Колдовская вода

Наверно, тетя Наташа в этот момент сильно пожалела, что почти за сорок лет жизни так и не научилась водить машину. Ведь муж и сын машину водят — так зачем еще и ей. А вот и понадобилось…

Петька подумал, что тетя Наташа растеряется. Во всяком случае, его мама наверняка растерялась бы в такой ситуации, да и папа, наверно, тоже. Хотя в Москве у них ничего похожего быть не могло. Позвонили бы в «Скорую», и та, рано или поздно, но все-таки приезжает. А здесь-то телефона нет! Вот задача!

Но Зайцев ошибся. Тетя Наташа выскочила из дома и побежала куда-то вдоль улицы. Вернулась она минут через пятнадцать — Петька все это время просидел в кухне, не решаясь зайти в комнату из-за змеи.

Тетя Наташа вернулась не одна, а с дедушкой Матвеичем, который жил через три или четыре дома от Зайцевых на той же стороне улицы. Вообще-то он изредка заходил в гости, но Петька с ним мало общался. Этому Матвеичу было под восемьдесят, и его даже Петькина бабушка называла «дядей Колей». Обычно Николай Матвеич ходил с палочкой и очень медленно — может, чуть-чуть побыстрее, чем бабка Трясучка. Но сейчас он вполне поспевал за тетей Наташей. Только медали на пиджаке брякали.

— Сапоги-то снимать? — нерешительно прокряхтел дед на крыльце. — Чисто у вас больно…

— Да неважно, дедушка Коля, ничего страшного! — отмахнулась тетя Наташа. — Вы мне только помогите ее до машины довести да до райцентра доехать…

— Довезем, не сомневайся! — уверенно сказал Матвеич. — И чего это с ней стряслось? Такая молодая еще да здоровая. Я ж ее совсем девчонкой помню, не старше Петьки вашего. Она с какого года?

— С сорок пятого, — ответила тетя Наташа, торопливо доставая из шкафа бабушкину одежду.

— А Петьке сколько?

— Двенадцать уже.

— Правильно! — Матвеич улыбнулся щербатым ртом, где еще штук десять зубов оставалось. — Точно! Родилась она, стало быть, в сорок пятом, когда я на фронте против Гитлера воевал. А потом меня в Маньчжурию отправили. Там аж лет пять послужить пришлось. После меня еще на восстановление хозяйства послали. Как раз и вернулся в пятьдесят восьмом…

Матвеич любил про свою жизнь вспоминать. Но только на этот раз слушать его некогда было.

— Возьми-ка ключ от гаража, деда Коля, — перебила его тетя Наташа. — И от «Нивы» там же, на связке. Ты хоть сможешь машиной управлять? Не запамятовал?

— Мастерство, Наташка, не пропьешь! — заявил дед. — Как в войну за баранку посадили, так всю жизнь за ней и просидел.

— Короче, выгоняй «Ниву», а потом приходи сюда, поможешь бабушку отвести.

Как видно, Матвеич и впрямь не разучился машину заводить. Он выкатил «Ниву» из гаража, оставил с работающим мотором на улице, а потом вернулся в дом, и они с тетей Наташей, которая успела надеть на спящую бабушку халат, куртку и сапоги, кое-как не то вывели, не то вынесли ее из избы. Посадили в «Ниву» на заднее сиденье, тетя Наташа уселась рядом, и Матвеич благополучно выкатил за ворота. А Петька остался совсем один.

Глава XIV

НЕ УСПЕЛ…

И на сей раз, кажется, можно было ничего особо не бояться. На улице солнышко светило, время не позднее. Конечно, неприятно, что по комнате змея ползает, но ведь туда можно и не заходить. Опять же, за бабушку как-то поспокойнее стало — надо надеяться, дед Николай благополучно отвезет ее в больницу, а там врачи разберутся, что с ней такое. Может, ей тоже в больнице полежать придется, но там дядя Федя недалеко. Тетя Наташа и ему какие-то гостинцы с собой забрала — кормят там, в больнице, не очень хорошо. А к вечеру тетя Наташа приедет, потому что ей свое хозяйство нельзя без присмотра оставлять. Может, и змея уползет отсюда к этому времени. Чего ей тут в доме делать? Ей ведь тоже кушать чего-то надо. В комнате-то ничего съестного нет. Да и в кухне тоже — по крайней мере, для змеи. Мышей из комнаты, даже из подпола кошка выгнала. Лягушек и жаб Петька в доме тоже не видел. Во дворе, правда, около дровяного сарая несколько раз попадались, но то ведь во дворе. Значит, скорее всего змея уползет. Только для этого надо двери из комнаты в кухню и из кухни в сени оставить приоткрытыми. Так Петька и сделал, а сам вышел во двор, отошел от крыльца подальше, спрятался за пустую железную бочку из-под бензина, которая около гаража стояла, и присел на чурбачок, время от времени поглядывая на крыльцо — не выползает ли змея?

Просидел он так довольно долго, но змея все не показывалась. А чем дольше тянулось время, тем больше Петьку одолевали всякие мрачные мысли. И про Лену, и про Игоря, и про бабушку Настю, и про дядю Федю. Потом он и насчет тети Наташи с Матвеичем начал беспокоиться. Кто его знает, насколько старик с «Нивой» сумеет справиться? Ведь у него никогда своей машины не было. А вдруг завязнет или, того хуже, перевернется где-нибудь? Тут ведь такие дороги — жуть. Правда, движение небольшое, так что столкнуться со встречной машиной ему вряд ли удастся, но все-таки…

Но все-таки Зайцев куда больше переживал за Игоря и Лену. Правда, насчет Игоря кое-какая надежда оставалась. Все-таки он мог и не окропить чужую гадюку живой водой, и вообще мог в самый последний момент не пойти в лес, а отправиться, например, с друзьями на рыбалку. Удочку и другие снасти ему кто-нибудь всегда одолжит. Конечно, не очень это похоже на Игоря — развлекаться, когда сестра неизвестно куда пропала, но с другой стороны, уезжая, он ведь не знал, что дома приключится. Думал небось, что и с отцом, и с бабушкой все в порядке. В конце концов, он вовсе не обязан был верить тому, что младший братец нафантазировал. Правда, мотоцикл его у Иры во дворе остался… Но все-таки могло получиться и так, что Игорь решил к ним туда пешком добираться или на попутке. Петька, конечно, понимал, что все это он придумывает себе в утешение, а на самом деле стряслась беда. Только думать об этом не хотелось.

Еще хуже выглядела история с Леной. Как ни пытался Петька себя убедить в том, что бабка Трясучка ему просто приснилась и на самом деле Лену не заколдовывала, ничего у него не получалось. Он на сто процентов верил, что змея, которая ползает сейчас в комнате под бабушкиным диваном, — это Лена. Но ведь ее теперь не расколдуешь! Если Лена окончательно превратилась в змею, ей теперь ничем не поможешь. С ободком она или без ободка — змея, и все! Будет теперь жить, как все змеи живут, — питаться мышами, лягушками и ящерицами, птичьими яйцами, наконец. А осенью, подчиняясь инстинкту, заползет в нору и проспит до весны. Может, она уже сейчас не помнит, что была когда-то человеком, ходила в школу, училась в седьмом классе и так далее. И что у нее были мама, папа и бабушка, родной старший брат и младший двоюродный. Говорить-то она уж точно разучилась — только шипит. И запросто укусить может, как укусила дядю Федю. Если б ее тетя Наташа своим топотом не спугнула, она бы и Петьку кусануть могла… Нет, теперь уж точно можно считать, что Лена пропала навсегда!

Но Петьке вдруг подумалось: а с чего это змеюка, которая, как он помнил, оставалась в Мертвой деревне — именно там он ее наяву видел, сперва под елками, а потом в корзинке! — поползла за десять километров в деревню? Ведь для змеи такое путешествие — целый супермарафон! К тому же — небезопасный. Что ее могло в деревне привлечь до такой степени, что она людей не побоялась? Уж никак не голод. В лесу пока еще не зима, даже не осень, полно пищи для гадюки. В поле могла бы сползать, на мышей-полевок поохотиться. В дровяник, где жабы попадаются, — это еще понятно. Но в комнату-то ей зачем? И еще додуматься надо было — вползти на антенный кабель, через него пролезть в форточку, спуститься на подоконник, перелезть на машинку «Зингер», а оттуда на пол! Конечно, в комнате были бабушка и Петька, то есть существа, излучающие тепло, на которое змея реагирует своим биологическим термолокатором, но змея-то вряд ли не понимала, что съесть их она не сможет. Да и вообще, хотя змеи в школах не обучаются, у них в генах записано, что с людьми опасно иметь дело.