Страница 18 из 67
И снова странная тень пролетела по лицу Шувалова, мимолетная, однако чувства поручика сейчас были обострены до такой степени, что он успел заметить все.
– Нам рабы не надобны, – возразил граф. – Нам надобны люди верные, готовые на все пойти, любой приказ исполнить. Но не только ради мести голштинцам, сие дело нужное и обязательное, но все-таки мелкое слишком. Не стоит оно больших усилий, а нас, поручик, ждут великие дела! И потому нам нужны люди, готовые Отчизне порадеть, не токмо самим себе.
– Сие есть первейший долг любого офицера, – поддакнул Петенька.
Шувалов скривился, словно бы хватанул горького хрена не в меру.
– Дурак ты, поручик! – в сердцах бросил он. – Верно, забыл, как говорится: от врагов внешних и внутренних. Так последние аспиды ядовитые куда как опаснее внешних. Штыком махать – дело глупое солдатское, ума не требует, да и смелости особой тоже. Ломить стеной – самое милое для мужика. А ты поди попробуй врага умного и хитрого обыграть так, чтобы и сражение не потребовалось, – вот где искусство высшее. И доблести война тайная требует подчас не меньше, а то и больше, чем война явная, потому что не знаешь, с какой стороны удар нанесут. Ворог тайный – это тебе не голштинцы дурные.
– То есть, ваше сиятельство, вы предлагаете мне работать на Тайную канцелярию? – наконец прямо спросил Петенька.
– Нет, поручик, не «на», а «в». В Тайной канцелярии. Только в этом случае я смогу не дать хода рапорту фон Мюникхузена. Кстати, змейка маленькая, но крайне ядовитая, так как великий князь в нем души не чает. В общем, молодец, есть у тебя сейчас два выхода. Либо идти на службу в Канцелярию тайных и розыскных дел, либо… Барон, палач, я чаю, рядышком дожидается?
– Дожидается, ваше сиятельство, – кивнул партикулярный, опять принимая безразличный вид снулой рыбы.
– Ну как? – спросил Шувалов, глядя Петеньке прямо в глаза.
Поручик тяжко вздохнул. В Тайную канцелярию ему совершенно не хотелось, ни так, ни этак. Но по здравому рассуждению этак оказывалось все-таки приятнее, чем так, поэтому он согласился:
– Как прикажете, выше высокографское сиятельство.
Но Шувалов совершенно неожиданно расхохотался.
– Да не огорчайся ты, поручик! Мундир мы тебя снимать не заставим и в застенок, палачами командовать, не отправим. Тут тебе с бароном не сравниться, он у нас непревзойденный мастер розыск вести. Будешь исполнять мои особые поручения. – И тут же Шувалов посерьезнел, а глаза его красным огнем блеснули. Или Петеньке это только почудилось в полумраке пытошной избы? – Но если хоть одно слово об этом на сторону уйдет, ты еще пожалеешь, что как простой злодей к фон дер Гребену не попал. Здесь у нас так, разговоры разговаривают, а в равелинах крепости Петропавловской уже истинный сыск производится. Вот туда попадать совершенно не советую.
Петенька мгновенно помрачнел, и его смятение столь отчетливо проступило на лице, что Шувалов снова развеселился.
– Да не бойся, не бойся. Верных слуг своих государыня-матушка изрядно жалует и привечает. Нам ведь про тебя известно все. Мелкопоместный дворянчик непонятного происхождения и благородства более чем сомнительного. И мечтаешь ты постоянно о титле, чтобы хоть вон с бароном сравняться. Будешь служить исправно – все появится. И титул, и деньги, имение тебе отпишут. Сможешь тогда спокойно к княжне свататься. – Петенька даже побелел, а Шувалов снова ухмыльнулся: – Я же говорил, что мы знаем все обо всех, даже то, о чем сам человек и думать забыл. Самое же главное – ты будешь и далее Отечеству служить. Мы не занимаемся вздорными делами типа «как кура петухом кричала», сия ерунда при Ушакове осталась. Будешь искать злодеев черных, кои измену лелеют, врагов государыни, глупцов, кои, о вселенском счастии помышляя, готовы того ради страну погубить. Понял?
– Так точно, понял! – по-армейски вытянулся в струнку Петенька.
Шувалов благосклонно кивнул:
– Ну, ступай пока. Я за тобой пришлю, когда понадобишься, причем скоро пришлю. И познакомься с сержантами, кои тебя сюда пригласили. Они будут тебе помощники в делах твоих. – И соглядатаи, понял недосказанное Петенька. Когда дверь за совершенно ошалевшим поручиком закрылась, граф повернулся к партикулярному: – Ну, что скажете, барон?
– Все равно, ваше сиятельство, нет во мне полной уверенности. Конечно, с виду он ваш сейчас душой и телом, но внутри… В душу ему не заглянешь.
– А ты и не пытайся, барон. Незачем тебе это, – неожиданно жестко отрезал Шувалов.
В общем, покинул Петенька Тайную канцелярию в состоянии легкой остолбенелости, слишком много на него свалилось всякого. Хоть по молодости и не до конца ему верилось, что ретивые служители его действительно на дыбу поднимут, но спина все равно мокрой от пота была. Особливо же Петеньку перепугал партикулярный барон фон дер Гребен, с первого взгляда видно исправного остзейского служаку, который любое дело исправляет строго прилежно. Кто-то в канцелярии гербовые бумаги перебирает, а этот людей на дыбу поднимает и никаких чувств при том не испытывает: ни жалости, ни ненависти, ни радости. Должностными циркулярами не предписано чувства иметь. Как ни странно, этот канцелярист от дыбы и кнута Петеньку впечатлил сильнее, чем зловещий граф Шувалов, потому что граф оказался именно таков, каким его представляли в рассказах – всемогущим и ужасным. Единственное, что крепко Петеньку озадачило, так это предложение перейти на службу в Тайную канцелярию, не такое учреждение, куда люди рвутся. Разве что некую особую душевную склонность имеют. А Петенька таковой склонности за собой не замечал, не волновали его ужасные тайны и заговоры. В общем, для поправления расстроенных душевных кондиций приобрел он по дороге полуштоф, каковой и употребил со всем прилежанием.
Проснулся поручик наутро в премерзком состоянии душевном и физическом. Не шли из памяти вчерашние приключения, перед глазами то и дело мелькал грязный кожаный фартук палача Федьки. Тьфу!
Но едва Петенька успел хлебнуть поправляющего здоровье рассола, как в дверь загрохотали чьи-то кулаки. Знакомые кулаки, кстати. Когда Петенька, пошатываясь, подошел к двери и отворил ее, так оно и оказалось: прибыли два вчерашних сержанта.
– Господин поручик, прибыли к вам по приказанию их высокографского сиятельства! – отрапортовал один из них. – Велено далее неотлучно находиться при вас, дабы оградить от покусительства со стороны злых голштинцев.
– Тако же велено передать вам коня из конюшни их высокографского сиятельства, – доложил второй. – Означенный конь сейчас пребывает в конюшне при доме расквартирования.
– А-а… – от изумления Петенька не сумел выдавить ничего более осмысленного.
– Их высокографское сиятельство также изволили приказать подготовиться к путешествию по делам неотложным и тайным.
– А-а…
– Приказ на таковое будет доставлен из канцелярии послезавтра, потому вам велено из города не отлучаться и пребывать в готовности.
Петенька помотал головой, она, бедная, и так болела нестерпимо, а тут еще эта парочка в глазах двоится. В ушах гудение, а его рапортами и ордерами мучают. Нет, правильно говорят, что в Тайной канцелярии одни только изверги служат.
– Одевайтесь, вашбродь, надо будет коня проманежить, познакомиться, – подвел итог сержант – который именно, Петенька уже не различал, и они выскочили из комнаты.
Выйдя на свежий воздух, поручик сначала почувствовал себя хорошо, но довольно быстро ему стало плохо, лишь некоторое время спустя он окончательно оклемался и сумел по достоинству оценить подарок Шувалова. Конь и правда оказался превосходным, недаром английские скаковые ценятся превыше всех остальных, даже хваленых арабов. Как охотно пояснил один из сержантов, это был внук знаменитого Годольфина именем Годревур. Петенькиных познаний в британской мифологии не хватило, чтобы разобрать, кто это такой, а сержанты, само собой разумеется, помочь ничем не могли.
Как-то так совершенно случайно получилось, что небольшая кавалькада направилась к дому князя Шаховского. Нет, Петенька был здесь совершенно ни при чем, это своевольный Годревур такой маршрут избрал, а оскорблять жеребца благородных кровей плеткой поручик совсем даже не желал. И то, что конь совершенно сам начал исполнять замысловатые вольты и курбеты под окнами, тоже было ненамеренно. Своевольник этот конь британский оказался.