Москва тюремная

Для Паши, как, впрочем, и для всех поселковых пацанов, рассказы Мурзы звучали откровением Заратустры. Нехитрое бытие посельчан замыкалось на единственном очаге культуры — кинотеатре с трофейными фильмами, на пивных да портерных. И все, что окружало смрадное пространство, сдавленное в дворики покосившимися прокопченными бараками, выглядело другой планетой: полной неожиданностей и потому враждебной. А стало быть, все обитатели этой планеты были потенциальными врагами...

Уже много позже, незадолго до смерти, авторитетнейший законник Цируль, вспоминая Мурзу с его героическими блатными рассказами, понимал: это был обыкновенная «шестерка», наверняка присвоивший чужие подвиги — в повествованиях о собственных геройствах Мурза лишь самоутверждался перед желторотыми пацанами.

Но скольким подросткам блатные легенды запали в душу! В том числе и ему, Павлу Захарову...

Первая кража под предводительством Мурзы прошла успешно — пацаны «подняли» несколько «углов» на толкучке. Затем последовала еще одна, также удачная, затем — еще... Неожиданно Паша открыл в себе таланты карманного вора, и вскоре его сомнительная слава распространилась куда дальше родного «шанхая». Ладони у Паши были узкие, пальцы тонкие и длинные, как у скрипача. Ежедневные тренировки доводили ловкость рук до немыслимых пределов. Сверстники, раскрыв рты, с завистью следили, что умел вытворять со своими руками даровитый «щипач» — куда там Эмилю Кио!

Обычно Паша шустрил по карманам на рынках, вокзалах и похоронах — то есть там, где собиралось немало людей. У него всегда водились деньги, и старые воры, иногда навещавшие «шанхай», относились к коллеге как к равному.

Милиция по достоинству оценила редкие способности подростка, и уже в семнадцать лет Павел получил свой первый срок, год исправработ. Общение с уркаганами окончательно отшлифовало мировоззрение молодого человека, и когда в 1958 году

авторитетные паханы предложили ему тянуть срок за чужое убийство, Захаров, окончательно проникшийся блатными законами, согласился без колебаний.

А срок ему, как повторнику, накрутили немалый — «две пятилеточки». Именно столько по тем временам стоила сто вторая, «мокрая» статья.

Подвижничество Паши было принято по заслугам, и в том же 1958 году его «короновали» на законного вора. Вором он и просидел свой срок в нижнетагильском лагере. Захаров, уже ставший к тому времени Цирулем, не слишком тяготился собственным положением — он был в авторитете. Правда, авторитет честного и справедливого жулика приходилось отстаивать едва ли не каждый день: прокладывать новые «дороги» на волю, ревностно следить за соблюдением арестантских обычаев и традиций, бороться с беспределом — и ментовским, и в арестантской среде...

Естественно, оперчасть нижнетагильской зоны не оставляла молодого пахана без внимания. Захаров быстро стал завсегдатаем карцеров и ШИЗО. Над головой молодого пахана засиял нимб несгибаемого борца за справедливость.

В конце семидесятых Цируль сменил профессию карманника на более перспективную — руководителя бригады мошенников. Пальцы «щипача» потеряли былую гибкость, реакция притупилась, а работать «на прополь», когда кошелек жертвы сразу же после кражи передается подельнику, было ниже его достоинства. К тому же в 1974 году у Захарова, женившегося вторично, родилась дочь, а прибавление в семье требовало немалых затрат, которые былое ремесло не приносило. Так у магазинов «Березка» и банков Внешпосылторга появились предупредительные молодые люди с быстрыми, точными взглядами и плавными, расчетливыми движениями. Ребята эти тусовались у «точек» постоянно, предлагая всем и каждому продавать свои инвалютные рубли по необычайно высокому курсу. Лохов, желающих заработать на выгодном обмене, находилось немало: моряки торгфлота, совслужащие, работающие за рубежом, и офицеры из Группы советских войск в Германии. Арсенал мошеннических приемов молодых менял был невелик, но зато отточен до виртуозного блеска: или «заламывание» пачки чеков, или рублевые «куклы». Паша Цируль, постоянно следивший за производственным процессом, по несколько раз в день появлялся на «точках» — и для контроля, и для возможной подстраховки: уже в то время у него на крючке сидело немало сотрудников столичной милиции.

Однако даже купленные менты не уберегли Захарова от нового срока: в 1979 году, в преддверии московской Олимпиады, его и еще двух воров, выходцев из Грузии, взяли на обыкновенной квартирной краже. Во время обыска у Паши Цируля обнаружили ржавый пистолет времен Великой Отечественной войны и наркотики — и осужденный на пять лет законник отправился тянуть очередной срок.

Захаров честно отмотал «пятеру» от звонка до звонка и, освободившись в июне 1985 года, вернулся в Москву в ореоле «правильного», «босяцкого» вора.

В то время столицу было не узнать. Новые свободы, обещанные перестройкой, демократизацией и гласностью, кружили головы, пьянили, как молодое вино, и даже самые закоренелые скептики поверили в скорые перемены. В разговорной речи появились непонятные слова: «брокер», «маклер», «биржа» «кооператив» и «рэкет», и Цируль, привыкший за свою лагерную жизнь к старой фене, долгое время не мог въехать в новую.

Обстановка выглядела непривычно новой, а потому непонятной. На какой-то миг опытный вор даже растерялся, что бывало с ним крайне редко. Иногда он даже ловил себя на мысли, что чувствует себя первоходом, впервые переступившим порог «хаты».

Как жить дальше, что делать, найдется ли ему место под голубым небом свободы?

Однако ответить на эти вопросы он смог, но не сразу.

Впрочем, вскоре все разрешилось. Лидеры столичного криминалитета, памятуя о заслугах и высоком ранге Цируля, сильно «подогрели» законника. Лавэ не транжирилось понапрасну: Захаров довольно быстро развернулся, вкладывая средства в подпольный водочный бизнес.

Вскоре столицу захлестнула волна наездов на бизнес-структуры. Модное в то время заграничное словцо «рэкетир» сменилось родным, угрюмым, но до боли знакомым: «бандит». Цируль, вовремя почувствовавший веяния времени, деятельно помогал «подниматься» первым московским ОПГ — «долгопе», то есть долгопрудненской, «орешкам», то есть ореховской, «пушкам», проходившим в эмвэдэшных разработках, как пушкинско-ивантеевская. (С последними уважаемого вора связывали совместные проекты по продаже в России колумбийского кокаина.) Но особое предпочтение он отдавал коптевской братве, лидер которой, Боря Ястреб, был его закадычным другом. Москвой и Подмосковьем дело не ограничивалось. География интересов расширялась, и уже к началу девяностых Паша приобрел стойкий авторитет в Казани. С подачи Захарова «казанцы» обосновались в небольшом провинциальном Волжске, что в Марий Эл, где вскоре прописался и сам Цируль (к Волжску у него было особое отношение — это был родной город его последней жены Розы). Местные коммерсанты буквально молились на пахана — мол, когда он приезжал в Марий Эл, бандитский беспредел сразу же пресекался.

А жизнь не стояла на месте — понятие «криминал» размывалось юридически, и порой даже самые опытные юристы терялись в объяснениях, что это такое.

Начало девяностых ознаменовалось новым веянием — так называемыми «финансовыми пирамидами». Ежедневно газеты и телевидение вворачивали в мозги населения слова «МММ», «Тибет» и «Хопер-инвест»; Леня Голубков стал национальным героем, побив популярность Штирлица и Василия Ивановича с Петькой, вместе взятых. Лохи послушно и с радостью понесли свои сбережения в приемные пункты. Расчетливый Цируль сразу же понял, что может сулить «фармазонство», то есть мошенничество, раскрученное через «ящик». Он не зарывался слишком высоко — по слухам, за многими «пирамидами» стояли влиятельные кремлевские чиновники. Цирулю было достаточно сравнительно небольшой, но уже раскрученной фирмы «ВиКо», владевшей автосалонами «Мерседес» и привлекавшей деньги населения. Уже позже выяснилось, что ее владелец, Виктор Коваль, тесно связанный с Цирулем, присвоил 29 миллиардов рублей...