Страница 48 из 58
Это была первейшая его заповедь педагогам. И вот теперь предстояло выяснить, как она проявилась в жизни, не напрасными ли оказались и его личные усилия, и старания коллег-учителей.
Проверочные испытания были проведены в апреле 1885 года. В состав экзаменационных комиссий вошли учителя и попечители.
Бывшие ученики пришли на экзамены радостные, празднично одетые, словно хотели доказать, что они учились не зря, что они не забыли и никогда не забудут доброго и полезного.
Две тысячи восемьсот сорок два человека отвечали на вопросы. Около двух тысяч из них продолжали заниматься земледелием. Остальные работали на фабриках и заводах, стали ремесленниками, работали письмоводителями, портными. Многие юноши, попав на военную службу, стали писарями, унтер-офицерами. Некоторые — учителями народных школ.
Тяжелая работа, трудная жизнь, сельский быт порою вовсе заставляли забыть те начала грамоты, которые за три зимы учения ребята получали на уроках. И все-таки испытания показали, что бывшие ученики «сохранили и даже значительно развили в себе технику чтения по книгам русской печати, причем в понимании прочитанного обнаружили гораздо большую быстроту, сообразительность и широту, чем какими обладали они при окончании курса учения». Не забылось и славянское чтение. Выяснилось, правда, что книги на селе достать непросто, поэтому читают то, что имеется в церковной библиотеке или продается на базарах: сказки, рассказы из русской истории, календари, учебники и хрестоматии, изредка — произведения популярных русских писателей.
Арифметику тоже помнили: складывать и вычитать, умножать и делить, даже в уме, выпускники отнюдь не разучились. Это было объяснимо: с элементарным счетом крестьянину приходилось встречаться почти повседневно.
А вот с письмом оказалось сложнее. Сельская жизнь, по словам Красева, «не мать, а мачеха всякого знания», предоставляла весьма мало поводов браться за перо или карандаш. Письмо к ближайшему родственнику, запись в поминании «за здравие» или «за упокой», учет прихода и расхода, расписка на документе — вот и все. Однако и грамоту проверяемые не забыли, а многие весьма толково излагали свои мысли и впечатления.
Но вот что оказалось неожиданным — путались и терялись крестьяне на экзамене по закону божию. Не уложились в их головах, казалось бы, навечно вызубренные церковные постулаты…
Проверка в Карсунском уезде лишь укрепила репутацию народных училищ: каждый пятый ответ комиссии оценили на «отлично», две трети — хорошими и посредственными баллами, и лишь восемь человек из ста отвечали неудовлетворительно. Илью Николаевича и его помощника, конечно, радовали эти результаты.
А как отзываются родители, учителя, священники о поведении воспитанников после окончания школы? Она благоприятно воздействует на человека — таков был общий вывод. Правда, нашлись два священника, которые заявили, что у некоторых мальчиков появилось «ученое самомнение и гордость», «неуважение к отцу и вообще к старшим, а затем и желание освободиться от отцовской опеки и тяжелого земледельческого труда, имея при этом в виду сделаться каким-либо писарьком или кем-либо вроде этого». Но одновременно с этим почти два десятка священников, не сговариваясь, написали «записки», в которых отмечали необычайно благоприятное влияние школы на характеры бывших учеников, на их отношения в семейной жизни. «Скромность их поступи, сосредоточенность во взгляде, сравнительная учтивость в разговоре и манерах, уменье и готовность ответить прямо на предложенный вопрос — вот, — по словам священника Лаврова, — постоянно присущие бывшим школьникам черты, которых напрасно вы будете искать в крестьянских детях, не обучавшихся в училище… Смело можно утверждать, что бывшие ученики навсегда застрахованы от грубого суеверия… Бывшие ученики охотно берутся за работы и исполняют их с большей осмысленностью и энергией, чем совсем не обучавшиеся их сверстники… Сомнение в народно-воспитательном значении современной сельской школы должно быть признано, таким образом, недоразумением пли предубеждением». «Народные школы, — писал другой законоучитель, — оказывают благотворное влияние на крестьянскую массу во всех отношениях…»
Итоги проверочных испытаний, суждения учителей показали: народ проголосовал за школу. Результаты столь интересного обследования Илья Николаевич отправил руководству учебного округа.
Опрос выпускников сельских школ был главной, но не единственной заботой той весны. Общественность России, как и других славянских стран, отмечала тысячелетие со дня кончины великого славянского просветителя Мефодия — одного из двух создателей славянской письменности. Православная церковь причислила Кирилла и Мефодия к лику святых и учредила в их честь особый праздник. Однако в 1885 году отмечался не только религиозный праздник. Торжества проходили как смотр достижений болгарской и русской культуры. В те дни с новой силой прозвучал призыв к просвещению народа.
Конечно, Илья Николаевич никак не мог остаться в стороне от этого. Еще задолго до 6 апреля — дня торжеств — в школах учителя рассказывали о вкладе знаменитых болгар в развитие славянской культуры, знакомили детей с историей Болгарии, с первой азбукой. Директор училищ принимал во всем этом живое участие; сам не раз выступал в школах и училищах. С помощью старшего сына он выписал из столицы две тысячи пятьдесят экземпляров брошюры «Жизнь и подвиги святых Кирилла и Мефодия». Илья Николаевич хотел бесплатно раздать их ученикам и в губернском центре, и в уездах. Он воспринимал эту годовщину как важнейшую веху в истории отечественной культуры и старался сделать этот день особенным.
Торжественный акт для учеников начальных школ проводился в самом большом помещении города — в зале городского общества. Оно было празднично украшено, убрано зеленью, специально к этому дню на большом щите нарисовали буквы церковнославянской азбуки.
Из всех школ города пришли ученики к дому городского общества. Здесь же были и взрослые. В зале, к смежных комнатах, в коридорах и на лестницах — везде толпился народ. После короткого молебна, который сопровождался пением сводного школьного хора, Илья Николаевич рассказал о жизненном пути и заслугах Кирилла и Мефодия, подчеркнув непреходящую ценность их духовного подвига во имя славянской культуры, Он порекомендовал на школьных экзаменах по русскому языку написать изложение на тему: «Описание празднования 6 апреля».
…Тем и закончился учебный год — предпоследний в жизни Ильи Николаевича.
Дети и родители
Во всех делах Илью Николаевича поддерживала большая и дружная семья. Дома, среди детей, рядом с женой он находил умиротворение, счастье, покой.
Все ладилось в доме. Спокойная взыскательность Марии Александровны и аккуратность воспринимались детьми как непременное условие жизни. Ее требования были разумны и понятны; ее глубокая любовь к ним не перерастала в попустительство. Порядки, заведенные хозяйкой дома, не оспаривались, ибо были продуманны и целесообразны. Быть не могло, чтобы дети разбрасывали где попало свою одежду или вещи. С самых первых шагов с завидной настойчивостью мать воспитывала в них аккуратность, привычку к самодисциплине, сдержанность и такт. Мария Александровна, сама выросшая в труде, не хотела видеть своих детей белоручками. С ранних лет все они имели свои обязанности, у всех были заботы по дому.
Никакой роскоши Ульяновы не знали. На стенах висели географические карты; в комнатах детей обязательно имелась полка или шкаф для книг. Но, довольствовавшаяся скромной обстановкой, семья обзавелась тем не менее отличным роялем — Мария Александровна была прекрасной пианисткой.
По предложению Марии Александровны было установлено, что один день все разговаривают по-русски, один — по-французски и один — по-немецки. Эта домашняя игра сослужила детям добрую службу — они постоянно упражнялись в языках и, естественно, быстрее овладевали ими.
Многие черты своей жены Илья Николаевич с удовлетворением подмечал в детях: они, как и мать, не терпели многословия и безделья, в них не было жеманства и лицемерия; они доводили любое начатое дело до конца. Родители знали: дети видят и понимают все. Их нельзя воспитать настоящими людьми, если будешь говорить одно, а делать другое. Отношению к жизни они учатся у взрослых, замечая любой фальшивый шаг и жест.