Иное царство

— В деревьях есть много чего. Всех ты не перестреляешь.

Она нагнулась и начала свежевать свою добычу — крупного поросенка, буро-коричневого, если не считать черных полосок, тянувшихся вдоль всего тела от рыла до хвоста. Он завороженно следил, как Котт перерезала горло и подняла тушку за задние ноги, давая стечь густой струе темной крови. Кровь еще дымилась на земле, а Котт уже разрезала живот и вытащила теплые внутренности.

Наконец она кончила, облизала пальцы и принялась заострять палки.

Завтрак. Почему-то у Майкла поубавилось аппетита.

— Как ты его поймала?

— Очень просто, — она поместила нанизанные куски мяса над огнем, и он зашипел. — Идти по их следу очень просто и схватить поросенка очень легко, если умеешь бегать быстро. Остерегаться надо матери. Дикие свиньи очень заботятся о своем потомстве.

— Ты вся перемазалась.

— Я охотница. Последи за мясом, а я приведу себя в порядок.

Она схватила балахон и побежала к ручью. Он следил за ней взглядом, всматриваясь в спутанные волосы, которые падали до ягодиц, в игру мышц ее икр, в крутой изгиб ее бедер, когда она встала на колени над водой.

Вонь крови и свежих внутренностей у него за спиной теперь заглушалась заманчивым запахом жарящейся свинины. Ему снова захотелось есть.

Котт плескала на себя воду и напевала — темные звуки, сладкие, как мед. Мотив этот ему довелось услышать в лесу дома. Он поморщился. Она набрала пригоршню зеленых листьев и натерла ими руки, груди, живот, бедра, вдавливая их в кожу. Он отвел взгляд, сглотнул и подергал брюки, чтобы они не так давили.

Когда она вернулась к нему одетая, с мокрыми волосами, ему пришлось понюхать, чтобы определить запах, который вплелся в аромат жарящегося мяса.

— Жевательная резинка.

Она покачала головой.

— Листья мяты. Я нашла несколько кустиков у кабаньего следа. Уже подувяли, но еще сохранили сок. Вот! — она сунула запястье ему под нос, и он вдохнул благоухание мяты и слабый женский запах, заглушенный им. И поцеловал запястье. Она засмеялась и принялась вытаскивать свинину из огня.

Снаружи мясо было черным и обугленным, но белым под этой коркой, в глубине розовым. Они ели молча, лица их залоснились от жира, горячие куски обжигали пальцы, их приходилось перебрасывать из руки в руку.

— Расскажи мне про то, что в лесу, — сказал Майкл, когда они наелись до отвала.

Котт облизала жирные пальцы и вытерла их о грязный балахон. Когда-то белый, теперь он обрел цвет буковой коры.

— Люди боятся леса. Люди вроде тебя. Они отгораживаются от него, сжигают деревья, чтобы они не прикасались к их домам. Ставят всюду кресты, чтобы отгонять зверей, и никогда не покидают своих жилищ после наступления темноты. Они сеют зерно, пасут скот, строят дома, ссорятся из-за денег. Но есть и другие. Племена, кочевники, которые бродят по лесам, где хотят, поселяются где-нибудь на несколько дней или на год и отправляются дальше. Они строят шалаши, ловят рыбу в ручьях, охотятся на кабанов и волков. Живут свободной жизнью.

— Как ты.

— Не как я, — она нахмурилась. — Они же люди, понимаешь?

— А ты кто?

— Фея, — она встала в позу.

— Ты не фея. Они маленькие, с крылышками, и вообще.

— Ну что ты понимаешь? Есть еще и другие. Древесный народ — они держатся сами по себе, помогают или чинят помехи, как им заблагорассудится. Ну и, конечно, тролли. Лесные тролли, горные тролли, хорошие и плохие. Странные, наполовину звери. По ночам лес ими прямо кишит. Тогда они охотятся. А днем они просто камни или пни.

— Кто такой Всадник?

Она посмотрела на него из-под насупившихся черных бровей.

— Дьявол. Он ищет души. Иногда его сопровождают черные волки и человековолки.

— Человековолки? Ты хочешь сказать волки-оборотни?

— Все равно. Они самые плохие из всех. Переносят болезни и пополняют свою стаю, когда хотят. Жуткие твари.

— Такой и гнался за нами?

Она кивнула.

— Жуткие твари. Деревенские люди зовут их слугами Сатаны. Они крадут младенцев и пьют кровь. Ну и потом — сам лес. Он владеет многими знаниями. И живет, как живем мы, и помнит все, что видит, — она помолчала, глядя на переплетение веток вверху. — Я люблю лес.

— Я люблю тебя, — сказал он, подчиняясь безотчетному порыву. Простые слова, страшные и величественные.

Она сжала его лицо в длинных пальцах, против обыкновения не улыбаясь.

— Я знаю.

Больше она ничего не сказала, а принялась запихивать остатки поросенка в ягдташ Майкла.

— Погаси костер. Помочись в него, если можешь. Засыпь его. И кровь тоже. Пора идти.

Он сбил ветками угасающее пламя и засыпал угли сырой землей. А потом Котт набросала сверху листья и ветки, так что кострище уже ничем не отличалось от того, что его окружало. В воздухе остался запах дыма, а сквозь него просачивался запах крови. Ноздри Котт затрепетали, как у оленя.

— Поторопимся. Кровь привлечет сюда всяких даже днем.

— Ты ведешь меня домой?

— Конечно.

— Так где же эта яма? Там сзади?

— До нее порядочно. Но за день доберемся. Не забудь свой нож.

Утро кончалось. Он решил, что дело идет к полудню. Бабушка уже стряпает обед.

Они зашагали по лесу. Котт, ничем не обремененная, размахивала руками, а он изнемогал под тяжестью дробовика, ягдташа, сапог и куртки. Майкл Фей, неустрашимый исследователь неведомых земель.

Полдень миновал, и косые лучи солнца, пробиваясь сквозь ветки, устилали их путь ковром леопардовых шкур с узором из непрерывно меняющихся пятен. На ходу было тепло — об осени напоминал только налетающий порывами ветер и прохладный воздух над сплетением ветвей вверху. В более густом подлеске они замечали возню и движения, вспугнули семью оленей, а на дубу увидели филина, который смерил их равнодушным взглядом круглых глаз. Натыкались они и на многое другое. Дерево, обвитое гирляндами из шиповника и жимолости, давно завядших, а под ним — куча костей и сломанных копий. Майкл вытащил обломок с искусно оббитым наконечником в форме листа и острым, как бритва. Он поглядел на Котт, но она нахмурилась и жестом приказала бросить его обратно. Святилище какого-то племени, объяснила она. Лучше ничего тут не трогать.

Позднее они вышли на небольшую расчистку, уже зараставшую колючим кустарником и юными деревцами. Посреди буйной растительности виднелись остатки глинобитных стен, обвалившиеся кровли, каменные очаги, брошенные шкуры и большая мусорная куча со множеством обглоданных костей и навозных мух. И там спиной к дереву стоял человеческий скелет, обтянутый кожей, давно уже утративший всякий запах. Дожди чисто его вымыли, звери по какой-то причине не тронули. На разрушенную деревушку смотрели пустые глазницы с почерневшего лица, кожа облегала череп туго, будто натянутая на барабан.

Расчистка застыла в безмолвии, солнце спряталось. Майкл почувствовал, что тут случилось что-то дурное, какая-то страшная беда. Они с Котт ускорили шаг, оставив скелет нести свою стражу.

Лес становился все гуще и темнее. Им уже приходилось продираться сквозь заросли. Майкл проклинал ягдташ, который цеплялся за все подряд, и раздвигал ветки стволом дробовика.

Дождь. Сначала он еле моросил там, где листья опали, но вскоре припустил: волосы Котт прилипли к спине, балахон стал почти прозрачным. Ее начала бить дрожь, и Майкл отдал ей куртку. Они брели и брели вперед, Котт у него за спиной то и дело указывала, куда повернуть.

Вечер. Он нарождался в сгущающихся тенях. Майкл решил, что за последний час они не прошли и мили.

— Далеко еще?

— Сколько в ярдах, я не знаю, — огрызнулась Котт. Она смахнула дождевую воду с глаз. — Слишком далеко, чтобы добраться туда сегодня.

Еще ночь в лесу! А Майкл уже промок насквозь. Он выругался, и его голос вдруг сорвался на низкие ноты, ошеломив их обоих. Тут Котт принялась хохотать.

— Надеюсь, твои замечательные спички не намокли, любовь моя, не то ночь будет не из приятных.