Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 67

– Ганс!

Стройный адъютант откинул полог и вытянулся в струнку. Король хмыкнул. Еще со времен несчастного фон Катте он питал неодолимое пристрастие к молодым белокурым лейтенантам по имени Ганс.

– Передайте генералам – армию под ружье. Без барабанов! Тихо! Мы поднесем сюрприз этим варварам.

Действительно, кто будет ждать атаки прямо на рассвете? Солдаты не выспались, сейчас три часа ночи? Ерунда! Король вообще не ложился, так что о них и подавно нечего говорить.

Армия прусского короля начала свой марш к победе. Медленный тяжелый шаг, как на плацу, семьдесят пять в минуту, печатают гренадеры Шенкендорфа и фон дер Танна, фузилеры Бюлова и Хюльсена. Рядом медленно плывут в тумане кирасиры Зейдлица и драгуны Ашерлебена. Гусары Цитена, конечно же, остались при особе короля. Варвары варварами, но рисковать собой старый Фриц просто не имеет права, на нем лежит долг перед Пруссией и перед богом. Если не он, то кто же остановит эту мутную волну, поднимающуюся с Востока, оскорбляющую святую евангелическую веру самим фактом своего существования? Австрийцы положительно сошли с ума, связавшись с этими схизматиками, но чего еще можно ждать от выживших из ума папистов? Сегодня его армия будет сражаться за бога и короля!

Но вдруг движение остановилось, пехота замерла, упершись в крупы тяжелых коней Зейдлица. У короля неприятно задергалось веко, в часовой механизм неожиданно попала какая-то песчинка.

– В чем дело?! – рыкнул он.

– Не могу знать! – поспешно ответил генерал Шенкендорф. – Вероятно, кавалерия с чем-то столкнулась.

– Зейдлица сюда!

А, вот и он уже спешит, легок на помине.

– В чем дело, генерал?

– Пруды, ваше величество.

– Какие пруды? – оторопел Фридрих. – Никаких прудов на карте нет. Бишофзее мы оставили справа, а слева ничего, кроме рощицы. Мы должны выйти к Кунерсдорфу и под прикрытием деревни ударить по русским!

– Заболоченные пруды, ваше величество. Я даже не рискну послать своих кирасир через них.

Фридрих на секунду задумался, потом, не колеблясь, приказал:

– Кавалерии пропустить пехоту! Пехота – вперед, артиллерия за ней. Иначе у пехоты не будет времени развернуться. Зейдлиц, вы все-таки попытайтесь найти проход между прудами, тогда вы ударите во фланг русским. И поторопитесь, скоро Финк начнет свой спектакль. Вперед!

Зейдлиц криво усмехнулся, его совсем не обрадовала перспектива искать брод через болота, представьте себе дикую картину: кирасир на тяжелом гунтере по брюхо в зеленой жиже. Но перечить королю он не посмел, Фридрих давно отучил своих генералов от такой глупости, лишь со зла так дал коню шенкеля, что тот взвизгнул от обиды.

После небольшой заминки армия двинулась дальше. Пронзительно высвистывали флейты, глухо и как-то неубедительно стучали барабаны, подмокшие от утренней росы. Хорошо еще дорога была относительно неплохой, но свернуть налево в рощу Фридрих не решался. Чего доброго потеряешь треть армии, разбегутся ведь негодяи по кустам. Плохо другое: в результате затянувшегося марша армия выходила во фланг отряду Финка, расположившемуся возле Третина, и вместо неожиданного удара в тыл русским получался прямой штурм их правого фланга. Да, кстати, вот донеслись и первые отдаленные раскаты пушечных залпов – это Финк начал обстрел русских позиций, имитируя начало атаки.

Граф Петр Иванович Шувалов в эту ночь тоже почти не спал. Не то чтобы он боялся предстоящего сражения, граф был уверен в стойкости своих войск, которые уже несколько раз наносили пруссакам ощутимые удары. Он не знал, как проявит себя артиллерия, на которую граф сделал основную ставку, как покажет себя его Обсервационный корпус, который пока еще все принимают за толпу новобранцев. Поэтому, как только стенки палатки стали чуть-чуть светлее, он вскочил. Дремавший вполглаза камердинер тотчас взметнулся одевать барина. Денщик? Какие денщики, вы что, с ума сошли?!

Поеживаясь, Шувалов вышел из палатки и приказал отчаянно зевавшему дежурному офицеру вызвать командиров дивизий и особо Петеньку, палатка которого стояла совсем рядом. Ах да, Лаудона еще не забыть. Конечно же, майор примчался немедленно, ему не требовалось наряжаться, спал прямо в мундире.





Петр Иванович, скрывая улыбку, посмотрел на молодцеватого офицера. Интересно все-таки, почему братец Александр Иванович так о нем радеет? Правду бают или лгут? Хотя мальчик неплохой, старательный, далеко может пойти, хотя не слишком далеко – родовитости не хватает. И, сделав казенное лицо, граф сурово произнес:

– Господин секунд-майор, к тебе будет поручение чрезвычайной важности. Секретное, – многозначительно поднял палец, – докладывать только мне и никому другому. Есть подозрения на умысел прусский. Ты помнишь свой вояж уральский?

– Так точно, помню, господин фельдмаршал.

– Злодеи, коих ты тогда изловил, были голштинцами. Сие всем ведомо. Однако действовали они по наущению прусского агента и генерала голштинского барона Брокдорфа, состоявшего в свите наследника-цесаревича.

– Однако они в том не признались.

– Естественно, Брокдорф – хитрая лиса. Он так здорово уговаривает цесаревича, что тот думает, будто все сам решает и сам делает. А в действительности это Брокдорф дергает за ниточки, хотя его самого уже за другие ниточки дергает Фридрих.

– Однако, господин фельдмаршал, здесь ведь ни голштинцев нет, ни Брокдорфа.

– А вот здесь ты, братец, ошибаешься. Хотя в нашей армии голштинцев действительно здесь нет, но вот насчет Брокдорфа иное дело. Здесь он, голубчик, здесь, в штабе Фридриха.

Петенька недоуменно поднял брови:

– Как?!

Шувалов лишь руками развел, не ответив.

– Но ведь не могу же я в прусский лагерь пробраться!

– Конечно, не можешь, да и не требуется это от тебя. Сейчас этого вообще никто не может, а вот после сражения… – Петр Иванович покусал губу. – Вот после сражения, когда пруссаки побегут, тогда и надо будет подумать. Негоже эту змею просто так оставлять. Возьми отряд казаков… Хотя нет! – Он обрадованно прищелкнул пальцами. – Нет, есть получше вариант. Ты помнишь этих полоумных мальчишек, которые на побегушках у Бестужева?

– Ну и что?

– Так у них имеются основания Брокдорфа не любить очень сильно. Понимаешь, очень сильно. Значит, нужно помочь им встретиться, а дальше они все сделают сами, для этого у них множество причин. Намекни им, так, мимоходом, что могут, мол, встретить старого знакомого. А уж они постараются и ради своих дел, и ради Бестужева, и даже ради России. Граф Александр Иванович очень бы такой вариант одобрил, любит он ловко дела устраивать.

– Да, его высокографское сиятельство умеет… – странно произнес секунд-майор.

– Но-но, юноша. Не заносись! – оборвал его Петр Иванович. – Тайная канцелярия не любит громких дел, не положены они сему заведению, хотя оно не менее, а то и более других о благе государыни печется. Ино кто-то по-простому, громом пушечным о пользе радеет, только иные тихие дела громче пальбы отзываются. В общем, извести этих корнетов, да сам проследи, чтобы все закончилось, как должно. Доложишь мне и поедешь к графу Александру Ивановичу с донесением, а уж я постараюсь дело представить так, чтобы тебя не забыли. Ну да ступай, вон уже генералы подходят. И помни – промашки допустить нельзя.

Петенька щелкнул каблуками и коротко поклонился. Петр Иванович лишь вздохнул, когда майор ушел. Молод, горяч, кровь играет. Поговорить, что ли, с кузеном Ванькой? Он матушку-государыню уговорит, пусть даст мальчику какой-никакой титул. Нет, графом ему, конечно, не бывать, но что-нибудь придумать можно. Тем более вдруг оно правда?

Но тут действительно подошли командиры дивизий генералы граф Румянцев, Фермор, Вильбоа, князь Голицын и командир австрийского отряда фельдмаршал-лейтенант (припомнив это, Шувалов досадливо поморщился, императрица Мария-Терезия раздавала звания фельдмаршала налево и направо) барон Лаудон. Лошадиное лицо барона всегда повергало Петра Ивановича в тоску, чем-то напоминая морду выписанного из Англии жеребца. Как-то он там без хозяйского глаза? Но нельзя проклятому барону непочтение выказывать, пусть пехоты у него немного, но зато кавалерия знатная – сорок четыре эскадрона, особливо же венгерские гусары. Молодец к молодцу! Из наших разве что конно-гренадеры Мордвинова им не уступят. Вот только согласится ли он подчиниться, или опять придется уламывать?