Дорога затмения

Челси Куинн Ярбро

«Дорога затмения»

Посвящается Джоан Хитциг, рискнувшей сделать ставку на благородного вампира

ПРЕДИСЛОВИЕ

Этот роман целиком и полностью вымышлен, хотя он опирается на действительные исторические события. Нет никакой связи между любым из его персонажей и реальными личностями, как ныне живущими, так и умершими.

Китай XIII века имел в обращении не менее сотни различных календарных систем. Мне, чтобы соблюсти хронологию, пришлось воспользоваться современной китайской системой датирования и идти от нее к событиям давних лет в обратном порядке. С Индией в этой связи также возникли определенные затруднения, ибо при существовавшем там в ту пору едином календаре каждая провинция все равно считала года по-своему.

В китайских армиях VII–VIII веков женщины-полководцы встречались достаточно часто, однако ко временам, описываемым в романе, эта традиция фактически исчезает. И все-таки автор для занимательности счел возможным ввести в канву своего замысла некий анахронизм, надеясь, что читатели простят ему это, равно как и некоторые другие неточности, уже своевольно вкравшиеся в повествование.

В 1211 году от Рождества Христова монгольский властитель Тэмучжин вторгся в Китай и три года спустя завоевал Пекин. Взяв дополнительное имя Чингис, он провозгласил себя ханом. Его внук, Кублай-хан, стал императором огромного государства, основав новую — Юаньскую — династию его повелителей.

Наша история начинается весной 1216 года в Ло-Янге — главном опорном центре атакуемого государства. Второй такой, равный первому по значению, центр находился в Кай-Фенге. Это обстоятельство практически разрывало на части бюрократический управленческий аппарат Китая, лишая страну возможности серьезно сопротивляться вражескому вторжению.

Однако Китай, хотя монгольское владычество к 1218 году распространилось до Персии, агонизировал долее четверти века. Запад же тех времен пребывал в хаотическом состоянии. Английский король Джон умер, задолжав Папе и Франции. Испания оставалась мавританской на юге и христианской (вестготской) на севере. В 1215 году там было основано монашеское доминиканское братство, что положило начало шестисотлетнему инквизиторскому засилью. Возникали и другие крупные религиозные сообщества, такие, например, как ордена францисканцев и кармелитов. В Брюсселе, Реймсе, Амьене и Солсбери были воздвигнуты кафедральные католические соборы. По меньшей мере треть армий Европы двинулась в Крестовый поход и сконцентрировалась на Ближнем Востоке, легко сломив сопротивление султаната Египта. Во Франции началось повальное преследование еретиков-катаров (или альбигойцев). Оно длилось почти столетие, утверждая господство католической церкви.

Революционная трехпольная система земледелия взломала уклад жизни Запада, на смену римским традициям приходило Средневековье. Черная смерть еще не затронула европейцев, однако людей ежегодно косили оспа, холера, сыпной тиф и постоянное недоедание. Средняя продолжительность жизни европейского земледельца или ремесленника составляла примерно 32–34 года, дворянин-воин, если не погибал в бою, мог протянуть на десяток лет дольше. Женщины, не посвятившие себя церкви, как правило, выходили замуж в 13 лет, успевали родить примерно восемь детей и годам к 27 умирали. Деторождение и сопутствующие этому акту недуги обрывали их жизни, не отдавая какого-то предпочтения ни дворянкам, ни простолюдинкам.

В Китае же земледельцы и ремесленники обыкновенно жили лет до 44, военная знать, ученые и чиновники умирали где-то к 60 годам. Хотя деторождение тоже не проходило для китаянок без осложнений, многие простолюдинки успевали отпраздновать собственное сорокалетие, а представительницы высшего класса зачастую переживали своих мужей.

Образование в Индии Делийского султаната породило до сих пор не утихший конфликт между мусульманами и индуистами. Большая часть этого субконтинента была в те времена разделена на ряд мелких княжеств (вымышленным примером тому в романе является княжество Натха Сурьяратас), хотя там существовали и более обширные территориальные единицы, чьи сюзерены могли постоять за себя. В религиозном отношении Китай, Тибет и Индия исповедовали различные версии буддизма, хотя к правлению далай-ламы в XV веке пришел лишь Тибет. Имелись в Азии также и небольшие общины, исповедовавшие несторианское и томистическое христианство, но их сношения с западными ответвлениями того же толка постепенно ослабевали.

Священная Римская империя, созданная в Европе, уже затмевала грекоговорящую Византию, которая на словах все еще признавала свою общность с Западом (правда, более по военным, нежели по культурным соображениям), однако византийцы, считавшие себя римлянами по сути, перерождались на деле в азиатов особого склада.

Европейцам же вообще такие города, как Пекин или Москва, казались в те времена чем-то мифическим, хотя какие-то связи между Западом и Востоком все-таки существовали (со II века до н. э.) и торговля с Китаем Европой велась.

Несмотря на то, что эта история начинается за полвека до путешествий Марко Поло, многие его наблюдения оказались для меня чрезвычайно полезными. Индийскую тему повествования весьма поддержали работы известных персидских ученых, а также описание китайским алхимиком Чанг-Чуном собственного путешествия в Индию, передающее некий противоположный общепринятому взгляд на эту страну, вдвойне ценный тем, что он принадлежит современнику событий романа, представляемого автором на читательский суд.

ЧАСТЬ 1

Тьен Чи-Ю

Донос некоего Фенг Куо-Ма высокому трибуналу Ло-Янга.

Лодочный праздник Дракона, год Крысы, тринадцатый год шестьдесят пятого цикла.

Высокие судьи!

Вашему смиренному слуге, находящемуся в обучении у инородца, зовущегося Ши Же-Мэном, было поручено выяснить все, что возможно, о личности своего учителя, представив копию наблюдений в Кай-Фенг.

Вышеупомянутый инородец однажды заметил, что его нынешнее прозвание очень созвучно с именем, которое он носил у себя на родине; впрочем, там у него имелось и второе прозвище — Ра-Го-Шки, варварское по звучанию и бессмысленное по сути. Ши Же-Мэн — дело другое. Это имя ласкает слух и поддается истолкованию. «Ши» указывает на приобщенность своего носителя к неким магическим тайнам (хотя ваш смиренный слуга смеет заверить высокий суд, что учитель никогда не заявлял об этом открыто), «Же» говорит о его мужественности, а «Мэн» намекает на западное происхождение чужестранца. Высокие судьи, несомненно, извещены о том, что этот Ши Же-Мэн предпочитает носить только черные одеяния, иногда оживляемые красным и серебром, что придает ему вид изящный и притом никак не выходящий за рамки приличий. Владея секретами алхимического искусства, он никогда не рядится ни в желтое, ни в золотое, что было бы, разумеется, верхом бесстыдства. Его облик всегда скромен, а поведение более чем тактично.

Но вот откуда он родом — недостойный кандидат Фенг не в состоянии ничего сообщить. Учитель иногда говорит, что его родина находится где-то на западе, однако это ясно и так. О том непреложно свидетельствуют и форма его глаз, и светлый цвет кожи, и даже произношение, весьма, впрочем, приличное, но несколько напоминающее речь черных священников, в год Лошади появившихся в наших краях.

Вы спрашиваете, какова вероятность участия Ши Же-Мэна в беспорядках, затеянных презренным монгольским вождем Тэмучжином, временно, несомненно лишь временно, захватившим Пекин? Ничтожный Фенг имеет честь сообщить, что учителю доводилось посещать монгольский Каракорум, хотя из его описания этого города становится ясно, что был он там довольно давно. Ши Же-Мэн никогда не заявлял во всеуслышание, что восхищается Тэмучжином или грабительской войной, развязанной против нас злобными северянами.

Кандидат Фенг почтительно напоминает высоким судьям, что находится в обучении у инородца уже более четырех лет, но его взаимоотношения с учителем остаются в границах вежливой сдержанности, хотя подчас ему кажется, что одиночество, каким веет от Ши Же-Мэна, далеко превосходит одиночество человека, вынужденного проживать на чужбине. Очевидно, Ши Же-Мэн как-то справляется с этим чувством, ибо никогда не выражал желания вступить в более тесные отношения ни с недостойным Фенгом, ни с кем-либо из остальных своих учеников.

Что же касается сути исследований Ши Же-Мэна, ваш смиренный слуга пока еще недостаточно подготовлен, чтобы считать себя вправе судить о них, однако он просит вас снизойти к его заключениям с учетом их заведомо низкого качества. Ши Же-Мэн проявляет себя великим искусником в любой алхимической области, далеко превосходя всех нам известных ученых. Его разум отличается проницательностью и остротой. Он не слишком увлекается получением опасных веществ, предпочитая возне с горючими порошками опыты по превращению обычных веществ в золото и драгоценные камни. Кроме того, вежливым настоянием гарнизонных властей ему вменено в обязанность изыскивать твердые сплавы для брони и оружия. То, что уже получено, одобрено высокопоставленным капитаном Лао Ган-Ти и легко пробивает слоновью и крокодилову кожу. Капитан недавно имел с инородцем беседу, и хотя ваш смиренный слуга при том не присутствовал, все же он может сделать предположение, о чем там шла речь. Недостойный Фенг выражает уверенность, что капитан Лао Ган-Ти поинтересовался, нет ли способа придать многослойным лукам еще большую упругость и мощность. Учитель ответил, что ему известен один древний секрет изготовления таких дальнобойных луков и что он готов озаботиться поисками подходящих материалов.

Что касается его личных пристрастий, то кандидат Фенг вынужден заявить, что совсем не похвально ученику вторгаться в частную жизнь учителя. Однако о кое-каких своих наблюдениях он охотно готов сообщить. Инородец проживает за старыми городскими стенами на просторной огороженной территории, одной стороной своей обращенной к таоистскому храму. Доверенного слугу своего, Ро-Гера, он вывез с запада, родовое же имя этого малого никому не известно. Помимо того, Ши Же-Мэн держит большой штат прислуги, с которой, по слухам, весьма хорошо обращается. Он имеет и трех наложниц, проживающих в отдельном крыле его дома. Говорят, они очень красивы, хотя ваш смиренный слуга может отметить, что чужие наложницы для людской молвы всегда таковы. Учитель живет на широкую ногу и частенько устраивает изысканные приемы, приглашая к себе наиболее уважаемых чиновников и ученых. Замечено, что в его поведении имеются странности, но необычности разного рода свойственны любым чужеземцам. Пожалуй, к наибольшей из его странностей следует отнести то, что он никогда не ест со своими гостями. Это в каком-то смысле кандидату Фенгу кажется удивительным, о чем он почтительно и докладывает высокому трибуналу.

В определенных кругах, о которых, несомненно, известно высоким судьям, ходят упорные слухи, будто бы в действительности Ши Же-Мэн — таоистский монах, посредством всяческих заклинаний преобразивший себя в ученого, дабы внести сумятицу в университетскую жизнь. Несмотря на то что учитель и впрямь чрезвычайно сведущ в алхимии — основном занятии достойных порицания таоистов, он твердо предан принципам Канга Фу-Цзы, [1]полностью признает преимущества правильной жизни, личной честности и почитает родство.

Ваш смиренный, хотя и недостойный ни о чем справедливо судить слуга, убежден, что в бою он предпочел бы любому другому соратнику именно Ши Же-Мэна и что лучшего наставника для него лично нельзя и желать. Наихудшим в своем учителе ему видится тяга к работе с грубыми веществами; скорее, его можно обвинить в излишнем рвении к знаниям, чем в каких-то таоистских пристрастиях.

1

Конфуций (551–479 гг. до н. э.) — древнекитайский мыслитель.