Схватка с Оборотнем

Сотрудники переглянулись, и один из них вынул из кармана клинышек рыжеватого войлока. Он приложил его к фотографии Дорохова, словно приклеил Дорохову бородку.

— Похож?

Старуха всмотрелась.

— Энтот?

Дворник тоже поглядел.

— Навроде родича нашего напоминает, — сказала старуха. — Как, Николай?

— И я вполне согласный, — затараторил дворник, — как нонешний жилец Алексей Василич Быков, только поважнее. А так очень даже похож.

— А сейчас он дома? — спросил полковник.

— Вернулся, тунеядец, — в сердцах ответила родственница Озеровой, — готовьте ему теперь бифштексы… И беспременно, чтоб из говядины, свинину он, вишь, есть не может. Куда какой барин!

— Вы, Павла Семеновна, помогите нам, пожалуйста, в одном деле.

— Что за дело такое? — строго спросила старуха. — В хорошем деле я завсегда рада помочь.

— Если явится к вам один из этих товарищей, — полковник указал ей на капитана Маликова и капитана Шурдукова, — вы на пороге не держите, хорошо?

— Это как на пороге? — не понимала старуха.

— Ну, сразу ведите в комнаты, не задерживайте их.

— Если свои, знакомые, то что ж держать…

Дворника и старуху, поблагодарив, отпустили.

План операции на следующий день был простой. Маликов и Шурдуков вместе с сотрудниками наблюдения являются к Озеровой и берут Оборотня. Задача сотрудников наблюдения держать квартиру под неослабным надзором. Шурдуков и Маликов должны были обдумать все детали своего поведения в момент появления в квартире. Оба сотрудника имели немалый опыт работы в КГБ. Полковник был уверен в этих людях, поэтому и назначил их на операцию.

На следующий день рано утром оба сотрудника появились во дворе многоэтажного дома. В одном из подъездов к ним подошел высокий человек в комбинезоне грузчика и сообщил, что в квартире Озеровой все в порядке: Оборотень не выходил из дома.

Оба сотрудника быстро поднялись на третий этаж и позвонили. Дверь медленно открылась. И они увидели небольшую сухонькую старушку с заплаканным лицом. Маликов, который должен был первым войти в комнату, встревожился.

— Что случилось? — спросил он у хозяйки.

Мимо них проскользнул старший сотрудник, за ним остальные. Но Маликов все смотрел на ошеломленную вторжением чужих старую женщину, предчувствие безошибочно предсказывало ему: неудача!

— Марианна Сергеевна, с вами что-то случилось?

— Случи-лось, — вдруг, как ребенок, сморщила лицо старушка и расплакалась, — конечно, случилось… А кто вы такие?

— Где Быков? — спросил Маликов.

— А вы кто? Вы с ним заодно? Я сейчас в милицию побегу!

Маликов показал хозяйке свое удостоверение.

— Мы разыскиваем Быкова. Где он?

Старушка зарыдала.

В это время из комнаты появилась суровая родственница Озеровой.

— Что ж, матушка, воду-то лить. Энтим людям и надо жалиться, больше кому же.

— Тетя Павла, не надо! — взмолилась сквозь слезы Озерова, но та уже объясняла Маликову:

— Как поговорила я с вами, так и подумала: дурной он человек, Быков этот. Стала за ним присматривать. Да не усмотрела. Ворюга он! Самый что ни на есть мошенник! Мы его, как родного, приняли, а он-то, срамник, обокрал да и сбежал! Каторга по нем плачет, вот что!

Вскоре выяснилось следующее. Вчера утром Быков отправился на прогулку. Он каждый день уходил по утрам гулять, и в этом ничего особенного не было. Но он не вернулся ни к обеду, ни вечером. Женщины заволновались: Быков был аккуратен и редко уходил из дома больше чем на час. Они не знали, что и думать. Собирались уже обратиться в милицию. А утром Марианна Сергеевна не обнаружила своих немногочисленных драгоценностей и нескольких сот рублей, хранившихся у нее в бельевом шкафу, в кошельке.

Сотрудники принялись выяснять обстоятельства.

Сначала Озерова только плакала и на вопросы не отвечала.

— Позор!.. — вздыхала она. — Как я посмотрю в глаза Соне, она же не поверит!..

— Ничего, — сказал Маликов, — поверит, он ее больше ранил. Так что вы, Марианна Сергеевна, рассказывайте все.

Озерова прекратила плакать и задумалась.

— Вы из КГБ? Значит, это серьезное дело? Так кто же он, этот Алексей Васильевич? Может, здесь и Соня ни при чем?

— Софья Васильевна виновата только в том, что когда-то при этом проходимце назвала ваш адрес, — пояснил Шурдуков, — а память у него феноменальная. Вот он и явился сюда. Как он вам представился?

— Быков. Он сказал, что муж Сони. Это правда?

— Быкова в ее мужьях не числится.

— То есть как?

— Так. Муж ее носит другую фамилию.

— Значит, это просто обманщик? Как же он разыскал меня, откуда узнал, что я дружу с Соней?

— Мы потом вам все объясним. Скажите, на какую фамилию вы писали Софье Васильевне?

— На девичью. И все письма доходили.

— Теперь ясно. А вы давно с ней переписываетесь?

— Лет двенадцать. Мы работали вместе, когда еще был жив мой муж.

— Видались за это время?

— Нет. Не удалось. У нее, знаете, всегда дела. Да и я здесь занялась общественной работой, так что остались одни письма.

— Вы переписывались регулярно?

— Были паузы. Но как только чувствуем, что затягивается молчание, сразу же шлем друг другу письма. Она хотя и значительно моложе, но очень близка была мне. Ее письма всегда помогали мне. Соня такая сильная, стойкая…

— А что она писала вам о муже?

— О муже она только сначала писала. Что крупный работник, экономист, что очень его любит… А вот фамилию его она не написала… Вдруг он приходит: «Здравствуйте, Быков» — и протягивает мне письмо от Сони.

— Оно у вас есть?

— Да, кажется, есть.

Озерова ушла в спальню. Вернулась она без письма.

— Не нашла, — сообщила она, смущенно разведя руками.

— Скажите, Марианна Сергеевна, а здесь Быков письма от жены получал?

— Нет. Но мы думали, что он получает на почтовом отделении. Он, знаете, какой-то был очень разный. Умел быть внимательным и любезным, а потом уйдет в себя, и его оттуда не докличешься… Ах, кто бы мог подумать! Алексей, Алексей!..

— Большое спасибо вам, Марианна Сергеевна, — поблагодарили сотрудники и, простившись, ушли, взяв обещание с Озеровой и ее родственницы, что в случае встречи с Быковым они немедленно сообщат.

На следующий день в Крайске полковник вызвал Миронова и Луганова.

— Операция в Калуге не удалась, — сообщил Скворецкий. — Сотрудники проглядели Оборотня. Они сейчас разбираются в подробностях. А наше дело — установить все, что можно, о Тане.

Сразу же после этого сообщения Миронов позвонил лейтенанту Мехошину и попросил его срочно привезти инженера Семичева.

Вскоре Мехошин ввел в кабинет Миронова Семичева.

Семичев был очень встревожен.

— В чем дело, товарищ? — спросил он. — Почему меня срывают с работы и везут сюда?

— Вы не волнуйтесь, — успокоил его Миронов, — садитесь. Надо кое-что уточнить… Помните, вы говорили о той женщине, что приезжала к Дорохову?

— О Тане?

— Да.

— Но я же все вам сказал!

— Постарайтесь получше припомнить. Во-первых, что бы вы сказали о ее внешности. Только поподробнее.

— Так, — потер лоб Семичев, — попробую. Выше среднего роста, почти с него. Белокурая… высокая прическа. Красивая. Черты лица правильные. Лоб невысокий, нос маленький… Хотя нет, нос с небольшой горбинкой. Глаза… не помню.

— Как вы думаете, она врач или медсестра?

— Врач. Кажется, врач. Интеллигентная женщина.

— А характер?

— Ну, я, конечно, не мог о ней составить представление. Сдержанная, чрезвычайно сдержанная, говорила мало.

— Сколько ей лет, по-вашему?

— Около тридцати.

— Больше или меньше?

— Скорее тридцать.

Миронов позвонил к дежурному.

— Пришел ли Савостин?

— Ждет, товарищ майор.

— Пришлите ко мне.

Вошел Савостин:

— Здравствуйте! Опять я понадобился?

— Мы тут пытаемся выяснить кое-что о той знакомой Дорохова, которую, помните, он возил на вашей машине?