Иное царство

Этот зимний поселок, в котором племя дожидалось весны, был невелик, и Майкл узнал, что не все напавшие на деревню были лисьими людьми. Некоторые были барсучьими, другие оленьими. В конце-то концов они все были одним народом, разъединившимся в незапамятные времена. К жителям деревень они ненависти не питали. Иногда даже помогали им, если тамошний брат не возражал, а рыцари были далеко. Но чаще все ограничивалось ненадежным перемирием. Те двое лисьих людей, схваченных в деревне, пришли туда торговать, но их обманули, а они бросились в драку и избили одного. В деревне стоял отряд рыцарей, и потому ее жители собрались их сжечь. При других обстоятельствах и с менее ревностным священником все можно было бы уладить более мирно. Однако лисьи люди разослали быстро гонцов к соседним племенам и на деревню напал отряд по меньшей мере из сорока воинов. Самих лисьих людей было около шестидесяти, а мужчин, способных сражаться, даже меньше двадцати. Их становится все меньше, говорили они. И с остальными племенами происходит то же. Мало-помалу звери, и рыцари, и зимы истребляют их. И скоро они исчезнут.

Странные люди! Они не сомневались, что обречены, но отказывались подчиниться какой бы то ни было внешней силе. Они могли бы давным-давно осесть в одном месте, стать жителями деревень, как все остальные, но отказались, подчиняясь какой-то древней традиции, теперь забытой. Они воины, утверждали они. И землю не обрабатывают. Но не могли объяснить, откуда им это известно.

Рингбон, как убедился Майкл, оказался замечательным учителем и наставником. Он был серьезен, даже мрачен, но бесконечно терпелив. Лишь изредка его чумазое лицо освещалось улыбкой, и он казался почти молодым. Угадать его возраст было невозможно — как и возраст всех остальных, кроме самых старых и самых юных. Все они были худыми, смуглыми, но широкими в плечах и невероятно ловкими — такими же быстрыми и уверенными в движениях, как дикие звери. Женщины были тоненькими и тоже смуглыми. В юности красивыми, но быстро старившимися. Стариков мучили распухшие суставы и ревматизм, и они, когда чувствовали, что их время подошло, уходили и терялись среди деревьев. Иногда тело находили и сжигали, иногда его успевали съесть звери. Лисьи люди не отличались особой чувствительностью, хотя своих детей ценили превыше всего.

На охоте Котт могла потягаться с любым из них и сидела с ними, когда они совещались. Ее бледное лицо резко контрастировало с их смуглыми лицами и с густой бородой Майкла. Майклу казалось, что они немножко ее побаиваются: ведь на бегу она обгоняла очень многих из них и знала повадки лесных зверей, как никто. Они считали ее отчасти колдуньей — слишком уж она любила лес. Они говорили, что деревья беседуют с ней. Она и Майкл были все время вместе. Она стала его тенью, оборотной стороной его жизни.

«Огненной палкой» Майкл не пользовался, хотя она и меч снискали большое уважение мужчин. И сохранили это уважение даже после его первых неуклюжих попыток охотиться и ставить ловушки. В их глазах он был колдуном. Быть может, это объяснялось быстрыми движениями среди деревьев, когда он был с ними, или смехом, доносившимся из глубины леса. Вирим охраняют его, говорили они. И считали его удачливым. В лесу он находил подарки — букетик лесных маргариток, подвешенного к ветке фазана, связанные ленточкой веточку и два сорочьих пера — и убеждался, что Меркади держит слово. Его люди были здесь, оберегали его и Котт, которая как никак была почти одной из них.

И один раз, охотясь в студеной предрассветной мгле, он увидел Всадника — на поляне под гаснущими звездами неподвижного на могучем вороном коне, точно статуя, высеченная из черного камня. У его ног стлались волки-оборотни, хищные вороны кружили у него над головой. Майкл, дрожа, побрел прочь. Лицо у него словно парализовало. Да, тот рядом и всегда будет рядом. Неведомая соединяющая их пуповина еще не разрезана.

Вот так текло время — незаметно, ничем не отмечаемое. Он потерял счет месяцам, но его не оставляло ощущение дисгармонии, чего-то полузабытого в дальнем уголке сознания, и оно все усиливалось по мере того, как таял снег, а в лесу набухали почки, и зазвучало птичье пенье. Надо ехать дальше. Достигнуть самого сердца Дикого Леса. Он по-прежнему верил, что Роза, его тетка, где-то в этом мире. Может быть, в замке Всадника, о котором упомянул Меркади. Поиски звали его.

Мужчины племени собрались в самом большом жилище обсудить весеннюю кочевку. Внутри было тесно, душно от запаха немытых тел и дыма. От людей веяло теплом, как от желтого огня — единственного освещения там.

Котт сидела, тесно прижатая к боку Майкла. Молодые люди, вернее сказать, мальчишки, жались у стен, так как им не хватило места сесть, и нагибали головы, чтобы не стукнуться о потолок. С него сыпались кусочки глины и коры: с весной проснулись мыши. Это, сказал Рингбон, доброе предзнаменование. Оно сулит хорошую весну и плодоносное лето.

Мужчины совсем исхудали. Отблески огня превращали их лица в черепа — глаза запали в черные провалы, скулы торчали. Зима выдалась не очень суровой, но в такой близости от сердца природы в темную половину года страдает все живое. Когда-то зима для Майкла была игрой в снежки, катанием на санках, возвращением из темноты к горячему какао и топящемуся камину. Теперь было другое: он ощущал зиму в своих костях, в рисунке ребер, выпирающих из-под кожи. Он видел ее в осунувшемся лице Котт. Зима была испытанием, ставила задачу выжить. По меньшей мере трое из очень старых и очень юных испытания не выдержали. Так был устроен этот мир.

Обсуждение велось абсолютно демократически. Мужчины знали, что Рингбон лучше всех знает, где могут оказаться рыцари, и что они задумают, когда сойдет снег. Семуин был самым лучшим охотником, знал все звериные тропы и держал в голове пути оленьих стад. А старый Ире знал, какие места надо обходить стороной, потому что они священны для вирим. И какие дары следует подносить древесному народу, чтобы благополучно проходить их заставы и пределы, хотя присутствие Котт его как будто сердило — ведь все это она, возможно, знала лучше, чем он.

Никто никому не отдавал распоряжений. Все облекалось в форму предложений, которые принимались или отвергались. Но по мере того, как наиболее знающие высказывали свое мнение, остальные начинали соглашаться. Рыцари отправятся большим отрядом на поиски тех, кто разорил деревню; весной лисьим людям нельзя будет торговать с соседними селениями, и им следует отправиться на юг в пустые леса, изобилующие дичью, хотя они и лежат ближе в Волчьему Краю. Туда рыцари за ними не последуют.

Кое-кто из молодых, явно гордясь собой, заявили, что не желают бежать от рыцарей: они победят их в любом бою, когда захотят, и уж тем более с помощью огненной палки Пришельца Издалека.

Наступила тишина — старшие молчали. Утвичтан — Пришелец Издалека — так они называли Майкла, а Котт называли Теовинн, Древесная Дева.

Это имя ее очень радовало.

Негоже втягивать Пришельца в ссору, которая касается только их самих, сказал Рингбон. Рано или поздно Пришелец пойдет своим путем, и ему совсем не нужно, чтобы его преследовала свора рыцарей. Он теперь совсем не похож на мальчишку, который сразил рыцарей осенью, и они его не тронут. Лучше оставить все так.

Рингбон посмотрел в глаза Майкла по ту сторону огня, и Майкл понял, что по мнению лисьего человека, он не останется с племенем еще на зиму и что тот никак не хочет стеснять его волю.

— Я пойду на юг с племенем, — сказал Майкл, подумав, что его путь в любом случае лежит туда, а ехать с одной только Котт ему не хотелось. Он чувствовал себя в этом краю совсем ребенком и знал, что ему необходимо научиться еще многому.

И в полутьме он чувствовал на себе ее взгляд. Она стиснула его плечо под толстой шкурой.

— Ты рад отправиться на юг?

Он не сумел ответить ей.

— Никто не приходит в Волчий Край и не покидает его, кроме тех, кого приводит и уводит Всадник, — сказала она, словно читая его мысли. — Даже вирим не ходят туда. А его замок, быть может, лишь сказка, легенда. Этого не знает никто.