Страница 47 из 53
— Придется. Так больше не может продолжаться.
— Но здесь же я.
— Ты очень хороший, но зачем ты здесь?
— Потому что я хочу тут быть.
— На самом деле не хочешь. Кто-то должен быть добрым, и обычно это самый слабый человек или тот, у кого самое мягкое сердце. Таким оказался ты. Но мне надо бы быть в… в дурдоме.
Было ужасно видеть, как ясно она все понимает. Как бы продолжая комментарий, Мадж прибавила:
— Там, где я могу издавать неприличные звуки.
— Вы можете это делать и дома.
— Будет вонять.
— Никто не против.
— Я против, — фыркнула она. Чашка кофе еще была у нее в руке, когда настроение Мадж резко сменилось. Ее опять охватил приступ волнения. — Так, куда мне поставить это?
— На блюдце.
— Да? — Она застыла с трагическим выражением лица, как будто онисобирались наказать ее, если она поставит чашку куда-нибудь не туда.
— Ставьте куда хотите.
— Но где она должна быть? — Ее глаза стали наполняться слезами. Сначала она опустила чашку на блюдце, потом опять резким движением схватила ее. — Или я должна поставить ее на пол?
— Если хотите.
— «Хотите» — это не правильно. Куда я должнапоставить ее?
— На блюдце.
— Ты уверен?
— Да.
Она стукнула чашкой о блюдце и пролила кофе. Из глаз ее хлынули слезы.
— Какая я безрукая! Вечно у меня все валится, — простонала она.
Бартл подошел и попытался обнять ее, но она не могла успокоиться. Вновь победили они. Ониее поймали. Потянув носом, он понял, что она опять забыла попроситься в туалет. Он помог ей встать, довел до уборной, преодолевая тошноту, снял белье, помыл ее, поменял памперсы. Безрадостное, прямо скажем, занятие.
— Тебе, должно быть, очень противно, — бормотала она.
— Совсем нет. Итак, куда бы вам хотелось?
— О, не спрашивай меня! — сердито сказала она. — Где я должна быть?
— Вы могли бы вернуться в большую комнату. Или вы хотите немного полежать?
— А мне нужно лежать?
— Можно, если вы хотите.
— Думаю, что, возможно, мне следует лежать.
— Тогда давайте пойдем в спальню.
— Или поразмяться? По коридору погулять, что ли?
В дверь позвонили.
— Это Ричелдис, — сказала Мадж.
Бартл надеялся, что это не она. Он чувствовал себя не в своей тарелке. Под действием алкоголя он вел себя как дурак. На исповеди ему сказали, что случившееся едва ли может считаться грехом: два одиноких человека обнимали друг друга час-другой. Но не предательство Ричелдис по отношению к мужу не давало ему покоя. Он мучился от отвращения к себе — потому что предал Стефани, свою романтическую мечту.
— Я открою, — сказала Мадж.
— А стоит ли?
— Может, и нет.
— Открывайте, если хотите.
Звонок снова настойчиво зазвенел.
— О, почему она сама не может войти? — спросила Мадж.
Бартл открыл дверь и увидел Стефани.
Сначала он не поверил своим глазам. Она не ответила на его письмо, написанное после тягостного визита ее дяди. Она носила под сердцем чужого ребенка. Она бросила его. Но вот она опять здесь, и пламя ее прекрасных волос обрамляет бледное лицо. Она была в куртке, в коричневых вельветовых брюках и черных ботинках на высоком каблуке.
— Я боялась, что не застану тебя, — сказала она, нервно улыбаясь.
— Входи.
— Ричелдис, ты опоздала! — выкрикнула Мадж из комнаты.
— Это миссис Круден, — сказал Бартл.
Стефани взглянула на женскую фигуру, появившуюся за спиной Бартла. Все его попытки причесать Мадж не увенчались успехом, и теперь хаос немытых локонов на макушке делал ее похожей на ведьму и придавал слегка устрашающий вид. В сером, заплаканном, одутловатом лице ни кровинки. На трясущихся губах налипли крошки печенья, на цветастом халате — следы яичницы.
— Рада познакомиться, — сказала Стефани, протягивая руку.
Мадж осторожно пожала ее и грустно улыбнулась. Потом сделала книксен.
— Очень приятно.
— Стефани — мой старый добрый друг, Мадж.
— Вы просто добрые друзья. Понимаю, дорогой мой мальчик.
— Она жила неподалеку от моего прихода.
— Милочка, вы слышали о Джоне Бетжемене?
— Боюсь, что нет.
— Вот он был, знаете ли, настоящий христианин.
— Я не слишком образцовая прихожанка.
— Все такие, думаю, — сказала Мадж. — А я кто, Эрик? Твой попутчик, так ты меня назовешь?
— Очень хороший, — сказал Бартл заунывным голосом.
Он закрыл входную дверь и провел Стефани в гостиную. Появление гостьи заставило его вновь увидеть, какой тут беспорядок. В который раз он упрекнул себя за то, что родился таким неряхой. У него была отвратительная привычка носить вещи из одной комнаты в другую и забывать, зачем он их принес. Куча грязных рубашек валялась на стуле у пианино. Что делает на телевизоре открытая банка «овалтина»? [68]
— Я подумала, загляну просто посмотреть, как вы тут, — сказала Стефани.
— Неплохо. Правда, Мадж?
— Очень, очень плохо, — сказала Мадж. — Мне частенько хочется издавать неприличные звуки. И я все делаю не так. Иногда чувствуешь себя буридановой ослицей. Не могу даже решить, стоит ложиться или нет. Знаете, как бывает, когда люди говорят одно, а делают другое?
— Может, вы все-таки приляжете? — предложила Стефани. — А мы с Бартлом принесем вам обед.
— Очень мило с вашей стороны.
— Вас проводить?
— Не думаю, что мне положено лежать в постели.
— Пойдемте.
Мягко, но уверенно Стефани взяла Мадж за руку и повела по ступенькам.
— Сейчас мне важно встать на ту ногу, на которую нужно, иначе все пойдет не так.
— У вас есть несчастливая нога?
— Я никогда не могу запомнить, с какой ноги надо начинать. Отсюда и все неприятности.
— Вот так, потихоньку.
Бартл решил, что Стефани справится без него. Это было так похоже на нее — мгновенно приспособиться к довольно безумной обстановке. Пока дамы были наверху, он занялся уборкой. Схватил со стула рубашки и затолкал их под крышку пианино. Переложил кипу старых газет со стола на подоконник и потом обратно на стол. Он все еще стоял, сжимая банку с «овалтином» в руке (куда же подевалась крышка?), когда девушка вернулась.
— Бедняжка, — вздохнула она.
— Теперь ты это видишь. — Он взмахнул банкой. Под словом «это» он подразумевал всю ситуацию, и она поняла.
— Я скучала по тебе, — сказала она застенчиво.
— И я.
— Я хочу извиниться за дядю Ленни. Не надо было ему приходить. Когда он сказал, что был здесь, я пришла в ужас. И то, что он…
— Ты получила мое письмо?
— Нет. Еще нет.
— Я там все написал. Странно… Я отправил его в тот вечер, когда приходил твой дядя.
— Не знаю, что ему взбрело в голову! Дядя Ленни с ума сошел, наверное. — Стефани посмотрела на него несчастными глазами. — Обвинять тебя в том, что ты отец!.. Бартл, прости, пожалуйста.
— Тебе не за что извиняться.
Потом он сказал: «Какой же тут ужасный беспорядок!» и сел в кресло Мадж, почувствовав, что под ним треснуло ее блюдце.
— Я виновата перед тобой, — сказала она. — Очень виновата. Я не люблю отца моего ребенка. — Она подошла, присела на подлокотник и погладила его руку. — Это мне нужно плакать.
— Хочешь, вместе поплачем?
— Бартл, я хочу тебе рассказать. Ты позволишь мне?
Он собирался ответить, но тут они увидели, что вернулась Мадж.
— Ну, мне положено лежать или нет? — спросила она. — Как обычно, я все сделала не так.
Стефани осталась на целый день. Она помогла Бартлу приготовить обед из рыбных пирожков, консервированных помидоров, хлеба, масла и банки персиков. После того как все они поели, Мадж захрапела в кресле, а Стефани с Бартлом принялись мыть посуду. И опять ее оказалась целая гора: сковородки, на которых когда-то жарили колбаски, тарелки, к которым, как бородавки, присохли остатки еды.
68
Шоколадно-молочный диетический растворимый напиток.