Страница 16 из 64
В начале апреля 1869 года адмирал Попов собрал авторов подводных проектов и рассказал о неприятной новости. Казна намерена оплачивать броненосные корабли типа английского «Крейсера», канонерки и плавающие крепости. На три параллельных и, по чести говоря, опытовых прожектов — денег нет. Генерал-адмирал постановил к первому июня провести сравнительные испытания. Далее комиссия Морского министерства решит: отдать ли предпочтение одной из потаенных лодок или прекратить расходы. Герн с Бергом сочли сие решение справедливым, а Александровский приуныл. В соперничестве он снова вложил свои деньги в лодку, влез в долги, полузаброшенная фотостудия особого дохода не приносила. Вдобавок шестеро из его экипажа запросились на «Щуку». Взяли троих.
Весь апрель маленькая команда субмарины погружалась на сжатом воздухе, вместо гальванических элементов катались чугунные чушки. В рубке хозяйничал капитан Рейнс, время от времени его место занимал старпом. Александр стоял за штурвалом, помогал в машинном или управлял носовыми рулями. В относительно спокойные периоды брал карандаш и заполнял каллиграфическим почерком толстую тетрадь. В ней постепенно собирался из отдельных мыслей Устав подводной службы. Если в первых выходах капитан кричал: «Том, прибавь оборотов» или «Джон, равняй носовые», ныне требовалось расписать единые команды, как на надводных боевых кораблях.
Военную форму надо менять. Маленькая фуражка — «нахимовка» — и то неудобна, в отсеках непременно ею цепляешься и только успевай подхватывать. С босой головой тоже не дело — макушка задевает о механизмы и вечно в царапинах. На мостике потребен резинный плащ-штормовка.
В начале мая, пользуясь хорошей погодой, Берг задумал большой поход на полную дальность с несколькими погружениями. «Щука» за четырнадцать часов преодолела восемьдесят пять миль и добралась своим ходом до Гохланда, где стала на якорь на виду небольшого форта, расстрелянного англичанами в Крымскую войну и заново отстроенного. Подводники выбрались наружу. Над стенами крепости блеснула оптика: кто-то рассматривал непривычное суденышко в трубу. Джон вытащил сигнальные флажки. Через полчаса к «Щуке» подошел баркас. Командир гарнизона, немолодой тучный подполковник, неловко перелез на скользкую палубу, с любопытством глянул в люк, но от предложения спуститься отказался.
Оставив охранять лодку мичмана Михаила Ланского, одного из «молодых», то есть недавно перешедших на «Щуку» офицеров от Александровского, Берг и остальные с комфортом переночевали в фортеции. Здесь нашлась пара офицеров, которые помнили прежнюю войну. Естественно, вспоминали ее, расспрашивали про баталии меж Севером и Югом, сравнивали. Артиллерийский капитан Емельянов, для которого служба на Гохланде стала и взлетом, и концом карьеры, вздыхал:
— Так что минами лишь Кронштадт и Маркизова лужа были закрыты, да-с. Под нашими стенами англичане ходили яко на параде с салютацией. Эх, вашу «Щуку» или хоть американскую ручную лодку бы сюда. Одну мину им под брюхо, враз бы спесь слетела. Столько наших полегло, упокой, Господь, их души.
Капитан перевел пьяноватый взгляд на Тома и вдруг проникся подозрениями:
— У англичан арапы в командах были, да-с. Чай, ваша негра в русских палила?
— Никак невозможно, — вступился за механика Берг. — Когда война кончилась, Тому шестнадцать стукнуло.
— Ну-ну. Гляди у меня.
Капитан Емельянов не один такой. После драки кулаками не машут, а жаль. Так хотелось в отместку накостылять обидчикам.
Наутро привередливая балтийская погода испортилась. Переждать ненастье не получится: у острова сплошь скалы, сорвет с якоря — быть беде. Любой моряк знает, лучше штормовать в открытом море.
Баркас с трудом притерся к борту «Щуки». Пока перебрались на палубу и влезли в рубочный люк, все пятеро оказались мокрыми с головы до пят. Весельная лодка отвалила. Пока Том разводил пары, Берг приглядывал за ней. Раз за разом гребцы пропадали из виду, укрытые от взора водяными холмами.
— До Гельсингфорса шестьдесят миль. Том, выдержит машина на шести узлах десять часов подряд?
— Уверен, сэр.
Вмешался Ланской.
— При всем уважении, подход к Гельсингфорсу усеян скалами и мелями. Укрыться от шторма там возможно лишь при изрядном опыте и знании фарватера. Я заходил туда трижды, но в такую погоду повторить не возьмусь.
— Что посоветуете? Возвращаться к Котлину? Далеко для штормовой погоды.
Трое бывалых балтийских моряков переглянулись.
— Ветер западный, — снова заговорил мичман. — Миль тридцать к востоку есть бухта на острове Лавенсари. Там безопаснее.
Берг повернулся к Джону.
— Ваше решение, капитан Рейнс?
— О'кей, я доверяюсь совету опытного. Мичман, вы есть за штурмана. Прокладывайте курс.
Через час свежая погода превратилась в настоящую бурю. Джон сидел на мостике, обвязавшись страховочным концом. Гохланд давно скрылся из виду, вокруг только бурлящее море.
Никому из команды не приходилось видеть шторм, находясь столь низко. Любая волна выше трех ярдов заливала мостик, заставляя цепляться за леерное ограждение, десятки ведер воды обрушивались в люк, не давая скучать трюмной помпе. Вдобавок «Щуку» немилосердно кидало на волнах. Через полчаса Джон не выдержал, задраил люк и приник к перископу.
— Что вы там видите, капитан? — спросил Берг.
— Ни хрена. Волны и брызги. Запотевает. Господин лейтенант, давайте наполнить главный балласт.
— Тогда перископ опустится еще на ярд-полтора.
— Парусник увижу, пароход услышим. Мы сами есть хорошо заметны.
Над водой на мачте реял Андреевский флаг.
— Главное, не пропусти маяк на Лавенсари.
— До него больше трех часов, господин лейтенант, — отозвался Ланской.
Теперь над водой показывалась только рубка. Должно быть, со стороны феерическое зрелище: синий Андреевский крест плывет над штормовой Балтикой, а под ним, кроме волн, ничего не видно.
В «Щуке» сразу стало приятнее. Качка заметно уменьшилась, особенно бортовая. Вообще маленький полупогруженный кораблик болтает куда меньше, чем тот же «Хаусатоник». Лишь когда самые крупные волны накрывали воздушную трубу, заставляя срабатывать отсечной клапан, нагнетатель машины на несколько секунд создавал неприятнейшее разрежение. В ушах стреляло, что вместе с качкой делало отсеки «Щуки» не самым приятным местом на свете. Вдобавок несколько часов полуподводного хода при восьмидесяти процентах максимального давления в котле здорово подняли температуру. В машинном было больше сорока пяти градусов, впереди — под тридцать пять.
Мичман показал Бергу карту.
— Я проложил курс не к северной оконечности, а южнее. Так мы убрались с главного судового хода. Увидим остров — примем влево. Здесь, до Нарвской стенки, глубины не меньше шестидесяти футов. Воздуха хватает, предлагаю нырнуть на полчаса.
Опасные морские глубины показались раем. Качка стихла. Слой воды отрезал от шторма. В полумраке лампадок подводники развернули запасы еды и подкрепились. После болтанки есть не хочется. Но скоро всплывать, там тем более будет не до питания.
Минут через сорок Том доложил:
— Газ в баллонах кончается, скорость падает. Нужно всплывать, а то заново разводить пары, не имея хода, — опасно.
Как только в лодку полился влажный наружный воздух, механик запустил топку. Вновь в цилиндры вернулось давление из котла. Возобновилась качка.
Через пять с половиной часов после Гохланда Ланской забеспокоился: должна показаться земля. Чтобы ее вообще не заметить, нужно промахнуться мили на три. Он сам подобрался к перископу, потом попросил всплыть. На семи узлах и полностью продутом балласте Джон приказал поднять корпус горизонтальными рулями. Только тогда мичман смог на пределе видимости засечь маяк. Они здорово отклонились на север.
Бухта острова Лавенсари, безопасная в плане камней и мелей, если верить лоции, приняла трехмачтовую шхуну. Ветер ревел по-прежнему, но волнение здесь стихло до умеренного.
Пока «Щука» на малом ходу подбиралась к борту парусника, Берг спросил Ланского: если бы промахнулись мимо острова, что, по его мнению, следовало предпринять дальше.