Иное царство

Брат Неньян улыбнулся.

— Я верю тебе, дитя. Всякий, кто добрался до этого места, должен иметь канаты вместо нервов.

— Всякий, кто живет в глубине Волчьего Края в одиночестве, тоже не может пожаловаться на свои нервы, — сказал Майкл полувопросительно.

Брат слегка наклонил голову и помешал в дымящемся котле.

— У нас у каждого есть свои способы уцелеть. У меня — моя вера. У тебя, — он обратился к Котт, — есть, по-моему, что-то иное. Быть может, другая кровь в жилах. Только разница не так уж велика, позволь тебе сказать.

— Но делает нас врагами, — ответила Котт. Ее уши торчали из черных волос, а глаза блестели по-кошачьи. Она почти утратила человеческий облик. Майкл растерялся, осознав, насколько он свыкся с ее наружностью. Только теперь, глядя на такого обычного человека, размешивающего похлебку, он понял, насколько необычно выглядит она.

— Я пригласил тебя под свой кров, хотя и почуял в тебе кровь вирим. Не заслужил ли я хоть немного доверия в ответ? — спросил Неньян.

— Такие, как ты, века подвергали гонениям племена и вирим. Ты думаешь, нам так просто забыть об этом?

— Котт! — перебил Майкл, но она и внимания не обратила.

— Мы — древесный народ. Чем это делает нас в ваших глазах? Даже воду в лесу вы отравляете. Я чую то, что ты называешь святостью этого места, то, что отгоняет зверей. Но не меня, святой человек, потому что я обладаю и человеческой кровью. Я — подмененная, и моя душа уже в закладе.

Брат Неньян уставился на Котт. Добродушие на его круглом лице сменилось чем-то вроде печали.

— Дитя, мы трое — лишь искорка во тьме этого леса. Он сокрушил был нас, если бы мог. В вас обоих я замечаю нечто, чему не место здесь. Быть может, до сих пор оно вас оберегало, но берегитесь, как бы в конце концов оно вас не погубило.

Его спокойный взгляд упал на Майкла, который молчал и напряженно готовился перехватить Котт. Она скорчилась, как загнанный в угол леопард, царапая ногтями земляной пол. Снаружи дождь превратился в ревущий, гремящий ливень. Он барабанил по крыше, как живое существо, как приспешник леса, старающийся вломиться внутрь.

— Ты, — сказал брат Майклу, — ты не из этого мира, хотя в тебе есть его частица. Я чувствую в тебе былое благочестие, друг мой. Не можешь ли ты втолковать своей даме, что я не хочу причинять ей зла?

— Это правда, Котт. Он говорит правду, я уверен.

Котт бросила на него свирепый взгляд — зрачки в зеленом пламени ее глаз были как две вертикальные щелки.

— Девочка, ну пожалуйста! — он зажал в ладонях злобное лицо, ища в нем ту, которую любил. Она начала вырываться, вцепилась одной рукой в его руку, пытаясь отдернуть ее. Прежде ей это удалось бы, но, вопреки владевшей им слабости, лес развил в нем силу. Он поцеловал Котт, притянул ее голову к своему плечу и почувствовал, как она дрожит.

— Все хорошо, — прошептал он. — Тут мы в безопасности.

Он услышал, что дождь снаружи утихает, и понял, что решительная минута осталась позади. Дар Меркади, подумал он, имеет свою оборотную сторону.

— Присмотри, чтобы он чего-нибудь не сотворил с едой, — прошептала Котт. — Я голодна.

— Так пусть это будет простая трапеза, неблагословенная и нетронутая, — сказал брат Неньян. — Разделите ее со мной, кем бы и чем бы вы ни были. В эти места не так уж часто заглядывают путники, и мне не приходится выбирать гостей, — улыбка вернулась на его губы, а хижину заполнил аппетитный теплый запах.

В похлебке кроме мяса были репа и капуста, а заели они ее пресной лепешкой и запили пахтой. Ели они молча под замирающий шум дождя. Близился вечер, свет, просачивавшийся в окошки, стал сизым. Из леса донесся волчий вой — первый, который они услышали, расставшись с лисьими людьми, и Майкл вздрогнул, испугавшись за лошадей, но брат Неньян покачал головой.

— В приют без моего дозволения не проникнет никто и ничто. Ваши лошади и моя живность ограждены.

— Но как ты очутился так далеко в лесу? Да еще в этом лесу?

Брат Неньян откусил кусок лепешки.

— Я пришел сюда давно, и я был не один. Со мной пришел юный послушник, но потом он ушел. Если он жив, то должен был давно вернуться в человеческие леса.

Майкл вспомнил изуродованный труп, который они с Котт нашли возле лагеря лисьих людей, но промолчал. Хотя и чувствовал на себе взгляд брата Неньяна.

— Но почему ты выбрал Волчий Край?

— Я здесь один, и я люблю могучие деревья. Это хорошее место, чтобы жить и размышлять. Кроме того, мне давно хотелось узнать, какая судьба постигла отряд, отправленный сюда много лет назад. Иногда я брожу по окрестностям в поисках следов. И порой нахожу истлевшие кости, непогребенные, засыпанные палой листвой.

Брат Неньян больше ничего не добавил, хотя Майкл не сомневался, что он о многом умолчал. Нечто другое, нечто большее привело или пригнало этого человека сюда.

— Вы тоже далеко углубились в Волчий Край, — добавил брат. — И далеко ушли от своего дома, если я не ошибся в догадке, — его взгляд скользнул по мечу Майкла.

— Может быть.

— Две вещи сохраняют человеку жизнь в этих местах. Вера и лесная магия. Мне часто приходило в голову, не сливаются ли они воедино. В конце-то концов Господь наш приял смерть на древе. И две вещи приводят человека сюда. Либо он бежит от чего-то, либо преследует что-то. И здесь, в Волчьем Краю, погоня и преследование тоже часто сливаются в одно — охотник становится предметом охоты. Странное место! Корни этих деревьев уходят на огромную глубину. Они достигают центра мира. Тут есть много мудрости для тех, у кого достает крепости духа и тела, чтобы искать ее, и кому выпадает удача найти ее. И еще сила. Тут так много силы, что многие звери ее не выдерживают.

— Некоторые выдерживают, — неожиданно сказала Котт. — Некоторые порождены ею.

— Неужели?

— Вирим говорят, что лес — супруга Всадника, и они дети его и деревьев, часть самой земли.

— А ты, дитя, что, по-твоему, есть ты? — с бесконечной мягкостью спросил брат.

Котт прожгла его взглядом.

— Я же сказала тебе, что я — ничто. Я то, что вирим называют полу-полу, а деревенские — подмененными.

— Нелегко оказаться между двумя мирами.

Котт промолчала и наклонила голову над чашкой с пахтой с неожиданной кротостью. Брат вновь перевел глаза на Майкла и измерил взглядом длину Ульфберта.

— По виду ты воин, но что-то говорит мне, что это не так. Племена все еще хранят долю наследия воинов — гордость, стойкость, которую не найти даже у рыцарей Церкви… Ты встречался с ними, с нашими воинствующими рыцарями?

— Я знаю про них, — отрезал Майкл. Этот святой человек начинал внушать ему недоверие. — Наши ответы — это плата за твое гостеприимство?

Брат Неньян словно бы искренне огорчился.

— Прости меня. Я вижу, что излишне любопытен. Опасность, которой трудно избежать при столь редких встречах в этой части мира. От случайных моих гостей я стараюсь узнать побольше, чтобы было над чем поразмыслить, когда вновь остаюсь один.

Они кончили есть в молчании, а снаружи сгущались синие сумерки, и воздух звенел от журчания воды, стекающей с верхушек деревьев. Их лица озарял огонь, становившийся все ярче по мере того, как угасал дневной свет. Вновь Майкл услышал волчий зов в надвигающейся тьме. Зов, полный тоски. Потерянная душа, заблудившаяся в дремучем лесу.

Котт помогла брату перемыть посуду с каким-то вызовом, словно подначивая его пойти ей наперекор. Она вытерла сырость, просачивавшуюся под дверью и поправила деревянный порог. Снаружи утоптанная земля поляны была залита дождевой водой, и лужи посверкивали в отблесках огня, падавших из окон. От ветра по воде бежала беспокойная рябь. Майкл увидел, что лошади укрылись под навесом, дальше в своем загоне кружили козы, куры устраивались на ночлег под другим навесом. Наступающая ночь казалась мирной. Если бы не колоссальность деревьев, он мог бы счесть, что находится в человеческой части леса.

Как способен человек жить тут год за годом, когда только смена времен года да капризы погоды отмечают ход времени? Когда-то ему казалось, что это путешествие будет своего рода идиллией, с замками и рыцарями, феями и гоблинами. Но все обернулось несколько иначе.