Иное царство

Двармо усмехнулся у него за спиной и утер широкие губы.

— Ужиная с вирим в одном из их Провалов, чего только не увидит смертный.

— Вот именно, — сказал Меркади. — Мы можем быть всем, чем ты захочешь или тем, чего ты ожидаешь. А Котт не может из-за своей человеческой части. Она и ей подобные — в тисках худшего из обоих миров, но даже еще хуже, если они связывают свою судьбу со смертным, которого… полюбили. Тогда они теряют ту защиту, какую дает им их лесная кровь, и Всадник начинает их преследовать, — он умолк и внимательно посмотрел на Майкла. — И они начинают стариться.

Внезапно он задрал свое острое лицо и поглядел на сплетение корней над головой.

— В мире наверху наступил вечер. И скоро придет ночь. Но раз ты решил взяться за это дело, мы отправимся в путь, когда зайдет солнце.

— Мы?

— Вот именно. Поговори с нашей Катериной… твоей Катериной, следовало бы мне сказать. А мне есть, чем заняться, — он прыгнул в тень и исчез.

С твоей Катериной.

Он подошел к ней у огненной ямы: в ее глазах плясали желтые языки пламени, так что они казались янтарными, как волчьи. Он знал теперь, что между ней и волками-оборотнями, между ней и всеми жуткими существами, которых он уже видел, существует связь, родство, но мысль об этом больше его не тревожила. Он положил ладонь ей на затылок и погладил мягкие волосы. Она прислонилась к его плечу, и он обрадовался.

— Расскажи мне про эту свою тетку, — сказала она.

— Я думал, ты все о ней знаешь.

— Совсем немного. Только то, что помнит сам лес. Что она была черноволосой и высокой и любила землю. Что она пришла сюда, ища чего-то, но заблудилась, и Всадник взял ее.

— Но куда, Котт? Куда он ее взял?

Она пожала плечами.

— Говорят, в Волчьем Краю у Всадника есть замок, и там он держит души. Но место это — в самой глубине Дикого Леса, в самой худшей его части, куда даже ведьмы боятся заглядывать.

— Я не боюсь, — сказал Майкл.

— Я привела тебя сюда не для этого, Майкл.

— Так для чего же?

— А как думаешь ты? Ты хотел этого, а я хотела получить тебя — показать тебе этот край, чудеса и всякие дива. Жить в твоем мире я не могу, а потому я привела тебя в мой мир, чтобы разделить его с тобой. А теперь ты объявляешь, что должен вести рыцарские поиски, не более и не менее. Должен спасти эту даму, — в ее голосе вспыхнуло прежнее пламя, глаза у нее сверкнули. Майкл ухмыльнулся.

— Ты ревнуешь, Котт.

— Ревную! Она же твоя родственница, эта женщина, и много старше тебя.

— Это верно, — но перед его глазами возникла непрошенная картина: Роза в реке, и пронизанная солнцем вода скатывается с ее обнаженных плеч.

Когда они покинули Провал, не звучала музыка, не сиял желтый свет, не звенели голоса. Земля перед ними раскрылась расширяющимся кругом, и внутрь ворвался ночной ветер, пропитанный запахом дождя и глины. Деревья гнулись и хлестали ветками под его ударами, и воздух был полон брызг. Майкл зажмурил глаза. Мечта терпеливо стояла у подножия холма над Провалом, прижимая уши от дождя, все притороченное к седлу было на месте. Он почувствовал себя виноватым и побежал к ней навстречу хлещущему водой ветру, но оказалось, что она почти совсем сухая. Кобылка с любопытством понюхала его новую одежду.

— Сколько времени мы там пробыли? — Майкл закричал Меркади, который закрывал вход в Провал. На глазах у Майкла светящийся круг сузился и закрылся, словно задернули занавеску. На мгновение зазвучала серебристая музыка, последний клинок света скользнул по деревьям, затем они оказались наедине с деревьями и бурной ночью.

— Только миг или два. В моем королевстве мы можем дать тебе столько времени, сколько пожелаешь! — улыбка его была дьявольской, а кожа блестела под дождем, как мокрое полированное дерево.

— Понятно, — буркнул Майкл.

Они с Котт были одеты в туники из шкур, плотно облегавшие тело и доходившие до середины бедра. Материал напоминал грубую лайку, но дождевые капли скатывались с них, будто каменные шарики. Куртки завершались капюшонами (свой Котт уже натянула на голову), а на шее затягивались шнурками. Его куртка сидела на нем, словно сшитая по мерке. Часть того, чем одарил их Меркади. На бедре Котт висел в ножнах длинный каменный нож, опасный на вид, а на спине у нее был кожаный мешок неизвестного веса. Вид у нее был совершенно средневековый. И в довершение — лук с ненатянутой тетивой и кожаный колчан, полный стрел — каждая длиной в два фута с лишним и снабжена черными перьями. Майкл сам укладывал их в колчан, и их зазубренные наконечники, руны и знаки, вырезанные на древках, произвели на него неприятное впечатление. А у него на поясе был бронзовый кинжал с широким лезвием и рукояткой, выкованной вместе с лезвием и обмотанной кожаным ремешком. Кинжал был тяжелым, некрасивым, зазубрины позеленевшего лезвия указывали на долгое употребление. Он тогда же спросил Меркади про кинжал, и маленький гоблин засмеялся. Бритвенный нож трупа, сказал он, и теперь Майкл прикасался к кинжалу с еще большей опаской.

Внезапно он почувствовал себя потерявшимся, брошенным на произвол судьбы, и его охватила тоска по дому, пока он стоял там, в темном лесу, под дождем рядом со своими нечеловеческими спутниками. Ему вспомнилась его постель, плита на кухне с закипающим чайником, дед, бабушка. Муллан. К горлу у него подступил комок, и он натянул капюшон на голову и протер залитые дождем глаза. Дорога раздвоилась, он выбрал одну и уже не мог вернуться назад, чтобы пойти по другой. Ему было тринадцать лет.

Они шли всю ночь. Когда Майкл спросил — и вполне разумно, подумал он, — куда они идут, ответа он не услышал. Он брел вперед, ведя кобылку под уздцы, и ноги промокали у него все больше и больше. Увидеть или услышать хоть что-то было почти невозможно. Ветер, правда, немного стих, но дождь по-прежнему шумел в деревьях. Майкл ругался про себя, спотыкался о невидимые препятствия, цеплялся за тунику Котт, чтобы не потеряться. Она и Меркади как будто были способны видеть в темноте. Когда гоблин оборачивался взглянуть на него, Майкл видел свечение его глаз в темноте, зеленое и хищное. И глаза Котт тоже вроде бы светились. И преобразили ее лицо в звериное, в морду дикого неведомого зверя.

Рассвет разливался по воздуху, как жидкий холод, просачивался сквозь деревья, отделял тень от предмета, воображение от реальности. На вершинах деревьев запели невидимые птицы. Дождь перестал, но вода продолжала стекать, капать и сочиться повсюду, брызгать у них из-под ног. Майкл окоченел и устал. Когда они остановились, ему пришлось прислониться к лошади, чтобы не упасть. Котт и Меркади словно совещались. Она нагибалась над гоблином, почти прижимая ухо к его рту, капюшон ее был отброшен, и она была удивительно похожа на Мариан, возлюбленную Робина Гуда, которая советуется с лесным духом. При этой мысли Майкл засмеялся вслух, радуясь, что ночь миновала. Но что дальше?

— Лошадь, — сказал Меркади, когда они сидели, запивая магический хлеб (более сытный, чем можно было полагать) темно-красным вином из бурдюка, наслаждаясь бодрящим алкогольным теплом. У них за спиной Мечта обнаружила магический ячмень и, судя по звукам, нашла его таким же вкусным, как хлеб.

— У нас есть лошадь, — сказал Майкл с набитым ртом.

Меркади вздохнул.

— Для одного, а нас больше.

— По такому густому лесу ехать верхом все равно нельзя, — упрямо возразил Майкл. — Пришлось бы весь день прижимать голову к луке седла. По-моему, одной лошади вполне достаточно для припасов и всего прочего.

— Лес не везде такой густой, — вмешалась Котт. Вино окрасило ее губы, они стали темными, как синяки. — Иногда деревья редеют. Есть поляны и прогалины. И есть тропы, проложенные людьми. Мы можем ехать по ним.

— Ну ладно, — Майкл пожал плечами. — А где нам взять еще лошадь, и чем мы за нее заплатим?

— Железом, — ответил Меркади.

— Что? Нельзя купить лошадь за кусок металла. И в любом случае, у нас нет железа.