл, в дремучем своем невежестве. Значит, не так все и плохо! — Он встал, едва не ударившись головой о притолоку. — Я буду, конечно, скучать по горящим каминам, теплым постелям и приветливым девицам… но лишать человека пива — это по-настоящему тяжкое испытание. — Он дружески треснул Байклина по спине, тот аж покачнулся. Потом гигант повернулся к Ривену. — Голова твоя выдержит?

— Выдержит. — И тут Ривен задал вопрос, который не давал ему покоя уже целый день: — А Мертах?

Ратаган помрачнел.

— Он останется в Раларте или в Карнахе, куда собирается после Рингилла. Он не поедет с нами.

— Он все еще сомневается, куда ставить лапы?

— Что-то вроде того, — ответил ему Ратаган. — Мертах вообще человек скрытный. Его трудно понять. Он всегда полагается лишь на себя и не слушает никого. Он считает, что ты ничего не найдешь в горах, кроме камня и снега, и хочет, чтоб ты вернулся обратно в свой мир.

— А вы? — Рыжебородый верзила внимательно поглядел на него.

— Я уже как-то раз говорил тебе, Майкл Ривен, во что я верю. Я верю в мужскую дружбу. Если б ты был убежден, что сумеешь помочь этому миру, встав на голову, то я подержал бы тебя за ноги. Я считаю, что ты уже заслужил наше доверие… в то время, как Мертах…

— Считает тебя ненадежным, — закончил Байклин.

— И ему всегда… нравилась… Мадра, — добавил Ратаган.

Байклин поднялся.

— Мы пойдем. Тебе нужно поспать. Для этой поездки тебе понадобятся все силы, которые ты только сумеешь собрать.

Байклин вышел, а Ратаган на минуту задержался.

— Люди иной раз совершают глупости, — сказал он тихо, — вовсе не полагая их таковыми. И тут вряд ли чем можно помочь. Когда-нибудь мы все равно набиваем шишки, Ривен. Это довольно смешно и забавно до тех пор, пока сам не нарвешься. Я-то знаю. Жалеешь потом… но раскаяние — желчь жизни. — Он усмехнулся. — Мертах никогда по-настоящему не ушибался, поэтому он и не знает, что это такое. — С тем он и ушел, пожелав Ривену спокойной ночи и утра, которое было бы добрее ночи.

Они выехали через два дня — с площади перед Дворцом. В воздухе все еще чувствовался запах гари. Черные остовы выгоревших домов застыли под покрывалом снега. В развалинах копошились люди. Они работали здесь беспрестанно, — едва отгремела битва, — перебирали головешки, стараясь спасти то немногое, что осталось от их достояния. Куда ни глянь, на камнях мостовой валялись обгоревшие деревяшки и закопченные металлические обломки.

Это я виноват, беспомощно терзался Ривен. Где бы он ни появлялся в этой стране, за ним по пятам следовало разрушение. Может быть, Брагад был прав. Быть может, действительно именно он, Ривен, погубит Мингниш. Но Брагад мертв. А Хью, интересно, по-прежнему сидит у себя в кабинете, наблюдает в окно за проезжающими машинами и курит свои вонючие сигареты? Почувствовал ли он хоть что-либо, когда здесь убили его двойника? Нет, лучше не зацикливаться на этом.

Снег перестал. Небеса прояснились, но студеный, промозглый ветер так и гулял по Долу, и отъезжающие попрятали лица в теплые зимние шарфы. Лошади сосредоточенно нюхали землю, ожидая команды к выезду.

Ривен искал взглядом Мадру в толпе провожающих. Он не видел ее весь день и очень хотел попрощаться. Однако ее что-то не было видно. Варбутт даже не спустился во двор, чтобы пожелать сыну доброго пути, и Байклин сидел в седле молчаливый и мрачный, пряча лицо в высоко поднятом воротнике плаща, а дыхание его замерзало кристалликами льда на ткани.

Ратаган походил на большого медведя. Под седлом у него было могучее и огромное животное — этакая ломовая лошадь. Борода гиганта покрылась инеем и стала белой, как старческая седина.

Все остальные всадники из отряда — мирканы и стражи, — одеты были одинаково: укутаны в шерсть и овечьи шкуры, сверху — зимние плащи с двойной подкладкой, за спиной на седлах — переметные сумки. Двое стражей, Дармид и Коррари, вели двух вьючных мулов.

Где-то в этих тюках лежала и одежда, в которой Ривен пришел в Мингниш; но о том, что он взял ее с собой, знал только Байклин.

Гвилламон вышел на крыльцо Дворца. В холоде дня он казался мрачным и раздраженным, но голубые глаза его были ярче и теплее, чем хмурое зимнее небо. Юдайн тоже вышел на площадь. Он выглядел сегодня моложе своего сына. Его супруга, Этирра, которую он держал под руку, походила на замерзшего скворца. Ее глаза покраснели, — должно быть, от слез, — но губы были сжаты. Ратаган старался не встречаться с ней взглядом.

Вышла и Мира; Она одиноко стояла посреди заснеженного двора, не сводя глаз с Байклина, который вновь оставлял ее. Прежде чем сесть на коня, он обнял ее и прошептал на ухо несколько слов, которые никто не сумел расслышать. Теперь она смотрела так, точно прощалась с ним навсегда.

— Погода вроде стала получше, — сказал Гвилламон, глядя на небо. Он критически осмотрел отъезжающих. — Ничего не забыли?

— На три недели нам хватит, — ответил Байклин. — Три недели нам как раз и понадобятся, чтобы добраться до городов, а там мы уж подкупим себе все, что нужно. Надеюсь, мы без особого труда одолеем дорогу, если нам повезет с погодой.

Гвилламон повернулся к Ривену и протянул ему руку. Ривен молча пожал ее.

— Надеюсь, ты обретешь покой, — вот и все, что сказал ему старец, прежде чем вынуть руку из его ладони. — Благословение земли да пребудет с вами. Пусть путь ваш будет гладок, а в конце его обретете вы то, что надеетесь обрести. В добрый путь. — Он вскинул руку в прощальном жесте, и все домочадцы последовали его примеру. В толпе Ривен разглядел Кольбана, — тот растерянно улыбался, — Данана, Орда и многих других, кого знал в лицо. Но Мадры там не было. С чувством обиды, к которому примешивалось раздражение, он пришпорил коня и поскакал следом за Байклином к воротам Рорима. Когда всадники выехали на открытое пространство, не загороженное домами, студеный ветер ударил им в лица. И вот они уже за пределами Круга — перед ними простирался Дол в бесконечной сверкающей белизне. С верхушек холмов ветер сдувал облака сухого, легкого снега. Ривен смотрел на скованные льдом вершины, вспоминая иные горы. Он гнался за тенью, но теперь он хотя бы имел представление, куда она уводит его.