Страница 106 из 223
Районные штабы киевской Красной гвардии, революционные части, все заводы и фабрики города предупреждены: три круга самолета, две красные ракеты — сигнал к восстанию!..
Три круга сделано — и сразу затрещали пулеметы в авиапарке, с башен «Арсенала», из амбразур Саперного замка.
Восстание в Киеве — за власть Советов — началось.
А биплан летел прямо на юг, и солдат Федор Королевич перевесился через борт, оглядываясь назад. Дуло ракетницы еще дымилось: он выпустил две красные — к бою! Два красных бенгальских огонька, ясно видимых на сером облачном пологе небосвода, тихо плыли по ветру к Днепру.
Пилот Егоров оглянулся — сквозь стекла очков блестела его глаза. По губам Егорова Королевич понял, что он поет и что именно поет. И тогда Королевич тоже запел. Летчики любят петь, перемогая голосом гул мотора.
Они пели:
Это будет последний и решительный бой…
Позади Боярка, Васильков, Фастов. Слева Сквира, впереди Винница. В Виннице должна быть Евгения Бош с революционным гвардейским корпусом. Скорее на помощь восставшему Киеву! На помощь нескольким тысячам пролетариев и солдат — против тьмы–тьмущей верных Временному правительству хорошо вымуштрованных войск контрреволюции!
Войска Центральной рады держались неопределенно, не обнаруживая своей позиции, однако и не объявляя нейтралитета.
Враг? Или, быть может, союзник?
С Интернационалом воспрянет род людской…
2
Против Третьего авиапарка залегли юнкера Николаевского училища, сводный полк казачьего съезда и польские легионеры.
Когда с валов бастиона ударило два десятка авиапарковских пулеметов, польские легионеры замахали белыми платками над своими окопчиками по холмам и косогорам вдоль Наводницкого шоссе.
— Без крви! — кричали легионеры. — Без крви! Покуй! Згода!
С командного пункта позади них орали в мегафон:
— До бою! Роспочаць огьен! Паль!
Но жолнеры кричали!
— Мильчемы огнем! Покуй! Без крви! — и размахивали белыми носовыми платками — на уровне груди, чтоб сзади не было видно.
Целый месяц, чуть не ежедневно, в казармы польского легиона, приходил побеседовать, а то и организовать митинг руководитель польской секции Киевского большевистского комитета арсеналец Ипполит Фиалек. Он призывал легионеров не верить Временному правительству и быть готовыми к восстанию против своей и мировой буржуазии. Несколько дней тому назад Фиалек выехал в Петроград — делегатом украинских пролетариев на Всероссийский съезд Советов, но слова большевика–интернационалиста не пропали даром. Легион не восстал по призыву ревкома, но не принимать участия и в бою против восставших — в этом был волен каждый жолнер легиона.
На худой конец ведь можно было, лежа на украинской земле, по команде «паль! ” пускать свою польскую пулю просто в украинское небо.
До бойниц бастионов авиапарка — через широкий овраг — голоса жолнеров не долетали, но мельканье белых платков вместо вспышек огня различалось оттуда хорошо. И авиапарковцы сразу перенесли огонь всех пулеметов под стены военного училища, где засели юнкера и казаки.
Юнкера и казаки поднялись и пошли в атаку. Они лежали с западной стороны, а имели намерение зайти с юга и с севера — на восток, чтобы взять авиапарк в кольцо и отрезать от «Арсенала».
Пулеметы авиапарковцев сразу скосили первую цепь, и юнкера с казаками залегли вновь.
Пулеметный огонь прижал их к земле свинцовым потолком.
Спускались ранние осенние сумерки.
3
Напротив «Арсенала» на юг и запад тянулись Мариинский парк и Кловские яры. Тут стояли юнкера, донцы и два офицерских батальона «ударников смерти». С востока и севера арсенальский двор защищали высокие стены и каменные здания заводских корпусов. Кроме того, за Никольской улицей, над кручами Днепра дислоцировались понтонеры и телеграфный батальон — революционные части, также поднявшие красное знамя восстания. По Московской улице и через ипподром арсенальцы держали связь с авиапарком. И хотя в самом «Арсенале» на ту пору было едва три сотни винтовок, несколько пулеметов и две пушки, он имел тыл. А иметь тыл в бою — это шанс бой выиграть.
Юнкера повели наступление из Мариинского парка, «ударники» — от дворца генерал–губернатора, донцы — с Кловского спуска.
А рабочие, получив по пять патронов на винтовку, топтались под стенами цехов: выстрелить из винтовки каждый из них еще сумел бы, но как занять оборону — они не знали.
Иванов, только что пробравшийся из авиапарка, разместил сотню красногвардейцев у окон корпусов, у бойниц в стенах, а пулеметы — на башнях. Пулеметы с башен, винтовки из окон да из–за стен встретили наступающих юнкеров, донцов и «ударников» экономным огнем. Юнкера, донцы и «ударники» поливали свинцом обильно, не жалел патронов. Патронов у них было до черта — все пороховые погреба, весь огневой запас Юго–Западного фронта…
К Иванову вдруг подошел командир внутренней охраны «Арсенала» от Центральной рады, богдановский сотник.
— Послушайте, хлопцы, — обратился он ко всем сразу, — это вы всерьез или так — побаловаться?
Иванов смерил старшину в синем жупане с красным шлыком на серой смушковой шапке настороженным взглядом. Патруль казаков богдановской сотни прошлой ночью пропустил Иванова, Затонского и Горовица, когда они шли в авиапарк. Пропустил в «Арсенал» и Данилу с Харитоном, несмотря на то, что те были с винтовками: «Наша хата, с краю», — сказали они. Но ведь там было только двое казаков, а тут полсотни, и сотника их Иванов видел впервые.
— Почему это вас так интересует, пане–товарищ?
— А потому это меня интересует, — отвечал сотник, — что, во–первых, воюете вы как будто для баловства: ну где ж это видано, чтоб не выдвинуть вперед заслон первой линии? А во–вторых, чтоб вы знали, мои хлопцы так говорят: не для того мы украинизировались, чтоб нам на горб уселся свой, украинский, пан. Есть у меня еще и третья причина. Примите во внимание, что сам я член партии украинских социалистов–революционеров, понятное дело, — левых… Словом, черт подери, дипломатией заниматься некогда, — слышите, как палят, видите, из парка и оврагов уже и в атаку пошли? Можем стать под вашу команду, если вы, товарищ, здесь главный…
Иванов почувствовал, как в груди у него похолодело: правда или маневр?
Но решать надо было сразу. Иванов сказал:
— Ладно! Согласны ли вы, товарищ, разбить свою полусотню и каждого вашего казака подбросить к десятку наших бойцов?
Сотник взглянул Иванову в лицо, хитро прищурился:
— Опасаетесь, что, оставшись боевой единицей, ударим не с вами, а против вас?
— Да, — отвечал Иванов, выдержав его взгляд и тоже глядя гайдамацкому старшине прямо в глаза, — перед боем разве доверишься вот так вдруг? Доверие придет в бою…
Сотник улыбнулся, и улыбка у него была не то лукавая, не то просто понимающая и одобрительная:
— Правильно!.. А если что… так ваших десяток легко накроют мешком одного нашего? Не так ли? — Он еще шире улыбнулся и протянул руку. — Согласен, товарищ! Ведь — бой… Значковый! — сразу же скомандовал он. — Казаков разбить по одному на десяток рабочих. Занять оборону согласно приказу. — Потом он еще раз подмигнул Иванову: — Верно действуете, товарищ. Сказать по правде, я уже не первый день раздумываю: не перейти ли и мне в партию большевиков…
Рабочие десятки — каждый с казаком–богдановцем — занимали позиции за кучами угля, загромождавшими заводской двор вдоль «задней линии», в полусотне метров от зданий.
— Бить залпами по команде, но прицельно, — приказал Иванов. — Каждый выбирает себе игрушку по вкусу, — ишь сколько их сразу поперло!
Юнкера и донцы с «ударниками» уже пересекли Александровскую улицу и цепями двигались от дома генерал–губернатора и от Кловских яров.
С башен затрещали пулеметы, из цехов, из–за угольных завалов впереди гремели залпы. Выстрелили и обе пушки: два снаряда оставались еще в запасе. Угол губернаторского дворца словно брызнул дымом и огнем, словно зашатался на мгновение и — рухнул.