Танки генерала Брусилова

По России разнесся бабий плач и стон: кормильцев отрывали от семей и посылали на войну. В дворянских семьях проводы офицеров происходили чинно, но не менее драматично.

– Петр! Опять уезжаешь… Третья война за семь лет, Господи! – по прекрасному лицу Ее Императорского Величества фрейлины Ольги Михайловны скатилась едкая слеза.

Генерал-майор Петр Николаевич Врангель, отряженный на Юго-Западный фронт в распоряжение Брусилова, обнял жену.

– Сама же говоришь – в третий. Вернулся же. И в четвертый пуля-дура минует, бог даст.

Ольга промолчала. Как женщина образованная, пусть от военной политики далекая, она понимала слишком многое. Те войны шли слишком далеко – в Китае, Корее, Сербии. Конечно, и там люди гибли, но редко. Из близких знакомых – разве что Виктор Бетлинг, весельчак, напоминавший друзей Врангеля по конногвардейской молодости. А теперь России воевать с двумя крупнейшими империями, с каждой из которых большая общая сухопутная граница. Одно дело – международное влияние на Дальнем Востоке или на Балканах, совсем другое, когда бьются за защиту своей земли. К гадалке не ходи, вдовий крик придет на Русь и накроет ее, как набатный звон.

Барон, освободившись из женских объятий, бессмысленно сильных, будто она всерьез собралась удержать его от поездки на войну, подхватил на руки семилетнюю дочь Елену, чмокнул в лоб Наташеньку, дремавшую на руках у няньки, и сурово взял за руку наследника, трехлетнего сына.

– Ну что, Петр Петрович, остаешься дома за старшего мужчину. Маму слушай, за сестрами присматривай.

Сынище, в детскую голову которого помещалось совсем еще не много мыслей, понял главное – папа уезжает надолго, и это плохо. Он важно пожал руку отцу, потом всхлипнул, прижался к нему и разревелся.

– Возвращайся скорее, папа!

Цари, императоры и президенты обожают играть в солдатиков. Они предпочитают забывать, что каждый из рядовых, унтеров, мичманов, штабс-капитанов, генералов – не деревянная игрушка вроде Пиннокио, а живой человек, целый мир под форменной фуражкой или бескозыркой. Главы государств отправляют их на убой, не испытывая душевных мук. И военные идут, потому как некому, кроме них, исправить глупые ошибки царей и защитить страну, на которую колоннами и шеренгами маршируют такие же солдаты с другой стороны, посланные своими бессовестными и честолюбивыми правителями.

Послесловие

Метаморфозы российской военной техники перед Первой мировой войной необычны и противоречивы, также как и вся наша история. Императорскую Россию невозможно назвать отсталой или, наоборот, передовой страной – было понемногу и того, и другого.

На рубеже XIX и XX веков только Франция имела боеспособный подводный флот. В России подводные лодки появились раньше, чем в Германии и Японии. Но передовой нашу страну вряд ли можно назвать. «Дельфин» и другие первые субмарины подплава равнялись на тупиковые американские проекты, а не на передовые французские. Поэтому русский подводный флот, способный предотвратить войну с Японией в 1904 году, остался лишь мечтой, которую автор выразил в первом романе серии – «Подлодки адмирала Макарова».

Россия имела отличный шанс стать родиной авиации. «Воздухолетательный снаряд» Можайского оказался второй в мире попыткой построить самолет в натуральную величину. К сожалению, также неудачной. В романе «Аэропланы над Мукденом» автор попробовал просчитать, как развивалась бы русская авиация, не остановись она на красносельских опытах отставного адмирала.

Идея танка, то есть самоходного внедорожного агрегата, способного двигаться по полю боя под обстрелом противника, насчитывает несколько веков. Перед Мировой войной как минимум в двух странах должны были задуматься о воплощении идеи в металле – в Британии и России. Сначала англичане на Африканском континенте, а потом русские в Маньчжурии убедились, что делает пулеметный огонь с наступающей пехотой и кавалерией, при том собственная пехота, засевшая в окопах, практически не несет потерь. Массовое применение проволочных заграждений усугубило ситуацию. Однако промышленно развитые страны – Россия и Британия – оказались в роли владельцев пулеметов, а выкошенные их огнем африканцы и японцы не принадлежали к державам, способным создать высокотехнологическое новое оружие. Почему-то ни наши предки, ни островитяне не задумались, что и собственным войскам когда-нибудь потребуется средство наступления на укрепленные пулеметные позиции.

Танк возник как порождение позиционного тупика в Первой мировой войне. В отличие от подводных лодок и самолетов, первые же британские машины Mk1 – пулеметные «самки» и с пушечным вооружением «самцы» – оказались боеспособны, хотя и весьма несовершенны. Их первое боевое применение датировано 15 сентября 1916 года.

Примечательно, что в воображении британских и французских инженеров первые танки задумывались как «сухопутные броненосцы», то есть тяжелые, малоподвижные и сильно бронированные. Первое британское танковое ведомство имело характерное название – Landships Committee, то есть Комитет сухопутных кораблей. Появившиеся чуть позже германские ползающие крепости основывались на том же подходе.

Первый в мире танк относительно современной конфигурации – подвижный, с вооружением в поворотной башне – построили во Франции. Лучший легкий танк Великой войны Renault FT-17 во многом определил глобальные тенденции в этом виде вооружений до следующей мировой бойни. Первые советские танки разработаны на его базе. В романе похожая машина для сопровождения пехоты и кавалерии выведена под названием Б-2.

А в России до победы «Великого Октября» дела обстояли не лучшим образом. На наших просторах катились лишь поставленные союзниками британские Mk и французские FT-17. Опытные экземпляры машин Лебеденко и Пороховщикова всерьез нельзя воспринимать.

Представляется, что российских изобретателей сгубила гигантомания, которую преодолели на Западе. За исключением разумного по габаритам и массе «вездехода» Пороховщикова у нас произрастали исключительно колоссы вроде дредноута В.Д. Менделеева. По логике первый русский танк должен был появиться в образе бронированного гусеничного трактора с пулеметной башенкой, подобной тем, что мы привыкли видеть на бронеавтомобилях «Остин-Путиловец».

Гигантомания негативно сказалась и на авиации. Опоздав к началу воздушной гонки, российская промышленность сорвала джекпот за счет тяжелых машин «Гранд» и «Илья Муромец». Но в тот период самолеты кардинально менялись за какой-то год. Гениальный проект «Муромца» сгубила истинно русская тяга к стяжательству. Заводчик Михаил Владимирович Шидловский, имевший значительный доход от продажи самолетов казне, выбился в командиры эскадры «Муромцев» с присвоением звания генерал-майора. Он заказывал самолеты… самому себе! Соответственно, был заинтересован в наибольшем количестве, а не совершенствовании. В итоге последнюю серию громадных бипланов, обозначенную показательной литерой «Г», армия вообще признана опасной для полетов.

Как результат корыстных усилий отдельных лиц, в стране не развивалось производство менее крупных двух– и трехмоторных самолетов. До 1915 года напрочь отсутствовало производство мощных авиадвигателей. Поэтому уже к середине войны союзники и противники России имели гораздо более эффективные бомбардировщики. Грандиозные бипланы «Цеппелин-Штаакен» намного превзошли «Муромцев» по главным показателям, а в России производство тяжелых самолетов замерло еще до Октябрьского мятежа.

Россия до Мировой войны ничем не прославилась в области двигателей с электроискровым зажиганием. А вот с компрессионным воспламенением углеводородов дело обстояло совершенно иначе и было загублено лишь оттого, что заводчик и миллионщик Нобель вложился в двигатели Рудольфа Дизеля. Конкуренты были ему абсолютно некстати. Справедливости ради стоит сказать, что продукция нобелевской компании «Русский Дизель» имела значительные улучшения по сравнению с германскими прототипами, а убийство Дизеля и национализация красными предприятий Нобеля здорово ударили по прогрессу в этой области. Поэтому роман о процветающей довоенной Российской Империи начался с глав о моторах, без которых любая техника мертва.