Страница 45 из 60
Самым современным летательным аппаратом на сегодняшний день Игорь Сикорский считал французский Nieuport II, сразу же побивший множество авиационных рекордов. С двухцилиндровым мотором мощностью каких-то двадцать восемь лошадиных сил на «Ньюпоре» получена скорость в сто девятнадцать километров в час!
Читая о французских аэропланах, Сикорский с радостью понимал, что идет по тому же пути. Больше никаких этажерок. Только крепкий каркас фюзеляжа, обтянутого тканью по всей длине. Прочный силовой набор крыла, держащийся за счет ажурной конструкции из лонжеронов и нервюр. Только тянущий винт впереди крыла, на концах которого поворотные элероны, никакого гоширования. Мощное шасси с противокапотной лыжей впереди убережет от опрокидывания и не сломается при грубой посадке или попадании колеса в неровность.
Николай Егорович Жуковский, горько переживавший конфуз от упоминания его имени в связи с проектом Царь-танка, переключил свои силы исключительно на математическую теорию полета. Профессор привлек Сикорского в созданный им Воздухоплавательный кружок, где проводил массу времени, помогая энтузиастам рассчитывать их аэропланы. Потому новый аппарат молодого киевлянина обещал быть даже лучше французских и американских, только раньше времени не хотелось газетной помпы и внимания. А поднимется в воздух, вот тогда…
Радужные мечты прервал приезд хорошего питерского знакомого, известного по морским делам. Сикорский получил телеграмму и встретил кавторанга на вокзале. Затем они сидели в открытом кафе близ Крещатика, закусывали, попивали легкое вино, потому как в накатывающей июньской жаре ничего более крепкого не хотелось.
– Наслышан о ваших успехах, Игорь Иванович.
– Да какое там, Александр Васильевич. Планер дней десять, считай, как готов. Мотора нет. Давеча билет купил – ехать ругаться с Фрезе и Брилингом. Деньги-то в феврале плачены. Обещали даже двухсотсильные двигатели, а только и малого от них не дождусь.
Колчак улыбнулся и пригубил белое крымское, памятное ему по Ливадии.
– И не получите.
– Как это? – вскинулся инженер. – Что вы такое говорить изволите?
– Охолоните и выслушайте. Надвигается война. Не на Дальнем Востоке, а в Европе. Много проблем там, и слишком накоплено сил, чтобы долго хранился мир.
– Если богато пушек, они не могут не стрелять.
– Именно. Так что мыслящие люди в армии и на флоте, а таких, поверьте, немало, озаботились подготовкой России к войне. И аэропланы, помяните мое слово, сыграют не последнюю роль. Мы с вами подвигнули Брилинга сочинить мощные карбюраторные двигатели. Раньше подобные только на флот шли да в дирижабли. Самолет с мотором больше сотни лошадиных сил сможет и разведку вести, и бомбу на неприятеля скинуть, так? Поэтому у вас выбор, Игорь Иванович – поступать на морскую службу и строить машины для императорского флота, о коих мы тогда мечтали в Питере, или оставить затею пользовать моторы Фрезе. Деньги, полагаю, вам вернут. Заказывайте двухцилиндровые «ньюпоры» в тридцать или сколько там лошадей, на них летайте на здоровье.
– Что же делать? – Сикорский чуть бокал не уронил. – Самолет готов практически! Армия или флот – это согласования, бюрократия, бюджеты, тысяча полковников и генералов над головой, каждый стократ умней другого. Я там взвою от тоски!
– Соглашаться. Я потому не постеснялся время потратить, что хочу сам осмотреть ваш летательный аппарат. С моего ведома вам пришлют мотор. Опробуете или, как у вас говорят, облетаете его. Потом своим ходом, не торопясь, – к нам.
– Из Киева в Питер?!
– С посадками, само собой.
– Это ж сколько верст до Гатчины…
– А тут вы ошибаетесь, любезный Игорь Иванович. Мы, конечно, с армейцами одно дело делаем, но и не без конкуренции. Нам же морской самолет требуется, верно? Оттого такая дальность полета важна, надежность для долгих походов над Балтикой, Черным и Эгейским морем. Вы же на барже думали взлетать-садиться? Баржу я для вас и приготовил. Шучу-шучу. Не надо пока на судно, у Балтфлота баз хватает. Ну, надумали?
– Как душу продаю.
– Колите палец, кровью распишитесь. А ежели серьезно, ловите извозчика и везите меня смотреть ваш прибор.
Мелко трясясь на булыжной киевской мостовой, неровности которой не могли скрыть ни шины, ни рессоры, ни подушки, Сикорский спросил у Колчака о моторах по двести лошадей, которые замышлялись под проект большого аэроплана.
– Совершенный анекдот случился, Игорь Иванович. Дело, понятно, секретное и безусловно доверительное, но раз о нем тысячи человек прознали, то и кайзеровская разведка не могла не отсмеяться ей положенное. Вы, верно, про Царь-танк слыхали?
– Как же-с. Конечно. Жуковский именует это несмываемым позором.
Колчак с удовольствием проводил взглядом молодую киевлянку в белом платье и под белым зонтиком, затем вернулся к железным материям.
– А в курсе, чем история кончилась? Ладно, Государь не знает, что при росте линейного размера масса аппарата прирастает кубически – не царское дело вникать в смешные подробности. Но никто к воплям инженерного управления не прислушался! Поэтому, чтобы уложиться в сколько бы то ни было разумные весовые кондиции, Лебеденко соорудил два велосипедных колеса со спицами высотой с трех– или даже четырехэтажный дом, меж ними вставил т-образную станину, к которой и прилепил два авиамотора. Наверх обязательно пушку, все же танк, а не арба-переросток. Собрали, значит, комиссию, Император прослышал и почтил испытания высочайшим присутствием. Там генералы стоят – Кюи, Брусилов, рядом великий князь Петр Николаевич, за инженерных мудрецов ответственный, а Государь им глаголет. Мол, так вот и так, ничего вы толком не умеете, а мы изволили лично за дело взяться – и вот! Европам за зависть, нам на славу!
– Жаль – я не увидел.
– Не доросли мы, Игорь Иванович, до смотров в высочайшем присутствии, да-с. Мне Фрезе рассказывал. В общем, под звуки оркестра завели они моторы, и Царь-танк проехал саженей двадцать. Пусть сорок, вряд ли кто мерил. Колесо попало в канавку и застряло. Газовали-газовали, воздух изрядно попортили, все же четыреста лошадей не шутка.
– А дальше? Не томите.
– Не было никакого дальше. Моторы сожгли, арбу-велосипед там и забросили. Лебеденко не растерялся, побежал к государю. Надобны, говорит, снова деньги на мощные моторы. А Брусилов дал незаметный знак, его куда надо передали. Из-за горки выехали десять танков Б-3, переехали и канавы, и ров, и крутой подъем.
– Как же Государь пережил позор?
– Какой позор! Вы о чем, молодой человек? Танки Б-3 – они и есть государева заслуга, раз сделаны в стране, ему принадлежащей. А что с колесницей не вышло… Такое выражение бытует в интеллигентских кругах, сейчас вспомню. Вот – творческий эксперимент. Моторов и денег жалко, да что ни делается – все к лучшему. Какое-то время Император не сподобится осчастливить подданных новыми экспериментами. Пусть катает заводную машинку по томам Свода законов.
– Вольнодумец вы, ваше высокоблагородие.
– Нет, монархист. Только у царя своя обязанность – царствовать. А наша – оружие изобретать и врагам головы отстреливать. Кажется, подъезжаем?
Небольшой биплан Сикорского поражал законченностью граней и пропорций. Любая грамотно спроектированная техника красива. Только в отсутствие мотора и пропеллера аппарат смотрелся, как Ника Самофракийская – прекрасная, крылатая, но без головы.
– Прямо здесь, в кузнице у конюшни вы собирали самолет?
– А его, где угодно, можно сложить, Александр Васильевич. Потом разобрать, перевезти и снова соединить. Зато здесь край города, поле, летай – не хочу. Не изволите в кабину забраться?
– Нет уж, увольте. Мне на воде да на земле места хватает.
Игорь Иванович выдержал паузу, потом робко напомнил:
– О моторе протекцию составите?
Офицер не переставал удивляться этому человеку. Энергический, напористый, но ровно до того времени, как наталкивается на упрямца или хама. Ей-богу, ему в моторе отказать и денег не вернуть, даже в суд не подаст – затаит обиду, купит другой двигатель. Или за границу уедет.