Страница 29 из 60
Акустик потерял контакт с «Окунем». Перед нападением на большую цель нужно набрать меж своими кораблями удаление больше мили. Торпедировать нашу лодку или, не дай бог, столкнуться – глупее смерти на море нет. Второму экипажу сложнее. Они выйдет на прямую торпедного залпа, когда на эсминцах уже всполошатся от разбоя «Мако».
Подправив курс, капитан с сожалением приказал опустить перископ. На таком волнении он то накрывается с головой, то обнажается чуть не до рубочного мостика. Начинается игра вслепую, на слух.
– Носовые, товсь!
Сжатый до двухсот атмосфер воздух готовится выплюнуть торпеды в их первый и последний поход. С легким гулом открываются торпедные аппараты, принимая забортную воду. В эти минуты лодка и ее экипаж подобны тигру, завидевшему жертву – цель все ближе, когти выпущены, стальные мышцы напряжены перед прыжком. Как и хищная кошка, экипаж стремится к тишине. Короткие приказы звучат шепотом, механизмы работают почти беззвучно, лишь тихо гудят электромоторы.
– Поднять перископ! – через несколько секунд новая команда Дудкина. – Опустить перископ! Право руля!
Командир рискует высунуть стальное щупальце с призматическим глазом на считаные мгновенья, стараясь не дать шанса обнаружить себя до выстрела. Наконец, услышав доклад акустика, что винты эсминцев сместились вправо, а прямо по курсу и левее слышны транспорты, он задерживает перископ чуть дольше и отдает самый долгожданный приказ:
– Первый, пуск! Второй, пуск! Убрать перископ! Срочное погружение на девяносто футов! Отбой торпедной атаки!
Субмарина опускает нос вперед и ныряет на глубину, где ее пытается удержать и уравнять на горизонтали боцман. Закрываются люки торпедных аппаратов во избежание повреждений от давления воды. Две неиспользованные торпеды ждут своего часа, а в недра двух опустевших труб, продутых сжатым воздухом, со стеллажей срочно опускаются две новые смертоносные сигары.
Капитан, не сводя глаз с секундомера, замер в ожидании взрыва… И с этого мига события пошли совсем не так, как описано в наставлениях Морского кадетского корпуса.
– Торпеда по левому борту, идет на нас, вашбродь! – непозволительно громко доложил акустик.
– Полный вперед, погружение на сто двадцать, – тотчас отреагировал капитан, рискуя ударить корабль о каменистое дно.
Скоро шум торпедных винтов стал слышен безо всяких слуховых устройств, мелькнул над рубкой и исчез. Через пару минут справа вдалеке раздался взрыв.
– Всплытие на перископную! Вы что-нибудь поняли, мичман?
– Только то, что мы промазали, а «Окунь» – нет. Однако в толк взять не могу – кто в нас стрелял?
– Боюсь, мы сами. Бывает, контакт на гироскопе замкнется, торпеда не прямо летит, а начинает круг нарезать. Глубину тоже не держит, потому я приказал нырнуть.
С оптимизмом, присущим юности, старпом с надеждой спросил:
– Может, на втором каком круге она в транспорт попала?
– Не думаю, далеко слишком. Или «Окунь» выстрелил, или в «Окуня».
Тем временем «Мако» вырвалась на поверхность, чуть показав рубку из волн, и успокоилась под самой поверхностью.
– Средний вперед, поднять перископ. Глядите, мичман, на последнюю парочку успеваем, как на именины. Лево руля, носовые, товсь!
А буквально через десять секунд после пуска торпед акустик забил тревогу – быстро приближаются винты миноносца.
– Малый вперед, погружение на девяносто футов. Будем надеяться, господа, что японца сюда случайно занесло. Наш залп они никак засечь не могли.
Парогазовая торпеда, хоть и движется в саженях двух под водой, оставляет заметный пузырчатый след. Но рассмотреть его на таком волнении можно разве что чудом.
Истекали секунды. Акустик снял прибор, чтобы не оглушило. И действительно, грохнуло знатно. Сто двадцать фунтов пироксилина, пущенные внутри стальной сигары с расстояния в три кабельтовых, изрядно тряхнули воду. С злой ухмылкой Дудкин представил, что сейчас ощутил на эсминце коллега нашего слухача, если в секунду взрыва он внимательно слушал море. Теперь уползающую на глубину «Мако» он точно не засечет.
Эхо глубинных бомб приложилось по корпусу, но по-божески. Ни место, ни глубину на эсминце не угадали. За полчаса на тихом двухузловом ходе субмарина незаметно отдалилась на милю и всплыла под перископ.
Последний транспорт улепетывал на восток, к порту. На месте атаки лежит на борту подранок, которому, скорее всего, добивающий выстрел не понадобится. Эсминец, выбросив достаточное количество бомб, чтобы рапортовать о потоплении подлодки, двинулся к транспорту, явно намереваясь кого-то подобрать на борт. Суровая правда жизни: на сухогрузах количество спасательных средств рассчитано на экипаж, десанту надлежит искупаться в зимнем Желтом море.
– Есть старая истина, господа. Нельзя оказывать помощь людям с торпедированного судна, иначе сам попадешь под удар. Предлагаю напомнить это нашим японским гостям. Средний вперед! Опустить перископ.
В последний момент вахтенные на эсминце заметили торпедный след, потому что в место погружения «Мако» снаряды ударили с изумительной точностью. Но боевой корабль с места быстро не стронуть и с пути пузырькового пунктира не убрать. Лодку дважды тряхнуло от фугасов, затем докатился гром торпедного попадания.
– Осмотреться в отсеках! Доложить о повреждениях.
Лопнуло несколько электролампочек да обнаружилась мелкая течь в кормовом отсеке – мелочи.
– Будем искушать судьбу? Две цели за один поход! – У мичмана натурально светились глаза в полумраке центрального поста.
– Конечно. В носу восемь торпед. Что, в Порт-Артур их везти? Средний вперед!
И «Мако» на четырех узлах двинулась за конвоем. Понятно, что под водой транспорты не догнать. Всплыв и дав полный ход на тринклерах и электромоторах, субмарина разгонится узлов до семнадцати. Но есть куда более спокойные способы самоубийства, чем гонки в присутствии эсминцев. Поэтому главная надежда на рогатый подарок, оставленный «Скатом». Тогда конвой окажется в ловушке. Впереди мины, сзади подлодка, экипаж которой не растерял охотничий запал.
Через час акустик доложил об удаленном взрыве прямо по курсу, затем минут через сорок о винтах эсминца.
– Малый вперед. Поднять перископ!
– Рискуем, Василий Федотович.
– Не трусьте, мичман. Темнеет. Не верю, что у них на вахте особо глазастый Финист Ясный Сокол.
В перекрестии прицела, поминутно захлестываемом волнами, показался крейсер с дифферентом на корму и явно потерявший ход. Миноносец двигался навстречу.
– Убрать перископ. Погружение на сто футов. Малый вперед.
– Пропустим его над собой, ваше благородие, потом добьем крейсера?
– Отставить. Пока на борту транспортов войска, они ценнее броненосца. Унесем ноги – навестим крейсер.
– Миноносец приближается! – воскликнул акустик. Можно сказать, крикнул. Только под водой кричат очень тихо. Даже под глубинными бомбами поминают лихо вполголоса, и не потому что враг услышит, – привычка.
– Стоп, машина! Тишина в отсеках! Боцман, следи за глубиной.
Черная лодка безмолвно скользит в темной воде, погашая и без того малую скорость. Боцман, управляющий с центрального поста рулями глубины, сейчас главная фигура. В движении корабль слушается рулей, потеряв ход, начинает погружаться или всплывать. Лучше медленно лечь на дно, благо здесь неглубоко. Очень тонкий маневр. Субмарина в момент касания грунта не должна иметь хода, иначе ей грозит удар о камни, останки затонувших судов или еще какие донные сюрпризы. Ежели она погружается слишком быстро, можно выдавить часть воды из уравнительной систерны. Но бурление – это тоже звук, а японские акустики не спят. Наконец известны случаи, когда лодка со дна не могла всплыть, продув емкости. У маленьких старых субмарин был сбрасываемый балласт, у восьмисоттонного крейсера подобных устройств не бывает.
Примерно такие мысли проносились у офицеров и унтеров в центральном посту, когда звуки винтов миноносца пробились через толщу воды безо всякого акустического прибора, нависли над рубкой и скрылись за кормой. Командир сдавил секундомер, ожидая самого скверного звука после прохода надводного корабля – канонады от рвущихся глубинных бомб. Пронесло.