Страница 137 из 148
Эти дни Мономах провел в смятении. Еще до приезда гонцов в Переяславль он уже знал о мятеже в Киеве, о великом нарастающем страхе богатых людей киевской земли перед чернью, перед голью, о желании киевской верхушки пригласить его на великокняжеский стол и сильной рукой, опираясь на дружину, подавить мятеж. Он с отвращением и ненавистью вспоминал крикливый, вечно волнующийся Подол, эти дерзкие взгляды и дерзкие слова, буйные дни 1068 года, когда, казалось, были оставлены под вопрос все завоевания, все надежды киевской земли… А потом мрачные языческие мятежи вятичей, новгородская вольница, яростно выплескивающие временами свою ненависть к боярам, купцам, ростовщикам. Он задыхался от негодования, от того, что ему снова приходилось вместе с другими князьями, смыслеными людьми переживать это вечно тлеющее унижение страхом. Но откликнуться немедленно на призыв киевлян означало бы противопоставить себя киевским низам и одновременно вызвать ярость еще имеющих силу Святославичей, которым по праву старшинства, по Ярославовой лестнице надлежало занять киевский стол. А это судило новые распри, новую войну, новые нашествия иноплеменников, приостановление, а может быть, и полное прекращение наступления на половецкую степь, которое с такими трудами и тяготами он начал осуществлять в последние годы, сплотив в борьбе с половцами всю Русь.
И когда гонцы рассказали ему о мятеже простых людей и о соборном решении звать его на великокняжеский стол, Мономах спокойно отказался. Нет, он не мог нарушить лествицу, не могобойти Святославичей, ведь он уже доказал свою верность завещанию Ярослава в 1093 году, когда умер его отец и киевляне первые позвали его на отцовский стол.
Гонцы уехали ни с чем, а мятеж в Киеве все разрастался.
Уже на следующий день после отъезда гонцов в Переяславль вновь толпы людей высыпали на улицы города, обступили боярские и купеческие дома, окружили синагогу. Некоторые подбегали даже к крыльцу великокняжеского дворца и выкрикивали угрозы в закрытые, зашторенные тяжелыми занавесями окна. Младшие дружинники, охранявшие дворец, молча смотрели на буйствующую чернь, не решаясь прибегнуть к оружию.
Большая толпа бросилась в сторону Печерского и Выдубицкого монастырей, грозясь расправиться с монахами — плутами и мздоимцами. Мятеж нарастал, вовлекая в свой водоворот все новые и новые сотни людей, пробудились окрестные слободы, поднялись против своих господ смерды, закупы, рядовичи. Холопы вышли из повиновения своим господам на княжеских и боярских дворах, должники отказывались платить резы и сам долг, расправляясь с особо ненавистными заимодавцами.
Грозный призрак народной расправы со всеми богатыми людьми вставал над Русской землей.
К вечеру этого дня в Софийском соборе митрополит Никифор вновь собрал киевскую верхушку. И вновь было решено просить Мономаха срочно прийти в Киев, спасать княжескую власть, спасать имение, святую церковь, монастыри, бояр, купцов от потока и грабежа, унять мятеж. На этот раз споров не было: и сторонники Изяславова корня — приспешники Святополковых сыновей, и люди Святославичей, и иные дружно согласились звать Мономаха — слишком дорого для всех могла обойтись распря в это трудное для знати время.
Вельможи вместе с митрополитом вышли на соборную паперть и обратились ко многим собравшимся там людям, уговаривая от имени всей Русской земли послать гонцов за Мономахом. Но народ продолжал вопить, припоминая все новые и новые обиды и угнетения. И лишь когда Никифор пообещал, что переяславский князь рассудит всех судом праведным и воздаст за обиды по заслугам, из толпы послышались крики: «Посылайте в Переяславль! Хотим Мономаха!» Это приспешники Всеволодова дома, рассеявшиеся в толпе, делали свое дело.
Гонцы везли Владимиру короткое и грозное письмо от больших людей Киева, сохраненное позднее в летописи: «Пойди, князь, в Киев; если же не пойдешь, то знай, что много зла произойдет, это не только Путятин двор или сотских, или евреев пограбят, а еще нападут на невестку твою, и на бояр, и на монастыри, и будешь ты ответ держать, князь, если разграбят монастыри».
Теперь, после этого второго приглашения, сделанного не только от киевской верхушки, но и от всего народа, Мономах решился. И все же, уже быстро собираясь в Киев, снаряжая дружину, он послал гонцов в Чернигов к Давыду и в Новгород-Северский к Олегу, сообщая новые подробности о событиях в Киеве, о двукратном его приглашения и своем решении взойти для утишения Русской земли на великокняжеский стол.
В тот же день переяславская дружина двинулась в путь.
20 апреля 1113 года переяславский князь подъехал к Киеву. Ему навстречу вышли митрополит, епископы, бояре, которые вывели за собой своих людей, вовлекли в это шествие много народа. Сделать это было нетрудно. Мономаха в Киеве знали давно. Здесь он жил долгими месяцами и в юности, и в зрелые годы при отце, князе Всеволоде. Отсюда он не раз уходил в поход против половцев. Здесь стоял его дворец, находился его домовой Выдубицкий монастырь, вокруг города лежали его дворцовые села, полные смердов, закупов, рядовичей; отсюда уходили в Византию ладьи с его, княжескими, товарами.
Приспешники Мономаха понесли по городу слух, что князь проведет правый суд и накажет мздоимцев. Волнения городских низов стали утихать. А когда по киевским улицам при полном вооружении проехала княжеская дружина, мятеж окончательно стих. Стало ясно, что князь неспроста привел с собой сотни вооруженных всадников.
Мономах после встречи с горожанами близ киевских стен в город не въехал, а направился в княжеское село Берестов, потому что в Киеве было еще неспокойно. Кроме того, он хотел здесь, в отдалении от города, встретиться с верными ему людьми, допросить соглядатаев, выявить смысл народного недовольства и истинные причины мятежа. В город он должен был въехать утишителем и благодетелем, ибо не на один день, не на один год собирался он водвориться на Старокиевской горе и начинать ему, нарушившему Ярославову лествицу, следовало не с распрей, не с войны, а с мира и согласия.
Наступил следующий день, а князь все еще сидел в Берестове. Стало известно, что в загородном княжеском дворце вместе с ним сидят новый киевский тысяцкий, его старинный друг Ратибор, белгородский тысяцкий Прокопий, переяславский тысяцкий Станислав, видный боярин Олега Святославича Иванка Чюдинович, другие киевские и переяславские бояре и старшие дружинники. Здесь же вместе с ними сидят грамотеи-писцы и знатоки русских и греческих законов.
И лишь по прошествии нескольких дней, после того, как в Берестове был написан новый закон Русской земли — «Устав Владимира Всеволодовича», Мономах опять же в сопровождении телохранителей въехал в Киев. И уже на следующее утро с княжеского крыльца, на площади близ Софийского собора, на Подоле и на торге, в селах и слободах, глашатаи прокричали собравшимся горожанам — купцам, ремесленникам, работным людям, селянам-смердам, закупам, рядовичам и прочим новый «Устав» Владимира Мономаха.
Отныне резы были ограничены. «И уставили, — кричали глашатаи, — до третьего реза, оже емлет в треть куны; [64]аже кто возмет два реза, то ему исто, [65]паки ли возмет три реза, то иста ему не взяти». А это означало, что если человек, взявший долг, заплатил дважды свои резы, то он обязан был возвратить и всю сумму долга, но если он уплатил три реза, то есть уже вернул в полтора раза больше, чем взял, то долг ему по новому княжескому закону прощался. «Устав» говорил и о том, как брать резы с должников впредь: «Аже кто емлет по 10 кун от лета на гривну, то того не отметати». [66]А это означало, что теперь мздоимцам не разрешалось кабалить людей, как прежде, разорять их и волочить на правеж. Великие резы, лихоимание неправедное, мзды тяжкие были тем самым прекращены.
В тот же день в Киеве мятеж окончательно утишился, нашлись люди, которые побежали тут же славить праведный суд нового великого князя, но были и такие, которые лишь усмехались, говорили, что послабление вышло небольшое и должников, хоть и за меньшие резы, но по-прежнему будут кабалить богатые люди. Но для киевских бояр и воевод, для всех больших людей Русской земли эти разговоры были уже не страшны. Новым «Уставом» Мономах расколол чернь, привлек па свою сторону тех, кто шел в кабалу, не сумев уплатить великие резы. Долг с них был снят, и они благословили своего избавителя.
64
Получение 50 процентов роста годовых с отданной в долг суммы.
65
Выданная взаймы сумма.
66
1 гривна содержала 50 кун. Это значило, что речь идет о 20 процентах годовых.